Посмотрели и забыли

Афиша фильма “Обыкновенный фашизм”
Афиша фильма “Обыкновенный фашизм”

Был у меня любимый человек, с которым мы годы говорили о фашизме. Думали и перебирали детали. Вот уже два года, как молчу, ни с кем об этом не говорю, но всё старательно вспоминаю, записываю. Майя Туровская думала о фашизме всю жизнь. И пришла к печальному итогу в своих размышлениях. Однажды весь наш вечер был отдан главному фильму Майи.

В 1966 году на экраны СССР вышел “Обыкновенный фашизм” Михаила Ромма (авторы сценария Майя Туровская и Юрий Ханютин). На него выстраивались в очередь ровесники моих родителей по вечерам и смотрели по нескольку раз, на него же строем водили всей школой. Такого в истории советского кинопроката не случалось ни до, ни после. Фильм был странный: некрасивый и неинтересный – черно-белые фотографии или движущаяся черно-белая хроника времен войны. Картинки лепились одна к одной, и на них либо лежали убитые, либо стояли кривляки-убийцы: Гитлер, Муссолини, кто-то еще… Они либо говорили с трибун, яростно жестикулируя, либо молча репетировали эти выступления перед зеркалом. Отдельно на экране всегда показывали шеренги слушающих солдат. Они стояли навытяжку, и гордо выпячивали грудь в красивых формах. Оторваться от экрана было нельзя, потому что ты знал, чем закончились эти речи, парады, бои и что стало с артистичными вождями. Но самое главное – за кадром звучал голос рассказчика, который ничего не боялся: он либо строго и спокойно объяснял про горы убитых, либо ядовито насмешничал, давая зрителю разглядывать убийц, которым жить уже ничего не оставалось. И всё это было про фашизм, который случился однажды в Италии, Германии, и приходилось только считать, как давно это было, но в этом самом месте рассказчик неожиданно делал паузу и спокойно сообщал с экрана, что фашизм никуда не делся: он жив и будет жить, меняя имя и обличье… В кинотеатре зажигался свет, фильм был окончен, и ты выходил на улицу в полном ужасе: как? Все эти горы мертвецов не прошлое, а будущее? Это казалось невероятным. Этот гвоздь навсегда был вбит мне в темя, и так я и живу с тех пор, старательно отмечая признаки фашизма в тех или иных проявлениях и реакциях – своих или общества. Мамины и бабушкины подружки шепотом обсуждали другое: на экране советского кинотеатра впервые лежали убитые советские евреи. Было ясно, что в мире что-то перевернулось.

В годы ученичества я читала, как один из больших советских режиссеров Михаил Ромм с группой соратников и соавторов взял на себя труд перебрать горы хроники, снятой за долгие 12 лет пребывания Гитлера у власти. Чуть отодвинуться от них, остраниться, и попытаться рассмотреть фашизм как явление – во всех переливах, как чукча – северное сияние. Как случается с гигантскими проектами, масса документов и материалов осталась за кадром. Потому, когда картина была окончена, Майя Туровская и Юрий Ханютин сложили отдельную книгу по следам создания фильма. И она была запрещена. Только в 2006 году – 40 лет спустя – книга, наконец, вышла в издательстве “Сеанс” в России. Генеральное консульство Германии (!!!) в Москве пригласило на презентацию этой книги одного из авторов – Майю Туровскую. И она прилетела в Москву из… Мюнхена, где жила к тому времени. Горько сказала мне, что вот – книга вышла, а поделиться не с кем: иных уж нет, а те – далече. Единственный, кого мне посчастливилось найти в Америке, был Сергей Линков – ассистент Михаила Ромма.

Майя Туровская
Майя Туровская

Майя Туровская вспоминала, как они с Юрой Ханютиным придумали “Обыкновенный фашизм”, сидя в залах “Госфильмофонда”, как уговорили Михаила Ильича взять этот сценарий и делать его, как менялся замысел в процессе работы, как всё складывалось.

– Как картину принимали зрители?

