Как правило, “самотек” редко показывает положительные результаты. Не секрет, что самыми активными участниками конкурсов становятся графоманы. Они всегда знают, что нынче в тренде. Главный жанр спектакля для детей – сказка, которая быстро сказывается, без особых интеллектуальных и художественных затрат. Большинство пьес кажется написанными много лет назад и демонстрирует неумелое подражание старым образцам – советским мультикам, шедеврам Евгения Шварца. Немалую часть составляют елочные сценарии, где содержание практически отсутствует. Названия красноречивы: “Старый новый Дед Мороз”, “Снегурочка a la russe”, “Новогодний Ёла”. Сюжеты заменены песенками и сценками-скетчами, они ведут к счастливому финалу, в котором зрители привыч-но хором закричат “Елочка, зажгись!”.

Сочинения удручают убогим языком, сдобренным современным сленгом. Среднестатистический графоман резко понизил культурный уровень. И дело не в пуританском неприятии эвфемизмов вроде “фигни”. На мой взгляд, возникшие в последнее время и попавшие в пьесы “вкусняшки”, “печальки” и “крутяки” режут ухо сильнее, чем грубости. Пьесы кажутся необязательной свалкой словесного мусора. Вот пример диалога из драматургического опуса № 121 – “Как Витя был Дедом Морозом”:

– Герка, хочешь спасти мир?

– Не… Я хочу попасть шайбой в ворота.

Создается впечатление, что авторы не имеют представления о психологии современного ребенка или подростка, они равнодушны к запросам и вызовам сегодняшнего дня.

Однако экспертам все же удалось найти некоторое количество добротных произведений, составивших лонг-лист. Когда же пришла пора выбирать финалистов, выяснилось, что три из шести анонимных пьес, составивших первый шорт-лист (в окончательном варианте их осталось четыре) принадлежат перу драматурга Юлии Тупикиной. Она – лауреат драматургических конкурсов, в частности, таких престижных, как “Евразия” и “Любимовка”. В новом сезоне в РАМТе ожидается постановка Марины Брусникиной по трем пьесам молодых авторов, куда войдет и “Ба” Тупикиной.

 

***

Принцип анонимности, некоей лотереи стал определяющим по отношению к участникам Лаборатории. Режиссеры получили экземпляры пьес, не зная, с каким текстом им придется работать.

Рустему Фесаку выпали “Уроки литературы” Юлии Тупикиной. Не мудрствуя лукаво, он пошел по пути читки, посадив за стол с уютной лампой актрис двух поколений – Светлану Харлап и Марианну Ильину. Их чтение согревало теплотой, душев-ностью, рождая чувство комфорта. Однако сама пьеса представлялась более жесткой. “Уроки литературы” – история девочки Алисы, одинокой в собственной семье и в школе. Этот вакуум героиня заполняет с помощью воображения. Она ведет диалог с бабушкой, влюбленной в литературу. Пересказанные бабушкой сюжеты “Превращения” Франца Кафки или “Пролетая над гнездом кукушки” Кена Кизи, по мысли драматурга, должны помочь Алисе адаптироваться в непростой реальности. Сильной стороной пьесы является мистический план: бабушки уже нет на свете, и диалоги с ней имеют метафизический смысл. Прошлое семьи, как и книги, может стать поддержкой. Уроки литературы помогают Алисе узнавать в случайно встреченных людях героев классики. В старушке, похожей на Коробочку из “Мертвых душ”, увидеть судьбу Башмачкина, а в дворнике-таджике – Вождя из романа Кизи. В финальном разговоре с отцом Алиса осознает, что смерть бабушки – не только ее горе, но и горе всей семьи. Книжный опыт помогает найти выход из одиночества и ожесточения.

