Четыре года назад, подводя итоги сезона, наш автор и постоянный собеседник Владимир Спешков обращал внимание читателей на репертуарные предпочтения провинциальных театров. Лидирующую позицию занимала русская классика. Тогда оказалось рекордное число постановок “Мертвых душ” Гоголя и “Господ Головлевых” Салтыкова-Щедрина. В 2021 году широко отмечалось 200-летие Ф.М.Достоевского. Премьеры по произведениям великого писателя, конференции, выставки, спецпроекты, акции, фестивали в столицах и регионах следовали нон-стоп. Начнем разговор с недавних впечатлений от спектаклей по произведениям классика-юбиляра в российской провинции.
– В прошлом году в качестве программного директора я собирал спектакли для челябинского фестиваля “Камерата”, посвященного 200-летию Достоевского. Разумеется, меня интересовали свежие интерпретации классика. Среди них – “Дневник писателя. Эпизод VII. Пушкин” – моноспектакль актера лесосибирского театра “Поиск” Максима Потапченко в постановке режиссера Александра Ряписова. Материал не самый распространенный (хотя “Речь о Пушкине” знакома многим, она никогда не звучала со сцены). Нужно было найти какой-то ход. И он нашелся. Важно, от чьего лица читается дневник. Кто этот человек, аккуратный, подтянутый, с особой выправкой? Явно не сам Достоевский, не его мятущийся герой. Для меня очевидно, что этот человек исследует материал дневника писателя вовсе не в интересах литературоведения, можно предположить, что он представитель спецслужб. Его работа состоит в том, чтобы вербовать, доказывать, разъяснять. Когда я смотрел спектакль в Лесосибирске, в зале присутствовали представители власти. “Какие верные замечания!” – говорили они. Хотя дневниковые записи писателя полны противоречий.
– Вероятно, самое удивительное, насколько живучими оказались энергия заблуждений Федора Михайловича, его страстные выпады против западников с их “уродливо усвоенными европейскими идеями”. Но вернемся к фестивалю.
– Из-за пандемии “Камерата” вынуждена была проходить онлайн. Однако нет худа без добра. Зрительская аудитория выросла многократно. “Дневник писателя” хорошо снят, талантливо сыгран Максимом Потапченко. И интересно придуман Александром Ряписовым. Жюри наградило его премией “за лучшую режиссуру”.
Гран-при получил спектакль “Свидригайлов. Сны” в постановке главного режиссера Омского театра драмы Георгия Цхвиравы по мотивам “Преступления и наказания” с Александром Гончаруком в роли Свидригайлова. Конечно, подход не новый – взять одну из линий, чтобы в ней отразился весь роман. Можно вспомнить “К.И. из “Преступления”” Камы Гинкаса. Тем не менее, спектакль у Цхвиравы получился неожиданный и принес театру успех, потому что в нем есть мощный актер и интересный ансамбль.
– Когда-то очень давно на Поварской у Анатолия Васильева я смотрела спектакль киевского театра ДАХ по пьесе Клима, где было лишь два героя – Свидригайлов и Раскольников.
– По замыслу режиссера Раскольников не только слушатель монолога Свидригайлова. В разных героях Родион Романович отражается, как в зеркалах. Когда Свидригайлов говорит: “я ведь от вас очень недалеко стою”, ты понимаешь, что два эти характера пересекаются. Спектакль играется в особенном пространстве Омской драмы, в подвале, похожем на катакомбы. Катакомбы связаны с каторжным прошлым Омска, где Достоевский провел в остроге четыре года. Спектакль рассчитан на 20 зрителей, сидящих на нарах.
– Вероятно, “Преступление и наказание” – самый частый гость на наших сценах.
– Фестиваль “Камерата” должен был открываться “Раскольниковым” в постановке Николая Коляды. Когда “Камерату” перевели в онлайн-формат, мы договорились, что в день открытия Коляда-театр сыграет спектакль в Екатеринбурге. Туда отправился целый десант челябинских театралов, так что открытие “Камераты” все-таки прошло живьем.
– Действие “Раскольникова” происходит в наши дни?
– Традиционно для спектаклей Николая Коляды это очень пестрое зрелище, где много переодеваний, танцев, пластических экзерсисов. Сама стилистика слегка утомила, но актерская работа Константина Итунина, играющего Раскольникова, – замечательная.
– Сегодня одним из самых репертуарных классиков стал Сухово-Кобылин.
– Вы правы. Его много ставят. Тому виной неисчезающие, обострившиеся проблемы нашей жизни. Незащищенность человека в полицейском государстве. Интересно сравнить “Смерть Тарелкина” в Красноярском театре драмы имени Пушкина в постановке Олега Рыбкина и “Дело” Дмитрия Егорова в новосибирском “Красном факеле”.
