Три свои одноактные оперы – «Плащ», «Сестра Анжелика» и «Джанни Скикки» – композитор Джакомо Пуччини, не просто ведомый идеей их жанрового контраста, но задумывавший нечто схожее с «Божественной комедией», объединил в триптих. Вынашивал замысел долго и для каждой из опер тщательно искал основу либретто, присматривался к произведениям Горького, Толстого, Д’Аннунцио. Первая постановка всех трех опер состоялась в 1918 году на сцене нью-йоркской Metropolitan Opera, но как трилогия громкого успеха не имела: предпочтение однозначно отдавалось сатирическому «Джанни Скикки», две прочие части были восприняты сдержанно. В дальнейшем короткие оперы Пуччини все чаще исполнялись по отдельности и до постановочных аллюзий на Данте не добирались.

Режиссер Кристоф Лой, выпустивший «Триптих» в 2022 году на Зальцбургском фестивале, а в 2025 показавший его в Opéra national de Paris (на подмостках Opéra Bastille, с дирижером Карло Рицци), руководствовался не только идеей контраста произведений. Хотя, безусловно, и ею тоже – приглашение на главные партии во всех трех операх многогранной Асмик Григорян, готовой ко всевозможным режиссерским вызовам, тому свидетельство. Поменяв последовательность названий, Лой прочертил новый вектор – не от ада к раю, но от плутовства к трагедии. Впрочем, в каждую из опер все же затесалась смерть, вечная спутница любого жанра, особенно жизни.

И пусть имя Джанни Скикки взято у упомянутого в дантовском «Аде» флорентийца Джанни Скикки деи Кавальканти, опера, с которой начинает свой «Триптих» Лой, – предстает откровенно комической.

На подиуме в центре сцены высится кровать king size, доминирующая здесь, словно богатая усыпальница на Пер-Лашез (все три оперы оформлены Этьеном Плю). Медленно вращается вентилятор под потолком. Умер богач, и родственникам срочно нужно отыскать завещание, но пока, притащив кучу стульев в спальню преставившегося, наследники-нахлебники пожирают спагетти и только потом варварски приступают к делу: потрошат коробки и ящики, расшвыривают по полу ворох бумаг, перетряхивают все подряд. Одеты они кричаще (костюмы всех трех опер созданы Барбарой Дросин), столь же безвкусно и грубо себя и ведут. Их проблему готов решить фальстафовской фактуры Джанни (Миша Кирия): явившись в дом вместе с дочерью Лауреттой (девушку в цветастом платьице немедленно отправляют на террасу наблюдать за птичками, пока вершатся дела), он предлагает подменить собой труп и продиктовать новое завещание. Покойника вынимают из кровати, но тут в дверь стучится доктор, и труп спешно запихивают под кровать. Джанни дурит доктора, как следом будет дурить нотариуса, а в итоге, завещав все себе, одурачит и семью, которой останется лишь пантомима нищих. Вернувшаяся с террасы, до того мало себя проявлявшая скромница Лауретта (Асмик Григорян) решительно бросается в объятия возлюбленного Ринуччо (Алексей Нехлюдов). Исполнив идеальный любовный дуэт, они зарываются в широкую постель усопшего, забытого под ней.

Следующая опера – «Плащ» резко меняет тональность происходящего. Сумрачное освещение, темные тени, высокая металлическая лестница, очертания пришвартовавшейся баржи – атмосфера романов Эмиля Золя или Жоржа Сименона. Единое пространство заключает в себе коробки и ящики, грузчиков, сходящих по трапу, изящные столики кафе и ковер на полу, диван с накинутым пледом и торшер. Вцепившись в железные прутья лестницы, около нее надолго замерла проститутка в фатиновой юбке, то ли проделывавшая балетный экзерсис, то ли исполнявшая танец у шеста. Белокурая хозяйка Жоржетта (Асмик Григорян), поначалу босая, а после – в красных туфельках в тон к кофточке, деловито выносит работникам выпивку. В недавнем прошлом она потеряла сына, и эта потеря, кажется, определяет ее отчужденность от мужа, каждое движение и действие, на первый взгляд, такие уверенные, независимые и надменные, как и победительный вокал самой исполнительницы. На смену нелепостям «Джанни Скикки» в «Плаще» проглядывает безжалостный и неисправимый мир, в котором муж Жоржетты – Мишель (Роман Бурденко) без раздумья, словно повинуясь звериному инстинкту, убивает любовника жены (Джошуа Герреро) и равнодушно набрасывает на него плащ.

Подлинным же триумфом певицы и актрисы Асмик Григорян становится заглавная партия в «Сестре Анжелике», не случайно отодвинутой постановщиком на финал.

Действие разворачивается в стенах монастыря, чей садик (или оранжерея) изобилует растениями в горшках, вокруг которых хлопочет сестра Анжелика – строгая необщительная травница. Прочие затворницы демонстрируют вереницу колоритных характеров, карикатурно-сдержанных или не по-монашески экспрессивных. Одна за другой они появляются в дверях залы, а затем колдуют за рабочими столами над шитьем или записями. Уже по самоуглубленности сестры Анжелики, по тому, как она хмурит лоб и возводит невидимую стену между собой и окружением, ясно, что в ее жизни присутствует драма. Внезапное явление тетки (в исполнении сопрано Кариты Маттилы, обладающей вокальной харизмой, это широкий шаг, впечатляющий рост и каблуки, шикарный брючный костюм и светское лицемерие) и принесенное ею, даже еще не проговоренное известие мгновенно превращают драму в трагедию. Надежду на лице сестры Анжелики стирает отчаяние. Мучительная разлука с сыном, рожденным вне брака, уже никогда не увенчается встречей – ребенок два года как умер: на стол водружается чемоданчик, в котором сложены детские вещи, игрушки, рисунок, фотография улыбающегося мальчишки.

Сокрушительный вокальный монолог, огромной протяженности по меркам одноактной оперы, фантастически исполненный Асмик Григорян, заключает в себе страдания и сомнения верующей католички, решающейся на самоубийство. Сестра Анжелика травится настойкой ядовитых растений и тут же взывает к Матери Божией о пощаде, но оказывается слишком поздно.

При множестве отличных исполнителей вообразить этот «Триптих» без исключительного дарования Асмик Григорян, работавшей с Ромео Кастеллуччи, Робертом Уилсоном, Кшиштофом Варликовским, Уильямом Кентриджем, Клаусом Гутом, Дмитрием Черняковым, решительно невозможно. Ее героини будут выделяться везде – в раю, в аду, в чистилище и на земле.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
Июнь 2025 года