Мы уже давно не ездим на Берлинале в качестве тележурналистов, однако привычка смотреть на красную дорожку перед Берлинале Палас как бы через монитор видеокамеры – сохранилась. И вот мы смотрим, и душа радуется: какая картинка! Киллиан Мерфи, Мэтт Деймон, Кристен Стюарт, Пол Дано, Шэрон Стоун, Стивен Фрай, Аманда Сейфрид, Изабель Юппер, Мартин Скорсезе… Изысканные наряды, блеск бриллиантов, роскошные лимузины и толпы, толпы фанатов…

Картинка на том уровне, который соответствует фестивалю, входящему в тройку лучших киносмотров мира: Берлин, Канн, Венеция. Только в отличие от майских Канн и августовской Венеции, тут, в Берлине, проход звезд по красной дорожке сопряжен с риском продрогнуть до костей: февраль в немецкой столице холоден и ветрен. Очень холоден и очень ветрен.

Есть еще одно отличие Берлинале, весьма важное. Программа (а она включает в себя не только Конкурс, но и другие разделы; в целом – более трехсот фильмов) всегда старается отражать актуальную политическую повестку. Не станем перечислять “пункты” повестки: все они есть и в разных СМИ и в социальных сетях…

Такой гремучий симбиоз звездности и политики не мог не отразиться на решениях жюри. “Золотой медведь”, главный приз фестиваля, был вручен 41-летней француженке (с сенегальскими корнями) Мати Диоп – за фильм “Дагомея”. Документальный фильм. О том, как возвращают из Парижа в Бенин артефакты, апроприированные колонизаторами в ту пору, когда эта африканская страна (тогда она называлась Дагомеей) была колонией Франции. Стоит отметить, что и в прошлом году главным призом Берлинале был награжден документальный фильм (“На Адаманте” француза Николя Филибера).

Тенденция, однако. Она, на наш взгляд, свидетельствует о том, что жюри Берлинале не столько поддерживает документальное кино, сколько отказывает в художественности игровым картинам, представленным в Конкурсе. Будем откровенны: подобная тенденциозность нам не по душе. В Конкурсе (на него, как правило, наши коллеги бурчат; впрочем, бурчат они и в Канне, и в Венеции) было немало картин, которым нельзя, как нам кажется, отказать в высоком уровне – и профессиональном, и художественном.

Вот об этих картинах мы и собираемся вам рассказать. Наши субъективные заметки не претендуют на истину в последней инстанции, они – результат поиска интересного кино. Того кино, которое трогает душу и дает пищу для размышлений. И, что немаловажно, не навевает тоску.

 

САМЫЙ СПРАВЕДЛИВЫЙ ПРИЗ ЖЮРИ

Борис БЕРМАН

Гран-при жюри “Серебряный медведь” – картине “НУЖДЫ ПУТЕШЕСТВЕННИКА” (Южная Корея), режиссер Хон Сан Су.

Маленькая картина, всего 90 минут. 90 минут моего зрительского наслаждения. На экране – Изабель Юппер. Ее героиня как бы учит французскому состоятельных корейцев. “Как бы” я написал не случайно: похоже, героине неведома ни теория, ни практика обучения иностранному языку. Она общается с корейцами на английском, мило улыбается и никогда не отказывается от макколи – белого рисового вина. Маккколи берет свое, поэтому мы часто видим, как она кемарит в парке на траве…

Мы не знаем ее имени, не знаем, как она появилась в Южной Корее, нам неизвестна ни ее профессия, ни ее прошлое. Да это и неважно. Она в два счета пленяет обаянием своих собеседников и легкой походкой (а после макколи – не совсем устойчивой) продолжает путь неизвестно куда…

Камера статична, мизансцены скупы, но в минимализме особая прелесть: он дает возможность сосредоточиться на том, как проживает свою экранную жизнь Изабель Юппер.

Поначалу (еще до первого стакана макколи) казалось, что флегматичность француженки вот-вот обернется ударом кинжала или кухонного ножа, – какую-то мрачную тайну я видел в глазах героини Юппер. А потом наступило раскрепощение, и она стала похожа на жалкую Каштанку, готовую снести все, лишь бы ее оставили в покое.

Изабель Юппер – великая актриса. Доказательства, мне кажется, уже не нужны, да и она в том возрасте (в марте ей исполнится 71), когда должно сказать правду, а не ходить кругами, нанизывая один эпитет на другой.

Великая актриса. И отважная.

Она не стесняется быть жалкой, некрасивой, не скрывает своих рук, ладоней своих… Она словно бабочка, ее руки трепещут, и не поймешь: то ли возрастной тремор, то ли рисовое вино дает о себе знать. А может, и то и другое вместе.

А может, это крылья… И она, слегка шатаясь, доходит до края кадра. Нет, она не взлетает. Но мне кажется, что взлетает, просто нам не показали.

Как Юппер добивается такой поэтической правды на экране, я не знаю. Да, честно говоря, и знать не хочу. Тут впору вспомнить Шпаликова:

“Бывают крылья у художников, / Портных и железнодорожников,/ Но лишь художники открыли, / Как прорастают эти крылья. А прорастают они так, / Из ничего, из ниоткуда. / Нет объяснения у чуда, / И я на это не мастак”.

Но если от поэзии перейти к прозе, следует сказать, что это уже третий фильм 63-летнего Хона Сан Су с участием Изабель Юппер. Если вы не видели “В другой стране” (2012) и “Камеру Клэр” (2016), непременно посмотрите. В “Нуждах путешественника” дуэт корейского режиссера и французской актрисы выходит на новый уровень мастерства, причем оба идут к вершине, не карабкаясь, не сдирая в кровь колени, – они делают свою работу, словно не напрягаясь и будто с ленцой… Такая работа дорогого стоит, она невозможна без редчайшего взаимопонимания. Режиссер знает, чем удивить, что предложить нового такой актрисе, а актриса полностью доверяет режиссеру.

