«DanceInversion»
На пресс-конференции, посвященной открытию фестиваля «DanceInversion», Каролин Карлсон, одна из самых авторитетных персон в мире европейского contemporary dance, призналась: «Невозможно определить, что такое современный танец». И уточнила, что contemporary dance – видение каждого конкретного хореографа. Эту мысль убедительно подтвердила и фестивальная программа, в которой с постановкой самой Карлсон соседствуют хип-хоп, фламенко, танго, цирк, словом, всё, что мы, более или менее условно, относим к такому растяжимому понятию как современная хореография. Тема нынешнего форума – перекресток жанров, стран и культур.
Иржи Гавелку в России почти не знают. Режиссер, актер и писатель Гавелка в спектакле «Коррекция», поставленном для компании «VerTeDance», встретился с известным в Чехии танцевальным коллективом. Исследуя выразительные возможности человеческого тела, он приклеил исполнителей к полу. Вернее, их обувь, тем самым заставив исполнителей работать только головой, корпусом, руками. И добился эффектного результата. Человек, лишенный возможности передвигаться в пространстве, в качестве компенсации этих ограничений способен обнаружить чудеса гибкости и пластичности. Спектакль построен как постепенное раскрепощение тела, скованного мыслью о своей вынужденной ограниченности из-за неподвижных стоп. Танцовщики постепенно расширяют амплитуду движений, синхронно, но каждый в рамках своей индивидуальности и темперамента, раскачиваются вправо, влево, вперед, назад. Не отрывая ног от земли, они проявляют чудеса акробатики, зависают параллельно полу, ложатся, падают ниц без помощи рук, которые здесь становятся чем-то вроде крыльев, создавая ощущение полета. В этом длящемся час и пролетающем очень быстро экзерсисе открываются доселе не известные возможности человека, танцующего не сходя с места, раскрепощаясь не только физически, но и внутренне. Этот процесс душевного высвобождения составляет особое обаяние работы Гавелки, передающей театрально ярко и с юмором все этапы самоидентификации зажатого рамками жестких условий человека, наводя на мысль, что воля и неволя – понятия условные, а свободен тот, кто сам себя таковым ощущает.
Еще одним открытием фестиваля стала танцевальная труппа из ЮАР «The Dance Factory» и хореограф Дада Масило, автор спектакля «Кармен» и исполнительница заглавной партии. Эта молодая танцовщица – самый известный на сегодняшний день южноамериканский хореограф, лауреат многочисленных премий. Ее «Кармен» вдохновлена постановкой великого Матса Эка. Вслед за маэстро она решила сделать героиню Мериме естественным вольнолюбивым существом, лишив ее рокового налета. Эта Кармен – сорванец, метеор, забияка и драчунья, импульсивная девчонка с красным цветком на бритой голове, сначала совершающая поступок, а лишь затем думающая. Получился яростно-страстный спектакль с тонкими лирическими вкраплениями, вобравший в себя фламенко, модерн данс, элементы классики и не-уемный темперамент его постановщицы и заглавной героини.
Имя Микаэля Ле Мера у нас в стране более известно. Его российско-французская постановка «На грани», созданная 2010 году на скрещении хип-хопа и современного танца с участием танцовщиков обеих стран, была представлена на одноименном фестивале в Екатеринбурге. Показанный в рамках «DanceInversion» спектакль «Красный» также отталкивается от техники хип-хопа, давно принятого французским модерн данс в свое лоно. Однако каждый хореограф делает это по-своему: кто-то вводит элементы уличного танца в спектакли, кто-то, как, скажем, Режис Обадиа, находит участников своего «Play-Back» прямо на городских мостовых – 11 лет назад эта постановка французского хореографа гастролировала в Москве. Да и вообще различных хип-хоповских компаний в России видели предостаточно. Во Франции это уличное увлечение популярно по сей день. В Париже в любое время года и в любую погоду атлетичные энтузиасты демонстрируют свои, действительно великолепные, танцевально-физкультурные умения в самых разных точках города, наиболее популярные – небольшой пятачок перед фонтаном Сен-Мишель и огромная площадь Трокадеро. Ле Мер констатирует: искусство улиц – граффити и хип-хоп – стало неотъемлемой частью современной культуры, вне зависимости от того, хорошо это для самой культуры или плохо. Это данность, которую невозможно не учитывать.