 – Фильм прошел первым экраном, на него стояли гигантские очереди, трудно было достать билеты. За первые 11 месяцев он собрал 20 миллионов зрителей. А потом его убрали с экранов. Михаилу Ильичу не дали сделать телевизионную версию, а книжку, которую нам заказало издательство “Искусство”, сдали в набор, но потом изъяли. Чиновники восприняли фильм правильно – советский чиновник был воспитан верно, он знал, что ему угрожает…

У меня был такой случай. В 1967 году Михаил Ильич после того, как мы с Юрой совершили тур по Восточной Германии с фильмом, попросил меня поехать в город Мюнхен. Сам он не мог в это время, был занят, и, кроме того, там надо было разговаривать с немецкой аудиторией, предполагалась так называемая “подиумная дискуссия”, то есть зрители задают вопросы. Послали туда Марка Донского с его фильмом, поехал еще Володя Дмитриев. И я с “Обыкновенным фашизмом”. Это был молодежный клуб, 1967 год, еще в СССР вообще никто не знал, что происходит на Западе, поэтому нас вызвали в ЦК и долго инструктировали.

Мы вышли в аэропорту и увидели, что он весь заклеен портретами Че Гевары. Канун 1968 года, молодежные движения, школьники борются за свои права, студенты выступают против гнета, и так далее. В клубе стоял огромный самовар. Он был больше меня. А кругом висели портреты – Че Гевара, Троцкий, рядом с ним Сталин. Они совершенно не имели представления о том, что Троцкого со Сталиным надо хотя бы на разные стенки повесить. Ребята были молодые. Я им сказала: ребята, я нахожусь в Мюнхене наконец, я полтора года смотрю на экране на этот город. Я хочу увидеть три места: Фельдхернхалле, перед которым происходили ежегодные шествия факельные, музей, первый камень которого заложил Гитлер, и “Бюргерброй”, где в 1923 году произошел “пивной путч”.

Они отвечают: зачем “Бюргерброй”? Мы пойдем в “Хофброй”, это замечательная пивная, и там мы выпьем замечательного пива. Я объясняю, что меня “Бюргерброй” интересует с исторической точки зрения, а не с пивной. Тогда они признались, что представления об этом не имеют. То есть как? Это же ваша история! Они были тверды: это не наша история, мы все родились после войны.

На следующее утро мне позвонил бельгийский режиссер, который сказал: я слышал, вы хотели увидеть то-то, то-то и то-то. Они – правда – ничего этого не знают и не хотят знать, а я за вами приеду на машине и все вам покажу. Я уж не говорю, что музей этот стоит посредине города, а Фельдхернхалле – просто на Одеон-плац (примерно как если бы он стоял на Триумфальной площади), то есть его не видеть нельзя при всем желании.

Так вот эти молодые ребята увидели про свой фашизм, про который они ничего не хотели знать. Немецкий человек, не из ГДР, не из нашего посольства задал мне трудный вопрос: “А почему вы сделали фильм о нас, в то время как у вас были свои закорючки?” И я произнесла следующую фразу, она должна была прозвучать так, чтобы меня не посадили, – у меня же семья в Москве! – а с другой стороны, чтобы не врать. Я им сказала: “А вы видели когда-нибудь человека, который бы мог делать фильм, не основываясь на личном опыте?”.

Сергей Линков и Михаил Ромм. 1964
Сергей Линков и Михаил Ромм. 1964

Главным в нашей делегации был Марк Донской. Он накатал колоссальную “телегу”. Эта “телега” пришла непосредственно в секретариат Суслова. После этого меня много лет не выпускали. Так что это к вопросу о том, о чем фильм. Он был о них, и он был, конечно, о нас тоже. И они это поняли, также как понимали мы, когда начинали его делать. Мы для того его и делали, просто это не произносилось вслух.

– А что произошло с книгой?