Получая награду, меланхоличный Хон Сан Су тихо сказал в микрофон: “Я не знаю, что вы увидели в фильме”. Это не кокетство, Мастер имеет право на самоиронию.

А Изабель Юппер на церемонии награждения не было. В тот день она играла в Монпелье в спектакле знаменитого итальянского режиссера Ромео Кастеллуччи, у нее заглавная роль в трагедии Расина “Береника”.

Ильдар ЖАНДАРЁВ

“Серебряный медведь” – фильму “ИМПЕРИЯ” (Франция), режиссер Брюно Дюмон.

У 65-летнего Брюно Дюмона репутация режиссера странного и непредсказуемого. Спорить не возьмусь. Странный? Да. А какой настоящий талант не странен? И талант Дюмона отмечен многочисленными престижными премиями. Непредсказуемый? Конечно. Дюмон работает в самых разных жанрах: и социальная драма, и байопик, и мрачная философская притча, и комедия (не исключено, что именно этим жанром Дюмон пытается избавиться от клише “автора мрачных фантазий”).

Итак, “Империя”. Основной режиссерский арсенал здесь – убийственная ирония и весьма специфическое чувство юмора. Не так чтобы юмор был совсем черным, но витающие в розовых облаках романтики под насмешливым взглядом Дюмона точно не выживают. В “Империи” ироничной вивисекции подвергается такое культовое явление современной поп-культуры, как сага о Звездных войнах. И, уточняя жанр “Империи, я бы сказал, что на экране – пародия. Азартная и социально острая.

Всевозможные императоры, принцессы и рыцари не только бороздят просторы космоса (причем их межгалактические крейсеры представляют собой причудливое соединение ракеты и готического собора), мы их видим и в прибрежной французской рыбацкой деревушке, тут они живут среди обычных землян. Да не просто живут, а выясняют отношения в поединках на джедайских лучевых мечах и плетут интриги вокруг младенца, которому суждено решить судьбу противостояния межгалактических сил добра и зла. Предводительница сторонников добра в земном воплощении оказывается женщиной-мэром деревушки, а местный мачо, рыбак, на самом деле один из главных рыцарей тьмы. Люди, среди которых находятся инопланетные герои “Империи”, ничего необычного в них на замечают и живут по заведенным на грешной земле правилам. Такое положение дел постоянно создает комические ситуации в стиле дискуссий слепого с глухим. Например, когда полицейские требуют у почти обнаженной инопланетянки показать им удостоверение личности, та в ответ демонстрирует им свою задницу.

Знатокам и любителям творчества Дюмона мир рыбацкой деревушки знаком по его мини-сериалам “Малыш Кенкен” (2014) и “Кенкен и инопланетяне” (2018). Именно из сериалов про Кенкена в “Империю” перенесен чудаковатый комиссар, чья незабываемая мимика соединяет в себе все возможные тики мира. Комиссар пытается расследовать последствия меж-галактических разборок в виде обезглавленных трупов, но лишь бессильно разводит руками. Он смотрит по сторонам и не догадывается, что проехавшая на коренастых лошадках кавалькада деревенских мужичков на самом деле отряд рыцарей тьмы…

В мире фильма Дюмона люди живут, совершенно игнорируя то, что рядом с ними идет вселенская битва. В итоге битва заканчивается буквально ничем: за мгновение до начала сражения обе противоборствующие космические армады затягивает в себя Черная Дыра. Люди в результате остаются наедине с самими собой, а баланс добра и зла в мире не меняется. Такая вот философия. Людей, замкнутых в своем собственном мире, не изменить ничем.

Впрочем, мне кажется, что награды Дюмон удостоился не столько за свой философский месседж, сколько за эстетическую целостность и кинематографическую выверенность его воплощения. С точки зрения изящества и чистоты стиля “Империя” действительно достойна похвалы.

 

САМЫЙ НЕСПРАВЕДЛИВЫЙ ПРИЗ ЖЮРИ

Ильдар ЖАНДАРЁВ

“Серебряного медведя” за лучшую режиссуру удостоен Нельсон Карлос де Лос Сантос Ариас, фильм “ПЕПЕ” (Доминиканская Республика/Намибия/Германия/Франция).

Режиссер родом из Доминиканы снял историю про бегемота Пепе. Этого зверя и несколько его сородичей по прихоти наркобарона Эскобара привезли из Африки в Южную Америку. Сначала в зоопарк, а потом животные попали на волю. Климат оказался для них весьма благоприятным, а экосистема местных рек такова, что у бегемотов не было никаких врагов и конкурентов. Они стали жить, размножаться и – наводить ужас на местных жителей.

В фильме параллельно показаны два мира. С одной стороны, мир бегемота Пепе; в кадре он то в воде (торчат одни ноздри и уши), то на суше, а за кадром мы слышим утробный мужской голос, который от лица Пепе изрекает всякие глубокомысленные вещи. С другой стороны, мир людей. Вот пара подручных Эскобара перевозит контейнер с бегемотами, вот рыбаки, увидев в реке бегемота, поражаются его размерам, вот деревенский конкурс красоты, вот жители деревни приходят к полицейскому с требованием избавить округу от бегемотов… И еще много не сильно связанных друг с другом сценок. Вроде как антитеза гармоничного и самодостаточного мира природы и противоречивой суеты нашей цивилизации.

