Вместе с художницей Светланой Тужиковой и композитором Дмитрием Мульковым режиссер Владислав Тутак сочинил в Калининградском драматическом театре суперэстетскую историю, театральный метасюжет, который накрывает собой целый пучок интерпретаций и кодов, когда-либо применявшихся к «Макбету» и оставшихся в истории культуры. Не только театра.

Принцип метасюжета в спектакле «Макбет. Трагедия» буквально визуализирован – ближе к финалу на сцену выносят стоячие картонки, заполняющие все пространство. Здесь есть фрагмент картины Брюллова «Последний день Помпеи», портрет молодого Пастернака (взят его перевод пьесы), репродукция картины Готфрида Хельнвайна «Жизнь, не стоящая жизни» с ребенком, голова которого лежит в тарелке с супом, кусочки дюреровского «Плачущего херувима». Есть и портрет Шекспира, вырезанный по контуру. Матрица мировой культуры, демонстративно вставленная в спектакль, действует, однако, не как постмодернистский цитатник – для него слишком поздно, на дворе 2024 год. Скорее, этот «Макбет» расписывается в невозможности что-либо еще прокомментировать: плохих новостей слишком много, чтоб можно было к ним что-то прибавить. И поскольку ни одна из концепций, тщетно пытавшихся объяснить происхождение зла, не работает, можно только зафиксировать постоянное, ежесекундное присутствие смерти – и в великой культуре прошлого, оказавшейся беспомощной, и в сценической реальности настоящего.

По сути, перед нами – макабрическая пляска в царстве мертвых, роли которых исполняют актеры с выбеленными (ведьмы) или зачерненными (все остальные) лицами. Ведьмы маниакально оттирают руки от чего-то невидимого, Макбет (Максим Пацерин) – такой приземленный, в очках и с замашками «обычного мужчины среднего возраста» ходит с окровавленными руками, леди (Марина Юнганс) сходит с ума буквально, клинически, сползая в глухом бархатном платье на пол, на фоне такого же задника – его тащат за веревочки ведьмы, пока кровавый бархат не закроет все зеркало сцены. Практически весь спектакль на планшете лежит тело Мертвого Сержанта. Однажды убитые воскресают и шастают как зомби по сцене. Смерть кружится сама с собой в обнимку.

Но этот макабр остранен титрами – вполне в духе ироничных богомоловских реплик они комментируют происходящее. Мол, кого-то убили, но этот кто-то (Банко, Макдуф, сын Макдуфа, Мертвый Сержант, доктор, разницы нет) не может умереть. В этом пастише, повторюсь, нет намерения высказать что-то новое по поводу зла и стремления к власти. Художники, сочинившее это маньеристское произведение, избыточное в своей эффектности и осознающее эту избыточность, иронизируют над собственным эстетством: там, где красный бархат, там и гладильная доска, за которой трудятся то ведьмы, то леди Макбет.

Дух режиссуры Эймунтаса Някрошюса веет над спектаклем – он в характере мизансцен, в узкой полоске мертвенно бледного света лампы над столом, за которым сидят ведьмы, в самих этих вечно танцующих, летающих по сцене ведьмочках, в болтающейся на длинном шнуре люстре. Но тут не игра с классиком, которая, кроме театроведов, никому ничего не скажет. Скорее, признание неготовности длить прекрасный трагический пафос театра прошлого. Сильные жесты невозможны: красота, которой так истово служат режиссер и художница, самоликвидирует себя в момент появления. Подлинного духа Някрошюса здесь, однако, нет – есть воспоминания о его великих спектаклях, внешним образом использованные и поставленные в ряд других отсылок к большой культуре. И я вижу, чувствую в этом жесте отчаяние современных людей, понимающих всю тщетность своих усилий, но одновременно тратящих их на построение огромного фиктивного мира, напичканного аттракционами доверху. В этом парадокс спектакля. Никакой гуманизации, конечно же, не будет – настроение точно схвачено, и оно сочится сквозь эту «красоту».

Хор мертвецов уйдет, и на поворотном круге сцены останется Пастернак (Антон Контушев единственный тут человек вне истерики) в свитере с горлом, такой интеллигент из далеких 1960-х. Переведенный им на русский язык ад исчезнет, но мы-то знаем – наш ад с нами, никаких иллюзий.

Кристина МАТВИЕНКО

«Экран и сцена»
Декабрь 2024 года.