 – Книга была сдана в набор, это видно на первой ее странице, цветной, что очень необычно для книги, заказанной издательством “Искусство” для серии “Шедевры советского кино”. Она была сдана – все подписи стоят, разными цветами написаны, и немедленно вынута из производства, и дальше много раз Михаил Ильич пытался пробить эту каменную стену, потом уже мы с Наташей Ромм пытались, потом я сама… Сейчас это случилось, как ни странно, по инициативе немцев, Кельнского университета, который предложил мне принять участие в программе “Обыкновенный фашизм и массовые медиа”. Они вообще не знали, что такая книжка существует. Когда я им рассказала, они очень загорелись, но, к счастью, первым все-таки вышло издание на русском языке. Мотором этого дела в издательстве “Сеанс” была Люба Аркус, главный редактор, они сделали всё прекрасно, и я благодарна ей и всей редакции, каждому из них. Это не дизайнерская книга, но они ее издали в поразительно прекрасном качестве, которое не так уж часто встречается.

– Почему фильм оказалось реально выпустить, а книгу – нельзя?

– Я могу только привести фразу, которую сказал Михаилу Ильичу цензор. Вполне возможно, что этим цензором был сам Суслов. Когда Михаил Ильич спросил: а почему запрещают книгу, когда фильм посмотрели 20 миллионов? – тот ему ответил: “20 миллионов посмотрели фильм и забыли, а книгу откроют и начнут думать. Это точная формулировка.

Михаил Ильич за два года работы над “Обыкновенным фашизмом” прошел огромную дорогу. Говорить нечего, в каких тисках это все делалось. Мы же просто рядом с ним сидели, стояли и подбирали ему пленки. А он обдирался об этот материал, страдал, мучился. За одно это я должна быть благодарна судьбе – что принимала участие, что мы его вытащили на эту работу и дали ему возможность пройти эту дорогу.

Полагать, что бацилла тоталитаризма погибла, – значит глубоко заблуждаться. Когда мы начинали делать фильм, – у меня были вопросы к истории, ради поиска ответов мы с Юрой в холодных залах “Госфильмофонда” придумали эту картину. Теперь у меня нет вопросов. Я живу в этой истории. Я все время пыталась понять: как это может быть, почему это может быть? Отвечаю: потому что таков человек. Единственный ответ на этот вопрос – дело в человеке. В нем заложена эта возможность, и при определенных условиях она реализуется, более того, набирает силу. Не надейтесь, что бацилла уничтожена, не надейтесь на это, не живите в этой утешительной иллюзии. Помните, что это всё может случиться с вами.

 …Книга вышла крошечным тиражом и разошлась в кругу тех, кто понимает, какая это ценность. На моем экземпляре, подаренном Майей, она написала: “Дорогой Саше на память обо всей нашей жизни, которая разнообразно отразилась в этой книжке – не только “у них”, но и “у нас”. Ромм, мы с Юриком и кинокамера…”.

Кадр из фильма “Обыкновенный фашизм”
Кадр из фильма “Обыкновенный фашизм”

Ясная обличительная лента, которая могла бы многое сделать в воспитании зрителя, крайне редко оказывается на экране телевидения и в прокате. Ее можно найти в интернете. “Обыкновенный фашизм” следует непременно смотреть. Лучше кино про фашизм, чем фашизм в натуральную величину.

А Майя Туровская неожиданно обнаружила в архиве документ, о котором рассказала в своей последней книге “Зубы дракона”. Оказалось, что режиссер Марк Донской не писал того доноса, о котором она говорила со мной в начале XXI века. В главе “Марк Донской – вид с чужой колокольни” написано: “Из партархива появилась на свет “телега” некоего немецкого добровольца, профессора с гофманианской фамилией Херлициус, который прилежно доносил на имя самого Суслова о нашем [Майи Туровской и Марка Донского] “несоветском” поведении во время дискуссий: “…Советские гости единодушно признали, что они сделали этот фильм (“Обыкновенный фашизм”. – М.Т.) так же для своих собственных условий и для критики собственных порядков… Фильм не является исторической документацией, в нем идет речь о повсеместно актуальной теме…”

Так Майя Туровская узнала, что пострадала не только она, но и Марк Донской – после их выступления в левацком клубе Германии.

Мне посчастливилось найти в Америке Сергея Линкова – ассистента Михаила Ромма.

