В Большом театре состоялась ожидаемая премьера одноактных постановок: “Клетка” Джерома Роббинса и “Этюды” Харальда Ландера – первые названия, выбранные непосредственно новым художественным руководителем балета Большого Махаром Вазиевым.
С прославленной хореографией Джерома Роббинса, которого танцуют по всему миру и чьи балеты в России ставились в Мариинке, Пермском театре оперы и балета имени П.И.Чайковского, а сегодня идут еще в Музыкальном театре имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко, в шаговой доступности от Большого, – первая сцена страны сталкивалась только однажды, еще в бытность Владимира Васильева худруком. Тогда это был двенадцатиминутный эротический “Послеполуденный отдых фавна” на музыку Дебюсси. Сегодня Большой театр в лице Вазиева снова обратился к миниатюре хореографа. Коротенький балет “Клетка” продолжительностью минут пятнадцать, считающийся одной из самых ярких постановок маэстро, в момент выпуска в 1951 году вызвал скандал. Публику шокировал сюжет про девушек-амазонок, убивающих, подобно самкам богомола, своих партнеров после соития. Подобная фабула вряд ли способна смутить закаленного современного зрителя, тем более завсегдатаев Большого, в репертуаре которого – радикальная “Квартира” Матса Эка с вынесенным на авансцену биде. Поклонников Терпсихоры волновало другое: как лебеди, вилисы и сильфиды осилят пластику насекомых? Конечно же, Роббинс создавал не энтомологический балет. Его интересовали как инстинкты представителей фауны, так и аналогичные взаимоотношения между людьми. В частности, тот феномен, когда женская особь воспринимает мужчину как жертву. Все эти особенности биологически-ритуальных взаимоотношений не только пластически, но и психологически предстояло освоить примам и артисткам Большого. Если говорить о психологии, то с ней классические балерины хорошо знакомы. Мстительными вилисами из “Жизели” и воинствующими амазонками из “Клетки” движет сходное чувство – ненависть к мужчинам. Правда, безвременно усопшие невесты (вилисы) хотят лишь убить представителей коварного мужского племени, а роббинсовские воительницы стремятся еще и к продолжению рода. Королева амазонок столь же жестока и властна, как Мирта из “Жизели”, и точно так же приобщает к своему миру Новенькую, которая (не в пример Жизели) внешне и пластически отличается от своих товарок, выглядит среди них инородным существом. Стать неотличимой от подруг ей предстоит только после того, как она убьет своего первого мужчину, зажав его голову между коленями и свернув ему шею. Окруженная стремительными, резкими, дерзкими амазонками со взъерошенными копнами волос, в купальниках с экзотическим, похожим на паучьи лапки рисунком, неофитка быстро начинает постигать науку нападения и защиты. Когда она появляется впервые с завернутыми внутрь стопами, то вспоминается Избранница из “Весны священной” Стравинского, на чью музыку поставлены и шедевр Вацлава Нижинского, и “Клетка” Джерома Роббинса. В хореографии коротенькой миниатюры трансформация Новенькой прописана последовательно и выразительно. Впечатляющее преображение испуганного существа с непослушными конечностями в грозную фурию, разящую взмахом ноги, как острием копья, укладывается в четверть часа сценического времени. Прима Большого театра Екатерина Крысанова проходит этот путь – от первого испуганного крика, когда с нее срывают прикрывающее лицо покрывало, до опьянения убийством – с уверенным мастерством большой балерины. Маленькая робкая девочка с короткой стрижкой и юношеской фигуркой на наших глазах оборачивается сильной властной женщиной, способной не только подчиняться, но и противостоять Королеве (отличная работа Анны Окуневой), чем опять же напоминает классическую Жизель. С той разницей, что последняя черпает радость в спасении своего возлюбленного, а Новенькая получает удовольствие от убийства партнера, перебившее возникшее было влечение к несчастному Чужаку (Александр Водопетов), кажется, тоже увлекшемуся своей губительницей.