“Пепе” многие сравнивали с “Гундой” Виктора Косаковского, ставшей одной из сенсаций Берлинале-2020. Параллели напрашиваются сами собой: в “Пепе” главный герой бегемот, в “Гунде” – свинья. Но, если честно, сравнение не в пользу “Пепе”. И с технической точки зрения, и с художественной. В “Гунде” свинья действительно главный герой, камера следит за ее жизнью, и снято это разнообразно, изобретательно. В результате на экране объемный художественный образ. В “Пепе” (видимо, из-за скудности бюджета) бегемот снят так, будто его снимал турист на айфон, а не профессиональный оператор на профессиональную кинокамеру. Поэтому для создания образа понадобился закадровый голос, который хоть как-то (а по сути, тщетно) связывает в единое целое довольно случайные видеозарисовки. Если в “Гунде” философская глубина возникала из выразительного безмолвного изображения, то “Пепе” утомляет псевдофилософской многоголосицей, к тому же и художественно неубедительной.

Жюри, полагаю, не могло этого не видеть. Скорее всего, оценили неординарность замысла. Сюжет про перемещение существа из одного мира в другой (из Африки в Южную Америку) показался оригинальным и, главное, актуальным – в эпоху тотальной людской миграции. А раз идея понравилась, то на воплощение легко закрыли глаза.

Наградили не столько заслуженно, сколько авансом.

 

Борис БЕРМАН

“Серебряный медведь” за лучшую главную роль – Себастиану Стэну, фильм “ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК” (США), режиссер Аарон Шимберг.

С недавних пор на Берлинале нет гендерного разделения по актерским призам: нет наград за лучшую мужскую роль и лучшую женскую роль, а просто есть два “Серебряных медведя” – один за главную роль, другой за второстепенную.

Искусство – не спорт, тут нет голов, очков и секунд, тут все призы – дело вкуса, а актерские – особенно. Но наши заметки, повторяю, субъективные, поэтому позволю себе немного повозмущаться.

В берлинском Конкурсе было несколько выдающихся актерских работ (про Изабель Юппер уже сказано). Например, Киллиан Мерфи в фильме Тима Милантса “Такие мелочи” (Ирландия/Бельгия). Тут герой Мерфи, развозчик угля, наперекор равнодушию окружающих пытается спасти хоть кого-то из узниц местного монастыря, где самым жестоким образом “перевоспитывают” молодых женщин, “падших во грехе” – по мнению церкви. У Мерфи роль главная и немногословная, но он, как настоящий большой актер, наполняет ее глубоким смыслом, это история о силе сострадания. Жюри, не будучи все-таки слепым, не могло обойти вниманием картину – приза “За лучшую роль второго плана” удостоена Эмили Уотсон, сыгравшая эпизодическую роль властной и циничной настоятельницы монастыря.

Спору нет, 57-летняя Эмили Уотсон прекрасная актриса, обладательница “Оскара” за роль в фильме Ларса фон Триера “Рассекая волны”, в ее активе немало замечательных работ, но “Такие мелочи” держатся, безусловно, на уникальном таланте 47-летнего Киллиана Мерфи, без него фильм был бы совсем иным; думаю, он был бы хуже… Выскажу предположение: жюри не стало отмечать наградой работу Мерфи, потому что опасалось упреков, я бы сказал, в очевидности. Сейчас Мерфи за роль Оппенгеймера в фильме Кристофера Нолана собирает награды по всему миру и, не исключено, может получить “Оскар”. Так зачем же награждать актерского фаворита берлинского Конкурса, если он несомненный фаворит “оскаровской” гонки? Таким, думаю, был ход размышлений жюри. И что-то есть в этом глубоко провинциальное, никак не соответствующее высокому статусу Берлинале.

Вот раскинул я пасьянс и увидел: какой же богатый был выбор у жюри… Мексиканец Гаэль Гарсиа Берналь в “Другом финале” итальянца Пьера Мессины, немецкая актриса Лив Лиза Фрис (вы ее знаете по сериалу “Вавилон-Берлин”) в картине Андреаса Дрезена “С любовью, ваша Хильда”, иранская звезда Лили Фархадпур в трагикомедии “Мой любимый торт” (режиссеров этого фильма Марьям Могаддам и Бехташ Санаих власти Ирана не выпустили из страны), американка Руни Мара и мексиканец Рауль Брионес в “Кухне” мексиканского режиссера Алонсо Руиспаласиоса, немец Ларс Айдингер в “Умирании” немецкого режиссера Маттиаса Гласнера, датчане Сидсе Бабетт Кнудсен и Себастьян Булл Сарнинг в “Сыновьях” шведского режиссера Густава Мёллера (подробнее о трех последних лентах вы прочитаете дальше в нашем тексте).

Словом, у жюри был выбор. Но они сделали свой.

42-летний Себастиан Стэн, звезда марвеловских “Мстителей”, играет в “Другом человеке” актера, чья востребованность (впрочем, весьма скромная) объясняется одним лишь обстоятельством: у него необычная внешность. Причем, необычная – мягко сказано. У Эдварда (так зовут героя) генетическое заболевание – нейрофиброматоз, и первую половину фильма Стэн играет в сложнейшем пластическом гриме. Если верить тому, что мы видим на экране, жители Нью-Йорка (а Эдвард ходит посреди уличной толпы, ездит в метро и т.д.) не обращают никакого внимания на человека, чье лицо обезображено жестокой природой. Но мы-то с вами знаем о секретах монтажа, о работе с массовкой и о других киноухищрениях, поэтому позволю себе усомниться в жизненной достоверности подобных кадров. Впрочем, к черту жизненную достоверность – перед нами притча (так я понял выбранный авторами жанр). Притча о том, что главное в человеке – душа, а понятие нормальность лишь барьер на пути к душе другого.

Не бог весть какая новая мысль, но важно ведь не только про что, но и как; вот, скажем, Дэвиду Линчу в “Человеке-слоне” (где обезображенного от рождения Меррика играл Джон Хёрт) удалось создать многослойное, дышащее неразрешимыми вопросами произведение. Но режиссер Аарон Шимберг не Дэвид Линч, а Себастиан Стэн не Джон Хёрт. У создателей “Другого человека” все гораздо проще.

