Северная Пальмира, окно в Европу. Главный туристический центр страны, куда круглый год устремляются толпы экскурсантов. Глашатаи с микрофонами призывают совершить прогулку на теплоходе по рекам и каналам с видом на красивые особняки, украшающие набережные Невы, Фонтанки, Мойки.

Премьеру в Театре музыки и поэзии Елены Камбуровой озаглавили «Петербург – Петроград – Ленинград». После третьего названия города, по идее, должно было бы снова стоять Петербург, но создатели спектакля (автор идеи Елена Веремеенко, музыкальный руководитель и аранжировщик Олег Симкин, режиссер Иван Поповски) сознательно закрывают кавычки. Подзаголовок действа – «Навеяно Шостаковичем и Временем». Как мы помним, великий композитор умер в 1975 году, задолго до возвращения городу первоначального имени.

За один час двадцать минут театр обещает отразить, как сказано в пресс-релизе, «несколько важнейших вех российской истории <…> главной культурной столицы». Публике предстоит увидеть эту смену вех, развернувшуюся на авансцене. Произведения Д.Д.Шостаковича (и не только его) прозвучат в исполнении ансамбля музыкантов.

Александр Бенуа писал: «Во всем Петербурге царит изумительно глубокая и чудесная музыкальность. Пожалуй, это идет от воды (по количеству рек и каналов Петербург может соперничать с Венецией, с Амстердамом), и музыкальность эта как бы заключается в самой влажности атмосферы <…> У этого города есть своя душа, а ведь душа по-настоящему только и может проявляться и общаться с другими душами посредством музыки».

Образ Питера в спектакле (Иван Поповски выступает и в качестве сценографа) преподносится как увеличенный в размерах театральный макет. На заднике – плоское изображение череды старинных петербургских зданий, стоящих на набережной. Вплотную к зрителям предстает главное чудо спектакля – река. Она течет, струится (отметим работу художника по свету Антона Литвинова). Кажется, вот-вот в публику полетят брызги. По воде проплывут один за другим исторические символы города – маленькая модель Медного всадника, Андреевский флаг. Далее следуют рожденные фантазией гениев – нос майора Ковалева, топор Раскольникова и даже медведи на велосипеде. Течение реки сродни державинской «реке времен», уносящей «все дела людей». И вот уже Петербург в миниатюре станет Петроградом, возникнет модель крейсера «Аврора». Звучит выстрел (когда-то писали «залп»), послуживший началом октябрьского переворота.

В спектакле использованы излюбленные приемы театра кукол, игра масштабами. Предметным миром управляют четверо ведущих, в так называемом «живом плане». Они кажутся то аллегорическими фигурами – мойрами, плакальщицами, то вполне реалистическими горожанками. Вокальный квартет (Елена Веремеенко, Анна Комова, Виктория Тихомирова, Лейла Эгамова) делает музыку и слышимой, и зримой.

Музыкальная партитура строится на контрастных фрагментах. Так, светлое, энергичное «Концертино для двух роялей» Шостаковича сменяется хором из оперы «Двенадцать». Владимир Дашкевич (знаковый композитор для Театра Камбуровой) создавал свою оперу в 2014 году, и его музыка проникнута трагизмом. Невольно думаешь, как дико звучит сегодня советский оксюморон – «колыбель революции».

Бодрая «Песня о встречном», быть может, самое известное сочинение Шостаковича на стихи Бориса Корнилова, заставляет вспомнить об авторе, расстрелянном поэте, муже Ольги Берггольц. По реке времен движется модель «эмки», автомобиля НКВД, вошедшая в историю как «Черная Маруся» – символ репрессий. А за кадром слышится голос Елены Камбуровой. «Я вернулся в мой город, знакомый до слез». Эта песня Дашкевича на стихи Мандельштама – смысловая и эмоциональная кульминация спектакля. Жестокие тридцатые сменяются сороковыми-роковыми.

Седьмую симфонию Шостаковича принято называть Ленинградской. Первая блокадная зима – самая страшная. Зрители не заметят, как река застынет и по льду проедет грузовичок. Так обозначена в спектакле Дорога жизни, увозившая ленинградцев на Большую землю. Дорогу бомбили, многие машины уходили под лед. Смерть стала привычной. Весной 1942 года возникли Пискаревское и Серафимовское кладбища, братские могилы, в которых похоронено больше полумиллиона ленинградцев. Один из самых сильных моментов спектакля – плывущие по воде гробы, ящики, служившие гробами…

Стук метронома (он всю блокаду доносился из радиоприемников) сменяется трамвайными гудками. В руках ведущих – букеты. На мой взгляд, количество искусственных цветов в спектакле было избыточным. Мне показалось, что великолепно придуманный мир маленьких предметов плохо сочетался с целлулоидными пупсами, символизирующими новых юных ленинградцев, родившихся после войны.

Не очень понятно появление в звуковой партитуре спектакля фрагмента речи Н.С.Хрущева после посещения выставки в Манеже. Сюжет московский, хоть и отразившийся на будущем советских художников. Вероятно, в сценическом тексте, повествующем о шестидесятых, гораздо лучше звучал бы голос Иосифа Бродского. Суд над ним, выдворение поэта из страны воспринимался ленинградской интеллигенцией как крах оттепельных надежд. В финале на экран проецируются портреты тех, кто прославил город. Среди них, разумеется, и Бродский, и Анна Ахматова, написавшая: «О, есть ли что на свете мне знакомей, / Чем этих шпилей блеск и отблеск этих вод». Эти строчки из стихотворения «Ленинград в марте 1941 года».

Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ

«Экран и сцена»
Май 2025 года.