Вопреки названию, красного цвета нет ни в сценическом оформлении, ни в костюмах артистов, ни в очень красивом световом решении спектакля. Впрочем, активное воздействие красного незримо присутствует в постановке Ле Мера, в динамике движений одетых в черные офисные костюмы танцовщиков, в ощущении где-то затаившейся тревоги.
Из зрительного зала под звуки ударных артисты поднимаются на сцену и напряженно вглядываются в ее глубину, так что публика долгое время видит их только со спины. К танцу исполнители подбираются постепенно, слаженной группой пересекают площадку в разных направлениях, попутно, словно походя, пробуя танцевальные па. Все происходит как бы невзначай и исподволь. Через барабанную дробь постепенно начинает прорастать музыка. Через движение – танец. А через него – взаимоотношения исполнителей, которые скидывают пиджаки и в теплом свете, напоминающем последние лучи летнего закатного солнца, под звуки нехитрого вальса окунаются в атмосферу дружеского мальчишника. Хип-хоп приобретает лирическую окраску, лихие трюки становятся естественным продолжением модерн данс, но лишаются своей брутальной напористости и агрессивности. На вращение на голове танцовщик может выйти из отличного танцевального соло, с элегантными вкраплениями брейк-данс. Каким-то загадочным образом здесь всё поддается осмыслению и приобретает значение, даже стойка на руках выглядит высказыванием. Настроение спектакля постоянно меняется, но предчувствие грозящей опасности не покидает сцену. Она исходит то из-за экрана на заднике, то из-за кулис. Танцовщики-виртуозы оказываются и актерски состоятельными, точно передавая перепады настроений этого бессюжетного спектакля, которым Ле Мер открывает новую страницу в истории, казалось бы, исчерпавшего свои сценические возможности хип-хопа.
Премьеру, выпущенную в Париже на сцене театра Шайо, Каролин Карлсон окрестила символично – «Сейчас». Собственно говоря, в этом названии и заложена главная тема contemporary dance, принадлежащего настоящему. Только в «сейчас» Карлсон включает и воспоминания, и ностальгию, и мечты о будущем, рождающиеся сегодня, в данную минуту.
Постановки Каролин Карлсон, воспринимающей себя в первую очередь как поэта, это еще и красивые поэтические высказывания. «Сейчас» вдохновлен творчеством нескольких писателей, в частности, книгой философа и искусствоведа Гастона Башляра «Поэтика пространства». В спектакле опоэтизировано всё – начиная с первой картинки, возникающей на сцене: уютный дом, светящийся теплом, словно выплывающий из детских воспоминания, – универсальный образ идеальной обители. Ключ, дверь – эти символы надежного жилища неоднократно возникают на сцене, также как повторяются звучащие рефреном на разных языках фразы вроде: «Я построил дом для семьи, так как она – самое важное». Под музыку Рене Обри, постоянного соавтора Карлсон, артисты иллюстрируют эти высказывания. Они то интимно группируются вокруг стола, создавая идиллическую картинку, то словно уловив звуки беспокойства, исходящие откуда-то извне, переходят к танцу, в судорожных импульсах которого ощущается тревога, особенно в пластических монологах, своей вескостью не уступающих слову. Текста в спектакля много – не только про дом, цитадель и убежище, но и про сад как зеркало души, про деревья, птиц. Однако слова здесь, как говорит сама Карлсон (может, и лукавя), – абсурдны и особого значения не имеют. Каролин верит в воображение зрителя, оригинальность его восприятия и предпочитает, чтобы ее работы воспринимались сердцем через визуальные образы. Так что образно насыщенные и смыслово закодированные постановки хореографа каждый понимает по-своему. Но есть в ее спектакле и вещи достаточно определенные. Например, контраст между словом и эмоцией. Среди таких примеров в «Сейчас» – момент, когда один из исполнителей, глядя в зал, истерически выкрикивает как заклинание: «Мы улыбаемся в нашем доме, улыбаемся!» Атмосфера тревоги разлита в поначалу безмятежном действии. Плавные скольжения по сцене взрываются судорожными телодвижениями, каллиграфически тонкие линии общего танца ломаются отчаянным в своем иступленном бунте соло. И, тем не менее, несмотря на пластические вибрации и эмоциональные захлесты, в «Сейчас» есть медитативная отрешенность и внутренняя гармония, отвечающие восточным пристрастиям Каролин Карлсон, чья хореография подпитывается практиками цигун, тайчи и боевыми искусствами.