Сергей Яковлевич Линков после окончания историко-филологического факультета МГПИ работал на киностудии “Мосфильм”. Окончил Высшие курсы сценаристов и режиссеров, снимал художественные и документальные фильмы. В 1996 году снял для НТВ документальный фильм “Расстрел на площади” о событиях 1962 года в Новочеркасске. Член Союза кинематографистов России. В 1986-2000 годах преподавал во ВГИКе на кафедре режиссуры. Его фильмы участвовали в фестивалях и демонстрировались в СССР, США и Европе, отмечены наградами. Снял ряд документальных фильмов в сотрудничестве с некоммерческой студией Media Working Group, Inc, USA.

Я попросила его рассказать, как складывалась работа над фильмом “Обыкновенный фашизм”.

– В июле 1964 года Михаил Ильич пригласил меня ассистентом в фильм “Обыкновенный фашизм”. Я прочел сценарий Майи Туровской и Юрия Ханютина – возникло ощущение чего-то необычного, какое-то неформулируемое волнение… Все еще было впереди, все казалось неясно. А предчувствие интересной дороги было. Сценарий производил впечатление несколько описательного, но неординарного и обещающего. Я занимался отбором хроники, готовил съемки, искал фото, материалы. В августе уехали в Польшу и ГДР. В купе мы оказались с Михаилом Ильичом вдвоем. До поздней ночи он рассказывал о недавней поездке в США, куда летал с Тарковским на фестиваль. Страна его поразила. Утром в Бресте, прохаживаясь по перрону в ожидании поезда, разговаривали, и Ромм неожиданно спросил: как я думаю, получится картина или нет? М.И. был человеком, в общении с которым всякое лукавство, пошлый оптимизм, общие места исключались. Что думал, как чувствовал, так и ответил. Общаясь с М.И., ты вдруг ощущал, что ты талантливый, умный, сильный, что ты – личность. Я думаю, в этом одна из причин, почему так легко и с самоотдачей с ним работалось всем, почему его ученики были столь успешны и многочисленны. А главное, все такие разные, не похожие на мастера – А.Митта, и В.Титов, В.Трегубович и Р.Эсадзе, А. Смирнов и В.Абдрашитов, А.Кончаловский и В.Шукшин, Н.Михалков и Г.Чухрай.

В Польше мы много ездили. В Майданек, Треблинку. Освенцим потряс. Просторный, поросший высокой травой, полевыми цветами, полуразрушенные бараки, чисто, далекий горизонт, небо над головой, ни души, остатки кирпичных барачных труб. Поверить, что здесь сжигали, убивали, унижали сотни тысяч людей, трудно. И только в музее Освенцима начинаешь чувствовать запах человеческого месива, крови, смерти. Там мы сняли горы свалявшихся человеческих волос, груды обуви – детской, женской. Экспонаты, так сказать. Сняли фотографии узников в полосатой одежде, их взгляды, далекие и безнадежные. Я вспоминаю это сейчас, когда слышу утверждения, что Холокоста не было. А что же я видел там, в Освенциме?

– Как потом отходили от этих съемок?

– По вечерам собирались в номере у Михаила Ильича. Хотелось быть вместе. М.И. доставал привезенный коньяк. Выпивали по рюмке-другой, разговаривали, М.И. рассказывал, слушать его всегда было интересно – так и отходили от увиденного.

– Чем вы руководствовались, отбирая хронику, фотографии, документы?

– Прежде всего тем, есть ли ощущение подлинности, правды. Насколько нов и эмоционален материал, насколько выразителен. Делали фильм о конкретном явлении. Никто и никогда не говорил о параллелях, намеках, аллюзиях. Картина рождалась в дискуссиях, спорах, в процессе живого общения М.И. с группой, со сценаристами, приглашенными – помню журналиста-международника Эрнста Генри, Евгения Евтушенко. М.И. не вылезал из монтажной, собирая эпизоды, аттракционы, части. Группа подносила “снаряды”. Картина обретала определенность очертаний буквально на глазах. На столе были разложены фотографии львовского погрома. Вокруг стола стояли Хари Стойчев, Савва Кулиш, Герман Лавров, Виктор Жданов – оператор комбинированных съемок – и, конечно, Ромм. Как снимать, как потом монтировать? Предлагаются варианты. Обсуждаются. Отвергаются. А если так?! Смотрятся смонтированные М.И. куски. Бывают большие просмотры с приглашенными, чье мнение важно. Картина рождается. Вот уже есть руки, глаза. А почему глаза голубые?! Они должны быть зеленые. Конечно, зеленые. Начинается перемонтаж. Еще один шаг вперед сделан и, кажется, неплохой.