Эдвард соседствует с милой девушкой Ингрид (ее играет норвежская актриса Рената Реинсве, обладательница Каннского приза “За лучшую женскую роль” в фильме “Худший человек на свете”), которая пробует силы в драматургии. У них завязываются приятельские отношения, Ингрид с интересом расспрашивает Эдварда о его жизни, они ходят вместе попить кофе… Но Эдварду хочется большего, однако он видит, что большее у Ингрид с другими мужчинами. И тогда Эдвард решается на экспериментальную операцию: медики каким-то необыкновенным образом (это же притча, мы не забыли) избавляют пациента от всех наростов на лице, и тот, по сути, обретает новую внешность. Внешность Себастиана Стэна.

“Новый” Эдвард меняет имя (теперь он Гай), становится успешным предпринимателем (что-то такое с недвижимостью) и съезжает из задрипанной квартиры в роскошный лофт. Но мысль об Ингрид не дает Гаю-Эдварду покоя, он ищет встречи с ней. А когда они встречаются, герой узнает, что Ингрид написала пьесу… о ком бы, вы думали… о том самом Эдварде, с которым она прежде соседствовала. И нашла артиста, который сыграет прежнего Эдварда. Мы видим этого артиста: в роли сценического Эдварда режиссер Шимберг снял Адама Пирсона. Ему не нужно было делать пластический грим; у него реально то же заболевание, что и у экранного Эдварда (Пирсона вы могли видеть в картине Джонатана Глейзера “Побудь в моей шкуре”).

Дальше действие убыстряется, притча обретает черты и мелодрамы, и трагифарса, финишируя эпилогом, где – спустя годы – встречаются за одним столом в кафе и Гай-Эдвард, и Ингрид, и совершенно неизменившийся герой Адама Пирсона. Они с мудрой грустью смотрят друг на друга, и зритель, даже если он не понял сразу, теперь уж понимает: главное в человеке – душа.

Нельзя не понять, что двигало режиссером (он же и сценарист) при создании фильма: на пресс-конференции Аарон Шимберг рассказал, что родился с серьезной лицевой деформацией, прошел через множество пластических операций, к счастью, оказавшихся успешными… Все так, это волнующий факт жизни автора. Но, к сожалению, не всегда факт жизни становится фактом искусства. Далеко не всегда.

“Другой человек” – картина плоская, в ней нет многозначности, нет того воздуха неопределенности, без которого невозможно искусство. А демонстрация мучительных изъянов внешности подчас выглядит как самоцель, и это уже не кино, а ярмарочный балаган.

Оттого-то, наверное, актеры играют одномерно и плоско, нет в их игре ни энергии, ни полета. И претензии мои не к Себастиану Стэну, а к режиссеру, не предложившему ему того, что можно было бы сыграть.

САМЫЙ НЕДООЦЕНЕННЫЙ ФИЛЬМ

Предуведомление. В прошлом году в этом разделе мы рассказывали о фильме Селин Сон “Прошлые жизни”. Жюри Конкурса Берлинале-2023 обошло картину своим вниманием. А сейчас “Прошлые жизни” на финише борьбы за “Оскар” сразу в двух номинациях – “лучший фильм” и “лучший сценарий”.

Внимательность – залог успеха. Это, если что, мы не про себя, а про Американскую Киноакадемию.

Борис БЕРМАН

“СЫНОВЬЯ” (Дания/Швеция).

Режиссер картины – 36-летний швед Густав Мёллер. Закончил Киношколу в Копенгагене, живет и работает в Дании. Мёллер, как правило, сам пишет сценарии к собственным фильмам. Его дебютная картина “Виновный” (о сотруднике службы спасения, который пытается помочь похищенной женщине) стала событием на МКФ в Сандэнсе, получила немало наград на других фестивалях в самых разных странах; более того, так понравилась Джейку Джилленхолу, что он спродюсировал ремейк “Виновного” и сам сыграл в нем главную роль. Вот-вот, как я понимаю, закончатся съемки “Снежной слепоты”, дебюта Мёллера в Голливуде, и опять-таки с Джилленхолом в главной роли.

Почему такой интерес к шведско-датскому режиссеру в других странах и особенно в США? Мёллер снимает кино с внятной и интригующей историей, основываясь на психологии характеров и их трансформации.

История в “Сыновьях” захватывает уже с первых кадров. Они сняты в документальной манере, а в атмосфере ощущается некое напряжение таинственности. Место действия – тюрьма. Главная героиня Ева Хансен – надзирательница. Камера фиксирует, как она разносит еду по камерам, как здоровается с заключенными, знает их всех по именам. Не со всеми у нее есть контакт, но в целом обстановка весьма миролюбивая, почти семейная…

Но вскоре идиллии приходит конец. Причем по воле Евы.

Просматривая пачку досье новой партии заключенных, Ева видит фото одного из них, Миккеля Иверсена: человек с угловатым лицом и с потухшим, почти мертвым взглядом. У Иверсена (молодого, в сущности, человека) богатый тюремный опыт: один срок, другой, третий… А в этой тюрьме ему уготовано сидеть в “Центре Зеро” – в отделении строгого режима, где содержатся самые опасные заключенные. Миккеля отправляют туда за убийство, которое он совершил в другой тюрьме.

Ева просит руководство перевести ее на службу именно в “Центр Зеро”. Мы не сразу понимаем, чем вызвано такое желание, но вам я скажу. Дело в том, что у Евы был сын, Симон. Когда ему было, как я понял, лет 19, он совершил какое-то правонарушение (какое – в фильме не уточняется) и попал в тюрьму. В ту же тюрьму, где тогда отбывал свой очередной срок громила Миккель. И он убил сына Евы.