Подводить итоги фестиваля пока рано, впереди еще три спектакля: «Торобака» знаменитого представителя школы фламенко испанца Исраэля Гальвана и одного из наиболее авторитетных на сегодняшней день британских танцовщиков и хореографов Акрама Хана, «Милонга» бельгийского хореографа Сиди Ларби Шеркауи, поставленный им для лондонского театра «Сэдлерс Уэллс» с тангерос из Буэнос-Айреса, а также «Безумная чашка чая» чешско-финской группы «Krepsko».
«Территория»
От «DanceInversion» легко перекидывается мостик к другому культурному событию, имевшему место в Москве в начале октября – X Международному фестивалю-школе современного искусства «Территория», чьи пристрастия также лежат на перекрестке различных жанров. Как явствует из названия, у этого феста – обширные территориальные интересы. В этом году его сквозной темой стала тема времени и памяти. Образовательная часть фестиваля адресовалась к «искусству завтра», а собственно афиша была составлена под знаком «искусство сейчас», рифмуясь с названием спектакля Каролин Карлсон.
Полижанровый фестиваль всегда уделял серьезное внимание contemporary dance, но в этом году его «территория» заняла в афише определяющее место, что не могло не порадовать российских поклонников современного танца, который, надо признать, находится в России в глубокой стагнации. И с импортозамещением в этой сфере тоже не все ладится. Так что все представленные на «Территории» спектакли, в некоторых из которых заняты российские артисты, – постановки зарубежных хореографов. За исключением перформанса-инсталляции «Фрагмент бесконечности» хореографа и танцовщицы Анны Абалихиной и французского художника Лорана Перно. Этот плод коллективных усилий Московского музея современного искусства (ММОМА), фестиваля «Территория» и Французского института в России абсолютно отвечает своему названию. Перно создал «безвыходное», затуманенное, засыпанное седым пеплом пространство, а Абалихина – соответствующее настроение через движения исполнителей, пытающихся из этой бесконечности выбраться. Перформанс длится около получаса и, начавшись в непредсказуемый момент, точно так же неожиданно и завершается. Атмосфера потери ощущения времени здесь передана точно.
Французский хореограф Рашид Урамдан вкупе с танцовщиками современной труппы «Балет Москва» задумал время удержать. Его российская постановка на шестнадцать участников так и называется – «Удерживая время». Организовать на сцене такое число артистов непросто, но Урамдану это удается: он выстраивает жесткую хореографическую партитуру. Спектакль начинается со впечатляющего «рваного» соло. Тело исполнителя принимается по частям, а потом и целиком, вибрировать и трястись, словно его обладатель не в состоянии сопротивляться бьющей его дрожи, которая нарастает и захватывает все его существо. Затем сцену прочерчивают две линии танцовщиков, которые перегруппировываются, выстраиваются в диагонали, меняются местами, передавая движение, как эстафету, иногда порывисто, иногда плавно. Исполнители словно пытаются схватить друг друга и тут же ускользают, разбиваются на пары, обнимаются, подпитывая друг друга энергией. Определить, кто здесь ведущий, кто ведомый, кто наступает, кто уступает, кто отдает энергию, а кто получает – невозможно. С понятием времени здесь ассоциируется бег по часовой стрелке и против, а также – взмахи и падения выпрямленных рук, напоминающих стрелки часов. Вторая часть шестидесятиминутного спектакля, интонационно иная, выплывает из полумрака. Площадку заливает мягкий вечерний свет, танцевальный строй распадается, сцену захватывает броуновское движение. Темп нарастает, но двигаются все в разных направлениях: по трое, по двое, по одному, дозволяя кому-то выступить с кратким, как вспышка, соло, которое сметает или вбирает в свои ряды уже беспорядочная масса. Задумывал это постановщик или нет, но его игры со временем имеют серьезную подоплеку, если учесть, что хаос – первичное состояние Вселенной, а это как раз то время, «когда не было времени».
