За последнее десятилетие пьеса “Папа” Флориана Зеллера уверенно обосновалась среди самых популярных. Великий Энтони Хопкинс уже взял “Оскара” за свою блестящую работу в одноименном фильме, в России эту роль примерили на сцене Сергей Маковецкий, Сергей Шакуров, Сергей Гармаш и другие актеры. Пьеса триумфально идет на подмостках мировых театров. История распада сознания оказалась созвучной зрителю, вынужденному обитать в быстро меняющемся мире, где всякий раз приходится заново уточнять место и время своего существования. Человек XXI века обречен на неузнавание окружающей его реальности, между “вчера” и “сегодня” – пропасть, и этот разрыв не позволяет оперировать привычными представлениями. Думается, что болевая точка пьесы Зеллера расположена именно здесь, деменция – не что иное как метафора, символический диагноз времени, менее всего имеющий отношение к медицине. Когда-то чеховская эпоха была отмечена появлением “нервных людей”, современность явила “человека потерянного”. Успех спектакля “Папа” Русского драматического театра Удмуртии (режиссер-постановщик Олег Сологубов, художник-постановщик Фемистокл Атмадзас, художник по свету Александр Рязанцев) еще раз показал, что зритель нуждается в проживании подобного спектра эмоций.

Серое безжизненное пространство, освещенное ровным светом, на авансцене видна фигура человека (Юрий Малашин), играющего с дочками. Две девочки наряжены в платья ярко-красного и ярко-зеленого цветов, нагнетающих атмосферу тревоги. Как выяснится позднее, это цветные сны – всплывающие в сознании Андре эпизоды прошлого. Его настоящее окрашено всеми оттенками серого. Стерты грани хроматического круга, реальность нивелирована, пелена накрывает гаснущее сознание. Отныне человек не владеет временем, напротив, время предъявляет свои права на него.

Несомненно, роль Андре – одна из лучших на сегодняшний день работ Юрия Малашина. В начале спектакля герой еще пытается скрыть свое непонимание происходящего, к финалу перед зрителем – измученный человек с лицом, полным растерянности и отчаяния. Актер играет на полутонах: неуловимые движения бровей, глаз, губ хорошо видны благодаря видеопроекции на заднике сцены. Этот прием позволяет создателям спектакля не только развернуть сверхкрупные планы и предельно приблизить лицо актера к зрителю – видео удваивает разворачивающееся на сцене действие, размывает границу между реальностью и ее отражениями.

Теряя наручные часы, Андре лишается не только представления о времени, но и ощущения пространства. В спектакле ижевского театра человек в буквальном смысле слова остается без дома. Местом действия режиссер и художник выбрали детскую игровую площадку. Карусель, песочница, горка, лесенка – все это отсылает к теме утраченного детства, потерянного рая. Мир смутно напоминает Андре о прошлом. По ходу действия пространство трансформируется – песочница превращается в супружескую кровать, карусель – в стол. Граница между улицей и домом стирается, рушатся стены, защищающие человека от вселенского сквозняка. Дом потерян не только Андре, его лишены и другие герои пьесы. Когда супруги Анна и Пьер (Екатерина Логинова и Михаил Солодянкин) ложатся в песочницу/кровать, зритель почти физически ощущает соприкосновение с холодным песком.

Андре кружится на карусели, по ходу действия скорость все нарастает, вызывая головокружение и тошноту. Карусель – это и символ времени, и символ круга-судьбы, за пределы которой не вырваться человеку, и символ отрыва от реальности, потери ориентиров. Расположенная в центре сценической площадки, карусель уносит героя в никуда и в ничто – в черную дыру безумия. Карусель постоянно кто-то раскручивает, а ноги Андре не достают до земли, чтобы остановить это сумасшедшее вращение.

Пьеса Зеллера не только вопиет о распадающейся связи поколений и одиночестве человека перед лицом небытия, но и ставит вопрос о статусе реальности. Зрителю на протяжении всего спектакля приходится сомневаться: происходят ли события на самом деле, или это плод больного сознания? Где грань, отделяющая подлинный мир от мира вымышленного? Художник по свету Александр Рязанцев развернул на сцене настоящую световую фантасмагорию. Проекции множатся, тени разрастаются, в лабиринт затягивает всех героев пьесы, и кажется, что выхода нет.

“Mors certa, hora incerta” – перефразируя латинское изречение, можно сказать, что неизвестен не только час смерти, но и предсмертный час человека. Находясь на пороге полного погружения во тьму, Андре вспоминает, что у него есть дом, где ждет мать: “Я хочу к маме. Я хочу выйти отсюда”. Завершен круг человеческой жизни, карусель остановилась.

Режиссер Олег Сологубов ведет разговор о хрупкости мира, хрупкости человеческого сознания, хрупкости души. О тонкой ткани бытия, сквозь которую просвечивает холодная вечность. И только два слова по-настоящему согревают нашу жизнь – “папа” и “мама”.

Татьяна ЗВЕРЕВА

«Экран и сцена»
№ 4 за 2024 год.