Пересказывать дальнейшее в деталях – дело неблагодарное. Тут за каждым сюжетным поворотом следует другой, внимание не ослабевает ни на миг. Поначалу Ева пользуется любым поводом, чтобы исподволь, а иногда и явно, усложнить бытование Миккеля в тюрьме. Тот не понимает, почему именно эта надзирательница так жестоко пристрастна к нему. Но когда Ева говорит ему об убийстве Симона, Миккель свирепеет, с ним случается форменная истерика – и он оказывается в штрафном изоляторе…

По сути, это фильм о мести, которой не суждено реализоваться. Потому что материнское сердце, жаждущее мести, в некий момент не то что тает, тут все гораздо сложнее и тоньше – оно, сердце это, вдруг начинает испытывать сострадание к убийце сына. Почему так происходит, у каждого свой ответ. Мне думается, что Ева, сама того не осознавая, ломает сцепку убийство-месть, поскольку видит в Миккеле (иногда она даже называет его Микки) – сына. Не своего Симона, но сына. Пусть и другой матери, но – сына. Которому та, другая мать, тоже чего-то недодала, что-то упустила… Отринув месть, праведную месть, Ева в общении с “Микки” пытается восполнить пустоту в своем сердце.

Я уже сказал о документальной манере съемки, она придает фильму ощущение едва ли не тактильной близости к героям. А актеры словно не чувствуют камеры, живут на экране, как дышат. Причем это ведь не элегия перед нами, мы наблюдаем за поистине трагической историей.

Артисты блестяще справляются с поставленной перед ними задачей.

Еву играет 55-летняя Сидсе Бабетт Кнудсен, известная датская актриса, в ее фильмографии более 60 картин разных режиссеров Европы и США (самая, быть может, популярная ее роль – в сериале “Правительство”). В “Сыновьях” актриса работает на полутонах, трагизм не выходит на первый план, он словно огонь под пеплом. И, конечно, благодаря сценарию и режиссуре мы видим, как меняется характер героини. В статике Кнудсен есть что-то античное. Незаурядная актерская работа.

Подстать Кнудсен и 28-летний Себастьян Булл Сарнинг. Начал сниматься, когда ему было 14. Он опытный артист, но такой, в разных регистрах роли, у него, мне кажется, еще не было. В “Сыновьях” Булл Сарнинг сыграл судьбу. Монстр на пути к человеку.

Если бы я был членом жюри, я бы, право, растерялся, кого из этих двух актеров отметить. Или, может, режиссера? Работа же незаурядная…

Не отметили никого. Будто и не было такого фильма на Берлинале.

Но вы уж не забудьте фильм “Сыновья”. Если он доберется до нашего проката или цифровых платформ. Интересное кино.

 

Ильдар ЖАНДАРЁВ

“КУХНЯ” (США), режиссер Алонсо Руиспаласиос.

Это четвертая картина, которую 46-летний мексиканец Руиспаласиос привозит на Берлинале. Предыдущие три уже получали тут призы разного достоинства: в 2014 году – за лучший дебют, в 2018-м – за лучший сценарий, а спустя три года – за лучший документальный фильм. Руиспаласиоса считают любимчиком Берлинале и прочили ему награду и в этом году.

Но не случилось. А жаль.

“Кухня” – картина весьма достойная, с интересным сюжетом, и снята на высоком уровне – изобретательно и оригинально. Эстетское черно-белое изображение лишь в одной сцене становится цветным. Кадр то и дело меняет свою геометрию от старого телевизионного формата три на четыре до полного широкоэкранного. Но режиссер не заигрывается с формой, она не подавляет историю, эмоциональную и даже страстную.

“Кухня” снята по мотивам пьесы английского драматурга Арнольда Уэскера, написанной в 1957 году (“Кухня” ставилась на многих сценах мира, в том числе несколько сезонов с успехом шла в московском “Сатириконе”). Уэскера причисляют к знаменитой когорте “рассерженных молодых людей”, возвысивших свой голос на рубеже 60-х годов в защиту представителей угнетенных классов.

Алонсо Руиспаласиос перенес действие из Лондона середины ХХ века в сегодняшний Нью-Йорк, но сохранил весь пафос авторского высказывания.

На экране кухня популярного ресторана, расположенного в самом туристическом месте Нью-Йорка – на Тайм-сквер. Соответственно, ресторан всегда переполнен, и на его кухне царит постоянная суета. Но там кипят и нешуточные страсти. Трудятся здесь в основном эмигранты, понаехавшие в Америку в поисках счастья из разных концов земли. Говорят на кухне сразу на всех языках и обращаются друг к другу, в основном определяя собеседника той страной, откуда он приехал. “Эй, Мексика!” – говорит один, а в ответ слышит: “Чего тебе, Гватемала?”

Есть, впрочем, здесь и американцы. Немного. Во-первых, угрюмый мясник, однажды не выдержавший иноязычной многоголосицы и вскричавший: “Говорите уже по-английски! Вы в Америке!” Во-вторых, сексапильная официантка Джулия. В этой роли голливудская звезда Руни Мара, блеснувшая в “Девушке с татуировкой дракона” и получившая приз Каннского фестиваля за роль в “Кэролл”. У Джулии роман с поваром Педро (в этой роли мексиканец Рауль Брионес). Джулия беременна, и Педро очень хочет ребенка, уговаривает Джулию уехать с ним в Мексику, начать там новую жизнь. Но у Джулии другие планы, и она делает аборт. Педро не выдерживает такого удара, впадает в истерику и устраивает на кухне скандал апокалиптического размаха, который выкатывается в зал и срывает работу всего ресторана.

