Мадам и Боли

“Шесть первых уроков” Ричарда Болеславского – первая российская публикация первого изложения Системы Станиславского – вышла в издательстве “АСТ”.

Сборник о приключениях идей Станиславского в Америке состоит из трех частей: “Мастерство актера. Шесть первых уроков” Ричарда Болеславского, “Заметки из актерского класса” Марии Успенской и очерк Сергея Черкасского “Система Станиславского: из России в Америку и обратно”. Ричард Болеславский, один из ведущих актеров и режиссеров Первой студии МХТ, и его соратница Мария Успенская – основатели Лабораторного театра, знаменитой Lab, давшей мощное ответвление Системы на другом континенте. Сергей Черкасский – театральный педагог, режиссер и исследователь идей Станиславского, и это вторая его книга о Системе после солидного фолианта “Станиславский. Болеславский. Страсберг“, получившего премию “Театральный роман”. Черкасский настолько увлечен началом Художественного театра, что своих студентов в РГИСИ он проводил через судьбы первых актеров Художественного театра: пока другие изучали семестрами Шекспира, Островского или verbatim, ученики Черкасского вживались в первых художественников, играющих свои первые спектакли, причем у каждого студента был свой “подшефный” исторический персонаж.

Кажется, сам Сергей Черкасский выбрал бы себе роль Болеславского – настолько он увлекся этой фигурой. В 1906 году юный Ричард Болеславский, поляк, выросший в Одессе, штурмовал комиссию Художественного театра и, читая трагический монолог (с чудовищным акцентом), даже вскочил на стол к экзаменаторам. Замечание по поводу акцента он тут же парировал: “Это не акцент – это темперамент!” – и был принят. Спустя годы уже известный актер и режиссер Художественного театра, буквально уползающий в Польшу под обстрелом, вдруг со словами “Я польский улан. А польские уланы не ползают” встанет во весь рост и закричит польским пограничникам на родном языке. Так начнется польская страница театральной жизни Болеславского, именем которого позже будет названа одна из улиц Варшавы. Книга Болеславского “Путь улана” – одно из самых поразительных свидетельств о Первой мировой войне и революции в России, написанных… как огромное актерское наблюдение, внимательное, предельно точное и оттого еще более страшное.

Третий “филологический” казус, о нем Сергей Черкасский рассказывал на презентации книги, – встреча Болеславского с переводчиком и продюсером Джесси Расселом. Рассел признался, что не может пригласить на съемки человека, не говорящего по-английски. Через два месяца Болеславский свободно говорил на этом языке.

“Шесть уроков” написаны в виде диалога известного актера Б. и юной актрисы, обратившейся к нему за советом. Ищущее юное существо, надежда будущего театра, именуется Созданием. На одном из уроков к ним присоединяется театральный сторож, бывший актер, коротающий остаток жизни за анализом своих сценических ошибок, на другом – тетушка Создания, олицетворение Обывателя, который любит посещать премьеры, но ничего не понимает в искусстве театра.

Все шесть уроков Болеславского (Внимание. Эмоциональная память. Драматическое действие. Создание характера. Наблюдения. Ритм) читаются не как программный труд по Системе Станиславского, а как легкая интеллектуальная пьеса, которую, возможно, кто-то однажды решится поставить на сцене, продолжив тему “учитель и ученик в театре” (вроде “Искусства интонации” Тадеуша Слободзянека – о встрече Юрия Завадского и Ежи Гротовского). Иногда кажется, что на самом деле Создания никакого и нет, а есть сознание художника, который постоянно формулирует вопросы к профессии и постоянно ищет свои – обязательно свои – ответы. Ироничный, чуточку влюбленный театральный Пигмалион и его талантливая пытливая Галатея расстаются после шестого урока, договорившись о продолжении, – ведь путь к совершенству бесконечен.

“Актерские уроки” Марии Успенской (Мадам, так звали ее студийцы), которая в Лабораторном театре, а затем и в собственной школе, занималась азами, выпустив около полутора тысяч учеников, – это записи ее ассистентки Хариетт Пратт. Сама Мадам не верила, что актерскому искусству можно научить по книгам и теориям, и даже запрещала приносить ручки на свои занятия. Только здесь и сейчас, только конкретный неповторимый человек (она очень много занималась индивидуально), только то, что остается в живой памяти, а значит, присвоено по-настоящему. Текст, получившийся у ассистентки, учит не столько ремеслу актера, сколько живому, творческому отношению к жизни вообще. Be happy and snappy (будьте счастливы и поживее) – формула Мадам, на еще не идеально освоенном английском, как нельзя точно передавала дух, царивший на ее бескомпромиссных занятиях.

Именно Болеславскому, прирожденному педагогу, Станиславский в 1923 году доверил познакомить американскую публику со своим методом. На десятый день американских гастролей МХТ со сцены театра “Принцесс” Болеславский прочитал первую лекцию о Системе Станиславского, хотя такого словосочетания еще никто не употреблял. В дальнейшем географические пути учителя и ученика разошлись навсегда, а художественные развивались параллельно и независимо друг от друга: пересаженный на американскую почву побег русского театра дал мощные всходы. Завороженный красотой этого сюжета, Сергей Черкасский делает все возможное, чтобы эти два имени вновь соединились. Так, пережившая более шестидесяти переизданий в Америке, переведенная на десятки языков книга вышла наконец на родине авторов.

Ольга ФУКС

«Экран и сцена»
№ 4 за 2024 год.