Если во французско-российской постановке хореограф апеллировал к философским категориям, то в спектакле «Сфумато» собственной компании «L’A» он обратился к актуальной проблеме защиты окружающей среды, занимающей умы многих европейских художников, в том числе и хореографов. (В частности, экологический мотив звучит и в «Сейчас», а в работе Каролин Карлсон есть и другая перекличка с опусом Урамдана. Это – тема дома из используемого в «Сфумато» текста Сони Кьямбретто «Короткая тайга».) Небоскребы, место обитания современного человека, – ненадежное убежище. Особенно в ураган. Об этом говорится в монологе, который читала проникновенно-нейтральным голосом Чулпан Хаматова. Образ природной стихии возникает из кружения по сцене танцовщицы, словно гонимой ветром. Под аккомпанемент звуков разбушевавшейся стихии ее вращения убыстряются, вызывая восхищение натренированностью вестибулярного аппарата исполнительницы. Она словно ввинчивается в сцену, а руки, как бескостные плети, заворачиваются вокруг тела, и уже начинает казаться, что она и есть тот самый пугающий ураган, который невозможно остановить. Наконец, завершив виртуозное кручение, танцовщица присоединяется к партнерам, и на всех участников спектакля неудержимым потоком обрушиваются небесные хляби, после чего все происходящее на сцене будет омываться водой. В ее струях будут купаться, в нее нырять, в ней плескаться, поднимая фонтаны брызг. Круги на воде и ее рябь живописно отражаются на заднике и порталах сцены. Но эта визуальная красота эмоционально не сопрягается с нервной, судорожной пластикой артистов, которая становится все более эксцентричной. Движения обретают лихорадочную дерганность, словно ливневые потоки деформируют тела танцовщиков, пытающихся сопротивляться разбушевавшейся природе. Вода, традиционно воспринимавшаяся как символ очищения, здесь обессиливает, изничтожает людей. Ироническим комментарием выглядит неожиданное соло степиста, устало бьющего на авансцене чечетку, – печально-шутливый парафраз на тему фильма «Поющие под дождем».
Название спектакля позаимствовано из живописи. Прием сфумато разработал Леонардо да Винчи. Это – живописная техника смягчения очертаний фигур и предметов, позволяющая передать окутывающий их воздух. В буквальном же переводе с итальянского сфумато – исчезающий, как дым. Скорее всего, именно этот образ вдохновил хореографа на пролог к спектаклю, в котором мы видим две фигуры, растворяющиеся в клубах дыма, подобно тому, как сегодня исчезают многие культуры, народы, поселения. «Мы приблизились к городу и потеряли рис. Мы живем в страхе», – говорит с экрана старый китаец. Неясное чувство тревоги, пронизывающее творчество многих современных художников, в постановке Рашида Урамдана трансформируется в реальную угрозу – голод, засуха, экологические катастрофы.