Алонсо Руиспаласиос задумал снять “Кухню” тринадцать лет назад, а ранее поставил спектакль по этой пьесе. Так что путь, пройденный перед показом на Берлинале, был длинным… И результат, на мой взгляд, впечатляющий. Актуальное во все времена высказывание в защиту несправедливо униженных и

обездоленных катализировано современной мигрантской темой. Но это не дежурная публицистика. “Кухня” – исполненная страсти история. И она вызвала искреннее сопереживание зала.

 

ФИЛЬМ, НЕ ОПРАВДАВШИЙ НАДЕЖД

Борис БЕРМАН

“ЧЕРНЫЙ ЧАЙ” (Франция/Мавритания/Люксембург/Тайвань/Кот д`Ивуар), режиссер Абдеррахман Сиссако.

Меня привлекло режиссерское имя. 62-летний Сиссако родился в Мавритании. Вскоре семья переехала в Мали, а в 1983-м Абдеррахман отправился в Москву и поступил на режиссерский факультет ВГИКа (мастерская Марлена Хуциева). По окончании ВГИКа уехал жить во Францию, однако продолжал изредка работать в России, но в основном в странах Африки. Мировое имя режиссеру Сиссако сделал фильм “Тимбукту”, где на примере одной семьи рассказывается об ужасах, которые принес религиозный фундаментализм в маленький городок на севере Мали. “Тимбукту” получил 7 премий “Сезар” (включая номинации “Лучший фильм” и “Лучший режиссер”) и был номинирован на “Оскар”.

Но “Тимбукту” Сиссако снял десять лет назад, и до “Черного чая” – ни одной полнометражной картины. Что произошло с характером (или здоровьем) режиссера за десять лет, я не знаю. Но с талантом, очевидно, что-то произошло.

Хотя пролог “Черного чая” настраивал на бодрый лад. Абиджан (город в Кот-д’Ивуаре), какой-то зал, где собрались женихи и невесты, им предстоит вступить в законный брак. Камера фиксирует разные пары, их волнения и перепалки. Все подано живо, легко и остроумно. Затем автор фокусируется на обладательнице самого роскошного свадебного наряда, ее зовут Ая (актриса Нина Мелу), и она явно недовольна женихом: у него внешность прожженного ловеласа, и он постоянно говорит по мобильному. А когда эту пару вызывают к столу госслужащего и задают вопрос “согласен – не согласен”, жених бодренько отвечает “да”. Ая выдерживает мхатовскую паузу (мне показалось, что даже три подряд) и говорит “нет”. Срывает с себя фату и убегает прочь. Все в оцепенении.

Склейка. И вот мы уже видим Аю в Гуанчжоу, в том его районе, который зовется “Шоколадным городом” (договориться о съемках в Гуанчжоу не удалось, поэтому снимали на Тайване) В “Шоколадном городе” множество иммигрантов из Африки; они, если верить фильму, свободно говорят по-китайски и работают в основном парикмахерами. Африканские стилисты стригут, красят и постоянно поют. А им подпевают клиенты.

Не жизнь, а праздник. И хотя, как мы помним, Сиссако учился во ВГИКе у Хуциева, стилистика, избранная им в “Черном чае”, напомнила мне другого советского режиссера – Пырьева. На экране типичные “Кубанские казаки”. Впрочем, оператор Аймерик Пилярский время от времени пытается уйти от жесткой цифровой картинки и выбирает такие точки, чтобы сигаретный дым или чайный пар немного затуманивали изображение; тем самым, на мой взгляд, напоминая нам об атмосфере фильмов Вонга Кар-Вая… Тщетно. “Черному чаю” до “Любовного настроения”, как Мытищам до Луны. Если у Вонга Кар-Вая вас окутывает магия недосказанности, то у Абдеррахмана Сиссако все четко и ясно, как в таблице умножения.

Ая устраивается работать в чайный бутик, и у нее завязывается роман с хозяином по имени Цай. Он вежлив и предупредителен, он раскрывает ей душу, а она – ему. Но никакой, как теперь говорят, химии между ними нет и близко. Они изъясняются банальностями, почерпнутыми, такое ощущение, со страниц интернета. Цай разведен, у него есть 18-летний сын Майкл, который поначалу ревнует Аю к отцу. Но сын не знает, что у него где-то в Африке есть сводная сестра (Цай некогда, будучи в африканской командировке, изменил жене), однако об этом узнала Ая, и по ее настоянию Цай отправляется в Африку, чтобы прижать дочь к отцовской груди…

Там еще много чего наворочено. Есть даже конфликт Майкла с дедушкой; тот (старое поколение) всякими грубыми словами обзывает африканцев, наводнивших Гуанчжоу, а Майк (новое поколение) вступается за них. Но этот робкий намек на болезненную проблему никак не приближает фильм к реальной жизни.

“Черный чай” оказался холодным и безвкусным.

 

Ильдар ЖАНДАРЁВ

“СЕМЬ ВУАЛЕЙ” (Канада), режиссер Атом Эгоян.

Как правило, фильмы, включенные в престижную фестивальную секцию Berlinale Special Gala, вызывают предвкушение встречи с чем-то особенным, если хотите, эксклюзивным. С таким примерно настроением я шел на картину “Семь вуалей”. Во-первых, имя режиссера: Эгоян – обладатель призов множества международных кинофестивалей и номинант на “Оскар”. Во-вторых, в главной роли Аманда Сейфрид, номинатка “Оскара” (“Манк” Дэвида Финчера), в прошлом уже весьма успешно работавшая с Эгояном в картине “Хлоя”.

Однако результат нового их творческого союза оказался значительно скромнее.

