Перед любым классическим текстом, да и неклассическим тоже,  театр открывает широкие возможности разных трактовок. Так, шекспировский принц Гамлет может быть воплощением мировой скорби, а может предстать и борцом за светлое будущее Дании.

В постановке Арсения Фогелева в Краснодарском театре драмы «Евгений Онегин» оказывается отнюдь не историей о неслучившихся романах, не элегией о судьбе юного поэта и не ностальгическим сюжетом о давно ушедших днях. Это горький и современный нарратив о том, как однажды что-то закончилось раз и навсегда и больше не вернется. Нота утраты отчетливо слышна и у Пушкина, но режиссер делает ее лейтмотивом, и постановка превращается в высказывание.

Арсений Фогелев, главный режиссер Краснодарского драмтеатра, известен местному зрителю камерными спектаклями («Космос» А. Житковского, недавние «Васса Железнова» М. Горького и «Из жизни ископаемых» Ф. Строппеля), а также работами в частном Одном театре, который сам и основал с двумя соратниками. На основную площадку театра драмы как режиссер Фогелев заходил разве что в постановках новогодних сказок.

«Евгений Онегин» стал программной постановкой, первым серьезным шагом режиссера на большую сцену – и заявкой на большой стиль.

Масштаб задается широким и глубоким пространством перед тысячным залом: пустоту эту нужно освоить вширь и вверх, она позволяет широкие жесты и глобальные метафоры. Все это демонстрирует Фогелев, подчиняя набор популярных, почти цитатных приемов (крупный план живого видео, театр теней, субтитры над сценой, ветер и дым, развевающиеся занавески) одной мысли, важнейшему образу. Мир, в котором насмешничают, страдают, флиртуют  герои, – это мир уходящий или уже ушедший. Герои стоят на краю его, и их хандра – не перепады настроения, а проявление экзистенциального стоицизма.

Онегин в исполнении самого Фогелева (а он отличный актер) в начале  спектакля обитает в шкафу-витрине: живописный и одинокий. Он выскальзывает оттуда лишь ненадолго – чтобы соблазнить красотку (театр теней) или выслушать восторженный лепет Madame (Виктория Лукина). Герой разуверился во всем, он высокомерен и мелок – напоминает и Зилова, и угасшего Вронского. Их тоже играет в Краснодарской драме Фогелев, проводя через очень разные роли единую тему потерянности и усталости.

Причины предельной разочарованности Онегина в жизни – не только пресыщенность ею, но и отъезд за границу друга. Друг – рассказчик, обозначен в списке действующих лиц как Неонегин. Его играет Алексей Мосолов, и создаваемый им образ – камертон настроения спектакля. Его речь, сухая, отстраненная, отвечает характеристике «Я был озлоблен, он угрюм». Как и рассказчик в романе, герой этот сослан: не из столицы, но за пределы сцены. Речь «от автора» будет доноситься из ложи вплоть до момента, когда актер Мосолов появится на подмостках вновь – он окажется тем самым генералом, за которого выйдет замуж отчаявшаяся Татьяна.

Онегин покидает свой дом-шкаф-витрину в деревне: чтобы снисходительно любоваться дурашливым и неистовым Ленским (Михаил Дубовский), объясняться с нелюдимой Татьяной (Анастасия Поддубная) и зло кокетничать с Ольгой (Анастасия Довбыш).

Метафорический носитель смысла в постановке Фогелева – бумага, представленная в самых разных масштабах. Занавес перед авансценой – словно измятый лист. Герои мнут бумагу в комки и наговаривают в нее текст, словно записывая голосовое, – а потом швыряют сообщения, как снежки. У Ленского из чемодана высыпается ворох листков-стихов, и ими он закидывает Ольгу, а то и интеллигентную няню (Наталья Арсентьева). А после смерти Ленского эти груды стихов, заполонившие сцену, быстро собирают «крестьяне», складывают в черные мусорные мешки, заталкивают в люк – горький знак никому уже не нужного творчества. И нервная, мятущаяся Татьяна, когда пишет свое письмо, обрывает бумажные занавеси, путается в них, комкает, отчаянно бросается в эту кучу, словно стремясь прорваться за пределы бумаги – к душе адресата.

На внешнем уровне в этом спектакле все вполне «по книге», но на уровне сценических знаков есть указания на то, что пустота за авансценой – не просто условность.

Огромный фрагмент жизни ушел навсегда – субтитрами пару раз вспыхивают фразы вроде «они одолжили бумагу в заброшенном поместье Пустяковых». Дома опустели, ветер колышет занавески – случилось непоправимое, но инерция подталкивает существовать дальше.

Очень страшной выглядит сцена, в которой сон Татьяны накладывается на ее именины: здесь «хор», выряженный в костюмы гиперболизированные и пугающие, оказывается разом и гостями поместья, и чудовищами из сна.

Второй акт «Онегина» несется стремительно: только случилась дуэль, и вот уже Ольга забыла Ленского; вот ярмарка невест – и следом Татьяна, в стильном брючном костюме,  обнаруживается за роялем в замке мужа. А вот и финальное объяснение героев крупным планом, их интонации безрадостны – ясно, что страсть не украшает  жизнь, а превращает ее в экзистенциальную борьбу. В сражение, в котором нет победителей.

Вера СЕРДЕЧНАЯ

«Экран и сцена»
Октябрь 2024 года.