Казалось бы, от всех этих проблем далек спектакль Теро Сааринена «Превращаемые». Известный финский хореограф и отличный танцовщик, для которого ставили многие знаменитости, ранее участвовал в фестивале «Территория» с авторской работой «Охота» и постановкой Каролин Карлсон «Человек в комнате» (как исполнитель). О возможностях мужского танца Сааринен, выступавший на сцене Финского национального балета, изучавший танец Буто и танец Кабуки, работавший как приглашенный хореограф в знаменитой «Батшева Данс Компани» и Лионской опере, знает многое, если не все. И через это многогранное знание Сааринен решил раскрыть тайны мужского характера, поставив спектакль исключительно для представителей сильного пола. В соответствии с названием восемь танцовщиков разных школ и возрастов, среди которых есть и исполнитель за сорок, на протяжении спектакля перманентно меняют характер и ритм движения. Артисты появляются на сцене в черных куртках с натянутыми на лоб капюшонами, одинаковые и закрытые, быстрым строем пересекая сцену в разных направлениях. Постепенно их походка утрачивает легкость и стремительность. Шаг тяжелеет и становится все шире. Они, пока еще дружно, замирают на ходу, а затем продолжают коллективное движение, начинающее терять схожесть. Теро Сааринен, смешивающий в своей постановке разные стили, в том числе и элементы классического балета, относит «Превращаемых» прежде всего к стрит-дансу с его импровизационной импульсивностью, ритмическими перепадами и желанием выявить индивидуальность каждого участника. Словно сбрасывая с себя сковывающие путы, исполнители откидывают капюшоны, обрывают рукава курток и, высвободившись, отправляются в свободный полет. Изменчивость стиля и характера танца подкрепляется (или, наоборот, задается) музыкой Эса-Пекка Салонена, строящейся на чередовании плавных переходов и резких контрастов, и изумительно красивым мимикрирующим светом Микки Кунту. Линейность движения оборачивается витиеватостью, лаконичная простота – сложностью, общность – разрозненностью, уступая место виртуозным, абсолютно штучным в своей непохожести соло, раскрывающим маскулинную сущность каждого. Исполнители предстают брутальными, нежными, серьезными, легкомысленными, отчаянными, лиричными – словом, во всем многообразии и противоречивости мужского характера. Любопытно, что этот переход от цельности и гармонии к разноязычию и хаосу порождает симптоматичную для современного искусства ноту тревоги, вроде неуместную в этом мощном мужском кругу.
И, наконец, отечественная костромская компания «Диалог Данс» – она находится в непрерывном профессиональном общении с самыми разными художниками, в том числе и зарубежными. В своей работе «Потерянный рай», впрямую отвечающей девизу фестиваля, костромичи вступили в диалог со временем. Постановщица спектакля, франко-бельгийский хореограф Карин Понтьес, обратилась к нашей общей памяти о детстве, знаком которого стали дворовые качели, – вокруг них и концентрируется все действие. Карин уже работала с Иваном Естегнеевым, Евгением Кулагиным, Марией Качалковой и Татьяной Каравановой, отличными артистами и танцовщиками, поставив для них спектакль «Мирлифлор», ставший в 2011 году лауреатом «Золотой Маски». Погрузившись в мир детства, хореограф и исполнители нарисовали ностальгически-умилительную картинку, вглядевшись в которую, понимаешь, что на детской площадке – всё в общем-то так же, как и во взрослой жизни. То же стремление к лидерству, то же желание быть любимым окружающими и те же средства для достижения своей цели – оттолкнуть, выхватить, завоевать. Только в ребяческой среде все эти действия пока еще интуитивно-наивны. Собственно говоря, простодушие и является утраченным эдемом. Исполнители, прекрасно владеющие своими телами, не играют детей, а передают первозданную бесхитростность через неуклюжую пластику, доверчивость взаимоотношений и трогательную непосредственность реакций, оставаясь при этом взрослыми людьми. Этот двойной фокус зрения придает спектаклю воздух и объем, давая зрителю возможность заглянуть в собственное детство, и увидеть оттуда себя теперешнего. К финалу сцену заливает тот самый, любимый современным театром, нежный вечерний свет, а качели, из-за которых было столько потасовок и переживаний, остаются пустыми.