“Семь вуалей” – история о том, как Джанин, молодая женщина-режиссер, ставит оперу Рихарда Штрауса “Саломея”. Вернее, не просто ставит оперу, а восстанавливает спектакль своего умершего учителя. По ходу действия выясняется, что учитель был еще и любовником юной ученицы. Впрочем, это лишь один из многих секретов из жизни героини, которые автор постепенно раскрывает перед зрителями, рассказывая историю. В этом мне видится метафора, рожденная оперой Рихарда Штрауса: “семь вуалей”, вернее, танец семи вуалей – центральная сцена “Саломеи”. Героиня танцует перед царем Иродом, постепенно сбрасывая семь покровов, и в конце остается обнаженной…

Либретто оперы Штрауса написано по одноименной пьесе Оскара Уайльда, основанной, в свою очередь, на библейской истории. Пророк Иоанн Креститель – узник царя Ирода. Падчерица царя, Саломея, влюбляется в Иоанна и просит у него поцелуй. Пророк с гневом отказывает. Тогда Саломея просит у царя в награду за соблазнительный танец семи вуалей отрубленную голову Иоанна. Ей выносят ее на серебряном блюде, и Саломея, наконец, целует мерт-вую голову своего возлюбленного в губы.

Такой коктейль из безумных страстей и сексуальной перверсивности из оперного сюжета выплескивается и в сюжет фильма Эгояна. Пожилой любовник Джанин использовал в своей постановке видео ее детского танца, снятого ее отцом. Из разговора с полубезумной старой матерью выясняется, что любовь отца к Джанин была больше, чем обычной отцовской. Инцеста не случилось, но осадочек остался. Из-за этого на семейном портрете, висящем в родительской квартире, у отца лицо замазано белой краской… Но это еще не все “вуали”. Так Джанин узнает, что муж ей изменяет. А еще во время репетиций случается харассмент – исполнитель партии Иоанна домогается юной гримерши. Та снимает это на телефон и шантажирует продюсеров, ставя премьеру под угрозу срыва…

Но в результате все кончается благополучно. Постановку доводят до премьеры. Она имеет успех. Героиня Аманды Сейфрид устояла перед открывшимися ей безднами. На титрах звучит божественная музыка Штрауса – зрители (похоже, рефлекторно) реагируют аплодисментами.

Из титров выясняется, что Эгоян поставил “Саломею” в Канадской опере в далеком 1996-м, а в 2023-м сам же восстановил постановку. В фильме использованы кадры реального оперного спектакля, и несколько актеров, занятых в опере, играют эти же роли в картине.

Канадский режиссер задумал картину о волшебном мире театра, способном исцелить самые тяжкие душевные травмы, но вышло довольно сумбурное нагромождение разных сюжетных линий. Покровы тайн не спадали, подобно заявленному в названии танцу семи вуалей, а как-то нелепо запутывались и падали невпопад.

Страстей много, а смотришь на все с холодным носом.

 

ФИЛЬМ, ПО КОТОРОМУ ЗАПОМНИТСЯ БЕРЛИНАЛЕ-2024

Ильдар ЖАНДАРЁВ

“УМИРАНИЕ” (Германия), режиссер Маттиас Гласнер.

Фильм мне хочется сравнить с мощным звучанием симфонического оркестра. Не случайно. Главный герой (в этой роли 48-летний Ларс Айдингер) дирижер. Его зовут Том. Он репетирует с оркестром премьерное исполнение произведения своего друга Бернарда с запоминающимся названием – “Умирание”.

Репетиции идут нелегко. Бернард все время чем-то недоволен. Да и вообще, как выясняется, он страдает от тяжелой депрессии и склонен к суициду. У Тома пожилые родители: вполне здоровая мать и страдающий деменцией отец, которого помещают в дом престарелых, где он и умирает. Умирание – тема и музыкального произведения, и лейтмотив жизненных ситуаций.

Умирают люди, умирают отношения и эмоции. Любовница Тома рожает ребенка от своего предыдущего любовника, а сестра, склонная к алкоголизму, заводит роман с дантистом, но он женат… Такая вот жизненная симфония. У каждого участника своя тема, своя мелодия. Том мечется между всеми своими профессиональными и человеческими обязательствами. Никуда не успевает. Страдает и вызывает сострадание зрителей.

Ну, совсем как вампиловский Зилов.

Тут нельзя не отметить работу Ларса Айдингера. Я не перестаю удивляться его феноменальной способности перевоплощаться в героя. Вроде бы не применяя никаких явных актерских приемов, не прибегая к характерным деталям пластики или грима, он создает полноценный образ, визуально оставаясь самим собой. Редкое и впечатляющее искусство. Его Том как будто шагнул на экран с берлинской улицы. Живой естественный человек. Полный понятных зрителю переживаний.

Режиссер фильма, 59-летний Маттиас Гласнер, сам написал сценарий. Как он сказал на пресс-конференции, во многом автобиографичный. Отсюда в фильме такая щемящая интонация неподдельной искренности, от которой перехватывает дух. Гласнер не щадит себя, а, значит, не щадит ни своего героя, ни зрителей. Чего только стоит сцена томительно долгого разговора Тома с матерью, когда становится понятно, какая пропасть пролегла между родными людьми.

При всем при этом в фильме много юмора – он рождается порой из трагических ситуаций. Таков, например, эпизод похорон отца, когда разобщенность героев принимает совсем даже комические формы. Гласнер придает своему трехчасовому кинороману полифоническое звучание. Да, тема умирания – лейтмотив, но есть еще и тема жизненных коллизий, тема жизни и, более того, тема зарождения новой жизни. У Тома появляется новая любовница и рожает ему ребенка.

Картина “Умирание” получила на Берлинале сразу три приза – “Серебряного медведя” за лучший сценарий, приз Гильдии немецкого артхаусного кино и, что самое примечательное, приз читателей газеты “Berliner Morgenpost”. Такое единодушие простых зрителей и профессионалов дорогого стоит.

 

Борис БЕРМАН

“СОКРОВИЩЕ” (Германия/Франция), режиссер Юлия фон Хайнц.