Спектакль Рыбкина – блестящий по форме. Он виртуозно сделан. Все женские роли – Маврушу, Брандахлыстову – исполняют мужчины, и эта травестия прекрасно работает на форму зрелища, смысл которого – бесконечная игра, бесконечное перевоплощение. Брандахлыстову играет Георгий Дмитриев. Его рост 2 метра 20 сантиметров. По образованию он оперный певец. Его героиня в широченной юбке заполняет половину сцены, да еще и поет. Возникает ощущение фантома. С одной стороны – травестия, с другой – абсолютный гиньоль. Зрители становятся свидетелями череды издевательств, пыток в полицейском участке, похожем на лабораторию, где производят эксперименты над человеком. Страшный, завораживающий спектакль с превосходными актерскими работами. Прежде всего, Сергея Селеменева – Тарелкина и Бориса Плоских – Варравина. Спектакль рождает сложные чувства. В нем нет “содрогания о зле”. Спектакль восхищает и, одновременно, ошарашивает той холодностью, с которой констатируется безвыходность, безнадежность.
У Дмитрия Егорова спектакль переполнен сердечной болью. Муромский в исполнении прекрасного артиста Владимира Лемешонка – жертва бюрократической вакханалии – вызывает острое сострадание. Дмитрий Егоров не обличает, а свидетель-ствует. Его спектакль – нашего времени случай. Оправданы сегодняшние параллели: чиновники общаются в мессенджере, они добивают Муромского, отбирают у него деньги прямо в присутственном месте, вся история снимается на видео нанятыми журналистами. Дело явно заказное.
Два разных режиссера, два спектакля большой формы (у Дмитрия Егорова, может быть, чересчур большой по протяженности), два разных взгляда на Сухово-Кобылина.
– Но ведь и пьесы эти разнятся. В “Деле” есть Муромский, которому нельзя не сочувствовать. Вопрос о том, кто может вызвать сочувствие в третьей, самой мрачной части трилогии – риторический. Сегодня очевидно, что “Смерть Тарелкина” предвосхитила “Процесс” Франца Кафки, это поистине абсурдистская пьеса.
– Но момент выбора этой части трилогии важен. Олег Рыбкин посвятил спектакль своему учителю Петру Наумовичу Фоменко, у которого в 1966 году был спектакль “Смерть Тарелкина” в Театре Маяковского, очень скоро запрещенный.
Дипломной работой Рыбкина в 1993 году была “Свадьба Кречинского” на сцене Красноярской драмы. Так возникают интересные параллели.
– Мне посчастливилось видеть спектакль Фоменко. Перекличка времен, диалог с Мастером наверняка существуют в спектакле Олега Рыбкина. Петр Наумович ставил “Тарелкина” на излете Оттепели, в эпоху, когда у многих еще были иллюзии, позднее исчезнувшие.
Среди последних спектаклей встречались ли вам интересные версии пьес Чехова, классика, лишенного иллюзий?
– На меня произвел впечатление “Иванов” в Норильской драме. Спектакли Марата Гацалова обычно изобретательно придуманы, в них много аттракционов, но содержательной наполненности порой не хватает.
– Кто он, норильский Иванов?
– Современный сорокалетний деловой человек, пребывающий в депрессии, бизнесмен, у которого все рухнуло. На сцене Иванов (Иван Разинков) – один, он сидит спиной, почти не поворачиваясь к залу. Все остальные персонажи возникают на трех огромных экранах. Это не запись. За кулисами выстроено отдельное пространство, например сцена в усадьбе Лебедевых, где герои расположились за столом, разговаривают и все это транслируется на экран. Прием опасный. Я не раз наблюдал, как театральные актеры (особенно провинциальные) на экране выглядят неестественно, демонстрируют штампы, ужимки. Не знаю, что делал Гацалов с норильской труппой, но каждый предстает абсолютно органично, выдерживает крупный план. Критик Оксана Кушляева, с которой мы смотрели спектакль, заметила, что актеры играют как в сериалах BBC, где все в кадре тщательно выстроено.
– В новом сезоне москвичи рвутся на пятичасовую “Войну и мир” Римаса Туминаса в Вахтанговский театр. Но и в провинции Лев Николаевич Толстой – репертуарный автор. В “ЭС” № 21 Ольга Фукс подробно пишет об “Анне Карениной” Красноярского ТЮЗа.
– Это очень хорошая работа молодого талантливого режиссера Александра Плотникова. Анну Каренину играет Елена Кайзер. Жанр спектакля обозначен как психологический балет.
Каким разным может быть подход к роману, мы могли убедиться, посмотрев “Алексея Каренина” в Минусинской драме в постановке Алексея Песегова. Превосходно проработанный спектакль. С крупными характерами. Каренина играет Игорь Фадеев, ведущий артист минусинской сцены. Он входит в спектакль чрезвычайно благополучным человеком. Все у него хорошо: служебная карьера, достаток, семья. Роман Анны сокрушает все. И в финале спектакля мы видим не человека, а руину. Я понимаю, почему сегодня ставят “Анну Каренину” повсюду: роман (или пьеса Василия Сигарева по Толстому) дает возможность проявить себя сильным актерским индивидуальностям.
– Вы правы. Но по собственному опыту я знаю, что именно Толстой в тревожное время помогает не отчаиваться. В эпилоге “Войны и мира” есть такое высказывание: “Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни”.
– Действительно, цитата утешает. Современный театр по-прежнему находится в непрекращающемся диалоге с нашими собеседниками – классиками.
Беседовала Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ
«Экран и сцена»
№ 1 за 2022 год.