В одном из томов собрания сочинений Михаила Ильича Рома есть подробнейшая статья о том, как создавался фильм. В частности, о том, что авторы сценария Юрий Ханютин и Майя Туровская имели другое представление о фильме. И хотели в какой-то момент делать свой вариант. М.И. не возражал. Они даже начали работать, но все-таки они оба, очень умные и талантливые, поняли, что это неправильно. Да, картина принадлежит им тоже. Есть люди, которые видят все зорко, на большом расстоянии, даже ночью. Вот у Юры и Майи было такое зрение, только внутреннее. Всегда радостно было читать их статьи, книги, выступления, острые, неожиданные.

Вообще, на картине собралось на удивление много замечательных людей, о которых можно говорить и говорить. Например, звукооператоры Сергей Минервин и Борис Венгеровский. Они работали самозабвенно, легко, на высочайшем уровне профессионализма и художественности.

– Чем стала для Вас эта картина?

– Для меня “Обыкновенный фашизм” был школой, ВГИКом, рождением дружеских связей. Но, конечно, самым большим событием была фигура Михаила Ильича Ромма. Кто-то сказал, что стиль – это сам человек, его суть. “Обыкновенный фашизм” подтверждает это абсолютно. Ироничность, ясность мысли Михаила Ильича, его безукоризненный вкус, демократизм, расположенность к людям, любовь к ним, лишенная всякой сентиментальности и громких слов. И все это есть в картине, это ее основа. Роммовское неприятие, ненависть ко всему тому, что унижает человека, его достоинство, лишает его индивидуальности и свободы. Михаил Ильич был абсолютно доступен для всех. Каждый мог позвонить, попросить о встрече. И никогда не было отказа. Елена Кузьмина, жена М.И., к которой он относился трепетно, старалась как-то влиять на этот поток. И, по-моему, безрезультатно. Когда Ромма не стало, возникло ощущение сиротства, пустоты жизненного пространства.

Уже живя в США, в 2001 году я прочитал книгу Энн Вайс “Последний альбом” (Ann Weiss “The Last Album: Eyes from the Ashes of Auschwitz-Birkenau”). История такова. Американская журналистка в музее Освенцима в 70-е годы, а то и позже, увидела предвоенные фотографии будущих жертв Холокоста. В лагере после освобождения был найден целый чемодан таких фотографий. Предполагают, что они были собраны и сохранены участниками лагерного Сопротивления. Мать американской журналистки ехала в транспорте, который вез польских евреев в Освенцим. В пути она познакомилась с молодым человеком, не имевшим никаких иллюзий, куда и зачем их везут. Он уговорил мать Энн спрыгнуть во время движения. Что они и еще несколько человек и сделали. Почти все погибли. Молодой человек был смертельно ранен. Она, единственная, осталась жива и не хотела его оставлять. Но он уговорил ее уйти, сказав, что она будет единственным живым свидетелем произошедшего, и он просит ее читать поминальную молитву в день его гибели. И до конца своих дней мать Энн делала это. Так вот Энн Вайс стала ездить с этими фотографиями, устраивая выставки, по США, Европе, Израилю. Причем на этих фотографиях были в основном молодые люди в счастливые минуты их жизни – свадьба, последний класс школы, беззаботная загородная прогулка, рождение детей. Молодые люди, открытые будущему. И всюду, где побывала Энн с этим фотоальбомом, находился кто-то, узнававший знакомых, друзей, родственников. Сожалею, что эти фото не попались нам. Но могли бы они привнести что-то решительно иное в картину? Не знаю, хотя хочется сказать – да.

Александра СВИРИДОВА

«Экран и сцена»
№ 10 за 2022 год.