Одна из главных тем фильма – память о Холокосте. Звучит мемориально и совсем не отвечает тональности картины, показанной в рамках программы Berlinale Special Gala. “Сокровище” – фильм трогательный и зачастую веселый. Он поставлен по мотивам романа австралийской писательницы Лили Бретт “Слишком много мужчин”.

Действие происходит в Польше в 1991 году, железный занавес рухнул, и иностранцы могут свободно приезжать в Польшу. Нью-Йоркская журналистка Рут Ротвакс уговаривает Эдека, своего отца, родившегося в Польше, выжившего в Освенциме (но потерявшего там всех родных), а затем уехавшего в США, съездить на родину. Эдек соглашается скрепя сердце, у него нет никакой охоты вспоминать трагическое прошлое, он хочет жить настоящим и – пока есть силы – веселиться, любить. Впрочем, Эдек ощущает вину перед дочерью: похоже, он давно расстался с ее матерью и особо не занимался делами Рут.

Для Рут же поездка крайне важна, она не может забыть, как ее покойная мать кричала ночами, ее мучили кошмары концлагерного прошлого… Но ни мать не говорила с Рут о тех временах, ни отец.

Рут составила план поездки и скрупулезно старается придерживаться его. Однако Эдек, в одночасье вспомнивший польский язык, постоянно рушит все планы. То он зависает в баре, то приударяет за очередной юбкой, а то просто опаздывает к назначенному дочерью времени.

Тут следует сказать об артистах, чтобы вы могли представить себе картинку. В роли Рут – 37-летняя Лина Данэм, писательница, режиссер и актриса. Весьма корпулентная и не комплексующая по поводу своей полноты. Лина пользуется в Америке невероятной популярностью; за сериал “Девочки” (где она и сценарист, и режиссер, и актриса) получила две премии “Золотой глобус” и массу других наград. “Грациозная, как корова, и свободная, как ветер” – такую характеристику я прочитал в одном из текстов о Лине Данэм.

А в роли Эдека актер, не нуждающийся в долгих комментариях, – блистательный Стивен Фрай. Харизма 67-летнего Фрая трансконтинентальна.

К слову сказать, и Фрай, и Данэм – полукровки; матери у них – еврейки.

И вот этот дуэт (сосредоточенная дочь и бесшабашный отец) путешествует по местам скорби.

Когда они приезжают в Лодзь, где прошло детство Эдека, и приходят в квартиру, где он жил с родителями, нынешние хозяева напрягаются не на шутку, они думают, что вот оно, подтверждение слуха: дескать, теперь вернутся евреи и все заберут… Но Эдек и не думает на что-то претендовать. Лишь в тот момент, когда глава семейства, желая угостить чаем заморских гостей, ставит на стол чашки и чайник, Эдек с изумлением, но тихо говорит Рут: “О, это же наш сервиз”. И тогда Рут под неодобрительным взглядом отца достает пачку долларов и предлагает хозяину квартиры купить у него сервиз. Хозяин тотчас соглашается.

Мы понимаем, что Эдеку не избежать главного пункта в плане, составленном дочерью: это визит в Освенцим. Тут Эдека раздражает все – от любой детали, свидетельствующей об индустрии туризма в лагерь смерти, до монотонного голоса женщины-экскурсовода. Там есть примечательный эпизод, талантливо снятый оператором Даниэлой Кнап: когда герои на гольф-каре покидают Освенцим, камера медленно панорамирует по ровным рядам безлюдных ныне бараков… Мы, как я понимаю, видим картинку глазами Эдека, он уезжает, а по сути, убегает от места своего горя.

И все же не сразу, а исподволь Эдек начинает чувствовать, что броня эпикурейства, которая защищала его от прошлого, постепенно исчезает. Фрай играет, проживает это состояние очень деликатно, не piano даже, а pianissimo… И тем важнее результат, который мы видим, и тем ближе нам герой, осознающий, как важно прошлое – его дочери.

Прошлое – не всегда гири на наших ногах. Фрай, кстати, не раз цитировал персидского поэта Руми: “История, выдуманная или нет, высвечивает истину”.

О том, какая истина открылась Эдеку и Рут, каждый зритель решит сам. Тут много вариантов. Но на одном я настаиваю: путешествие сблизило отца и дочь, которых жизнь до поры развела.

И это, пожалуй, самое большое сокровище.

 

 

ПОПЫТКА ОБОБЩЕНИЯ

Для нынешнего директорского дуэта Берлинале (Мариэтта Риссенбек и Карло Шатриан) 74-й фестиваль оказался последним. Еще до его открытия стало известно, что в будущем директор у Берлинале будет один и назначена им 53-летняя Триша Таттл. Она американка и живет в Лондоне. В киноиндустрии Таттл уже больше четверти века, самым значительным ее достижением стало пятилетнее руководство Лондонским МКФ: Трише Таттл, как пишет пресса, удалось добиться роста посещаемости этого киносмотра на 76 процентов.

Цифра, конечно, впечатляет. Но как добиться роста аудитории в Берлине (хотя и сейчас фестивальные просмотры шли с постоянными аншлагами), какой будет новая программная политика, как сохранить баланс между артхаусным кино и фильмами для широкого зрителя, как не проиграть Канну и Венеции в борьбе за громкие премьеры и новые имена? Ответы на эти вопросы даст время, причем совсем скоро – в феврале 2025-го.

Триша Таттл выходит на спринтерскую дистанцию. Что будет на финише, узнают те, кто приедут на 75-й Берлинале.

А мы надеемся, что сохранится главная традиция Берлинале – фестиваль останется местом встречи с по-настоящему интересным кино.

Борис БЕРМАН, Ильдар ЖАНДАРЁВ

«Экран и сцена»
№ 3 за 2024 год.