Александр Баркар выбрал для эскиза “Майи и Кощея” Тупикиной принципиально другой подход. Несмотря на ограниченное время, он попытался предложить свое решение пьесы, найти стиль, граничащий с абсурдом, насытив действие пластическими сценами, эксцентрикой. “Майя и Кощей” родственны “Урокам литературы”. Потеря отца не сломила главную героиню. Завязкой пьесы становится обретение Майей друга, которого называют то ли в шутку, то ли всерьез Кощеем. Майя склонна считать его персонажем сказочным, ступившим на путь исправ-ления. С помощью Кощея Майя пытается решить важную задачу – не дать мэру города вырубить лес и построить очередной ТЦ. Сказочная форма позволяет публицистическому сюжету не стать декларативным. В лесу обнаруживается… динозавр. И вот уже легендарный Спилберг спешит из Америки полюбоваться чудом.

Борьба за лес объединяет жителей района, в частности, соучеников Майи. Немаловажно, что и мама героини принимает участие в кампании, что дает ей силы превозмочь боль утраты и другими глазами увидеть свою дочь.

В пьесах Тупикиной фантазия и реальность уравнены в правах. Действительно ли Кощей – сказочный персонаж, а не маргинал, собирающий тележки у ближайшего универсама? Драматург не дает однозначного ответа. В последней сцене Майя получает возможность поговорить с Призраком отца. Это ли не подтверждение волшебного происхождения Кощея?

Взяв стремительный темп и увлекшись гэгами, режиссер “смял” экспозицию, что создало немалые трудности для дальнейшего развития сюжета. Но к середине эскиза история стала проясняться, и разговор с отцом оказался волнующим и пронзительным финалом.

“Ягина, или Первая любовь последней амазонки” Алены Чубаровой, на первый взгляд, лишена каких-то современных аналогий. Это сказка-микст, где переплелись сюжеты от античности до русского фольклора. Так, наш, отечественный, Кощей борется с Мерлином – чародеем кельтских мифов. А главная героиня соединяет в себе родную Бабу Ягу с древнегреческой Амазонкой. Некоторые литературность и многословие пьесы искупаются ее человечностью. Вечная тема любви и жертв, приносимых во имя любви, разумеется, не нова, но в пьесе есть искренность, театральные чудеса.

Режиссер Рузанна Мовсесян в своем эскизе соединила читку с игровыми сценами. Она взяла на себя не только чтение ремарок, но и роль Мерлина. Важный мотив пьесы – превращение Бабы Яги в юную красавицу Ягину (ради одной ночи любви страхолюдная волшебница готова отказаться от своих чар) театрально решается с помощью простого, но внятного приема – Ягу и Ягину играют две актрисы. В пьесе Алены Чубаровой много юмора, и зрители откликались на шутки и смешные ситуации дружным смехом.

Но чем дальше шел показ “Ягины…”, тем понятнее становилось, что материал этот решительно не подходит детскому и подростковому зрителю. Эскиз выявил очевидное: сказка адресована взрослым.

Четвертый победитель конкурса – “Волшебная рыба” Дениса Алтухова. Это попытка сконструировать фьябу в стиле Гоцци. Восточный акцент, волшебные превращения, сказочный конфликт отцов-королей и их детей делают пьесу привлекательной. К сожалению, мне не удалось увидеть последний показ режиссера Александры Ловянниковой.

Лаборатории всегда интересны своими обсуждениями. Тем более что у РАМТа существует особый актив, состоящий из педагогов, психологов, культурологов, принимающих участие в многочисленных просветительских проектах театра. Важно и то, что зрители обсуждали эскизы вместе с Алексеем Владимировичем Бородиным, режиссерами, театральными критиками. Наиболее интересными оказались разговоры вокруг пьес Юлии Тупикиной с участием драматурга.

Конечно, любая Лаборатория содержит интригу. Определится ли судьба прочитанной пьесы? Попадет ли она в репертуар театра, задержится ли в нем?

Два года назад, к юбилею Виктора Розова, проходила режиссерская Лаборатория по пьесам драматурга. Она принесла плоды: два эскиза были взяты в работу, и по прошествии времени в репертуаре РАМТа появились “Затейник” Александра Баркара и “В дороге” Михаила Егорова.

На этот раз лабораторные работы остались “пробой пера”, как для драматургов, так и для режиссеров. Что, конечно, не означает бесполезности затеи.

Идея конкурса кажется плодотворной, но нужно понять, каким образом снизить возможность попадания в его ареал откровенной халтуры, делающей работу Жюри порой мучительной.