Над спектаклем с московскими артистами работали педагоги-репетиторы из Нью-Йорк Сити Балле – Гленн Кинан и Жан-Пьер Фролих, бывший ассистентом Джерома Роббинса и представляющий комитет Фонда авторских прав хореографа. В итоге “Клетка” – один из сложнейших балетов Роббинса – освоена российскими танцовщиками и танцовщицами, ставшими убедительным племенем амазонок, чьи мелко шевелящиеся кисти рук напоминают щупальца и клешни, а ноги – холодное оружие. Впрочем, маэстро Фролих считает, что классическим танцовщикам гораздо проще выйти на сцену в сложнейших “Этюдах”, чем в стилизованной под жизнь насекомых “Клетке”.
Но, судя по результатам, сочинение Роббинса далось московским артистам легче, чем хореография Ландера. “Этюды”, поставленные хореографом почти 60 лет назад, – балет для перфекционистов. Его название в точности соответствуют содержанию – балетный класс, причем в антологическом аспекте. Здесь прослеживается вся история классического танца, начиная со времен Короля-солнца Людовика XIV, основавшего Королевскую академию танца и Королевскую академию музыки, из которых родилась Парижская опера и откуда берет свои истоки хореография Августа Бурнонвиля – великого соотечественника Ландера, создателя уникального датского стиля.
В своих “Этюдах” Ландер, сохраняя все связи и взаимовлияния разных хореографических школ (в том числе, итальянской и русской), проследил ход развития не только истории балета, но и личную “школу” всякого танцовщика, начинающуюся со станка и пяти позиций и продолжающуюся процессом самосовершенствования длиною в профессиональную жизнь. Содержание балета и его форма – чистота танца, рождающегося из простых движений и идущего по восходящей к высотам безупречного искусства. Все это идеально совпадает с музыкальной основной спектакля – этюдами Карла Черни, знакомыми каждому, кто начинал заниматься музыкой. Ландер опоэтизировал и театрализовал ежедневный рутинный экзерсис, представив его вдохновенным действом, чья завораживающая красота в россыпи идеально выполненных движений. Четкая “артикуляция” и стремительный темп – сюжет этого вдохновенного балетного класса. Любая неточность, любой ляп вопиют и возводятся в каадрат.
Первый показ премьерных спектаклей транслировался в кинотеатрах и по видеоканалу Большого театра. Глаз камеры, обладающий беспощадной объективностью, способен подметить все огрехи исполнителей, но это в большей степени относилось к кордебалету. Солисты – Ольга Смирнова (Балерина), Артем Овчаренко и Семен Чудин (Премьеры) сумели придать жесткому экзамену на техническое мастерство лирико-поэтическую интонацию. Особенно это проявилось в романтическом Pas de deux “Сильфиды” (Смирнова и Овчаренко), введенном Ландером в спектакль при постановке обновленной версии (1951 год) на сцене Парижской оперы. Во второй премьерный день на сцену вышли Екатерина Крысанова, Давид Мотта Соарес и Игорь Цвирко. Солистами третьего вчера стали Юлия Степанова, Клим Ефимов и Денис Родькин, с радостным бесстрашием кинувшиеся навстречу всем видимым и подводным рифам коварной хореографии. Сильфидный дуэт Юлия Степанова и Денис Родькин, чей танец на протяжении всего спектакля излучал ликующее торжество, станцевали в лучших традициях романтического балета. Правда, Клим Ефимов, исполняя женское фуэте, сумел сделать всего несколько оборотов, но, похоже, был этим обстоятельством не особо смущен. Азарт и дерзость молодых исполнителей придали спектаклю дух соревновательности. И их стремление во что бы то ни стало победить вселяет веру в то, что, если “Этюды” останутся в репертуаре, артисты Большого, располагавшие очень коротким репетиционным сроком, сумеют довести свой танец до совершенства. Собственно говоря, об этом и сам балет Ландера.
Драматургическим мостиком между “Клеткой” и “Этюдами” стали безупречно исполненные “Русские сезоны” Алексея Ратманского на музыку Леонида Десятникова – один из лучших спектаклей, созданных за последнее десятилетие в Большом театре. Вот где во всем блеске раскрываются мастерство танцовщиков и их актерские таланты. Этот мирискусснически-изысканный русский “плач” без преувеличения можно назвать шедевром современной хореографии, а танец артистов Большого в нем – эталонным.
Алла МИХАЛЕВА
Сцена из балета “Этюды”. Фото Д.ЮСУПОВА