Трилогия «Коромысли» в постановке Полины Кардымон в Лаборатории современного искусства Новосибирска – проект, хорошо известный в театральных кругах. Участие в фестивале «Золотая Маска», премия в номинации «Эксперимент», фестивали, гастроли. Но для автора этого текста встреча с «Коромыслями» в Москве на фестивале «Театральный бульвар» стала первой. И ошеломляющей.

Когда над головой кружат птицы, в небе летят облака, шумит листва, льет дождь, по Патриаршим прудам плывут лебеди и где-то в переулках работает экскаватор, театр воспринимается иначе, чем в зрительном зале. Особенно такой театр, как у Полины Кардымон в ее «Коромыслях», впервые показанных в Москве целиком, в течение трех дней подряд: «Коромысли», «Сыра земля. Коромысли. Глава 2», «Детство. Коромысли. Глава 3» (последняя часть создавалась совместно с театральным фестивалем «Толстой»).

В аудиальном перформансе – так создателями определен жанр происходящего – окружающий мир идеально вписан в структуру сценического действия. Внешние шумы, точнее звуки жизни, текущей вместе со спектаклями, параллельно им, сплетаясь, соединяясь с ними, заложены в конструкцию довольно простой театральной фактуры.

Три или четыре стула, три или четыре актрисы в черных костюмах и вечернем макияже, волосы распущены, разделены на прямой пробор. Точнее всего будет назвать Дарью Воеводу, Анну Замараеву, Наталью Пьянову и Алину Спириденко исполнительницами – как в случае с классическим концертом академической музыки. Они и ведут себя как музыканты. Чинно сидят на стульях, лишь иногда, в четко отрепетированные моменты, позволяя себе взмахи рук, движения корпуса, повороты головы. Лишь один раз за все три спектакля встают. Несколько раз берут в руки музыкальные инструменты – балалайку, ложки, гитару. Исполнительницы, сказительницы, проводницы между настоящим и прошлым, между сиюминутным и вечным, между нами и нашими пра-пра-прабабушками, вечные женщины, матери, жены, дочери, средоточия самой жизни, каждую ее секунду проживающие максимально насыщенно. Крупный план лиц транслируется на два больших вертикальных экрана, расположенных по краям сцены. Видны слезы, улыбки, скорбь в глазах. Видны малейшие, тончайшие эмоции, которые актрисы испытывают, когда поют песни. Видно, какие они потрясающе красивые. Каждая на свой лад.

Весь триптих «Коромысли» из песен и состоит. Из народных песен и из сегодняшних комментариев («По сути, причет – это рэп», «Жить припеваючи – это как?», «Мальчиков растили как мальчиков, девочек как девочек. На самом деле нет»), которые титрами высвечиваются на экран-задник, придавая действию дополнительные смыслы, второй пласт, – как в полифонии. Титры сменяют друг друга в разном ритме, но в основном неспешно, давая зрителям возможность вступить в диалог – ответить внутри себя на заданный вопрос, вспомнить что-то из собственного прошлого, улыбнуться смешному, на что режиссер решила обратить внимание. Соединение титров, голосов, самих песен и сценического существования исполнительниц, укрупненных камерой, составляет основу композиции, которая строится как музыкальное произведение, где паузы столь же важны, как и звуки. Где смысл происходящего трудно переводится в слова (как можно описать или рассказать, про что музыка?). Где при идеальном раскладе зрители благодаря музыке получают возможность оторваться от реальности, перенестись в иные миры, увидеть свою жизнь под другим углом зрения. В «Коромыслях» это удалось.

Триптих этот являет собой столь мощный сгусток энергии, настолько собранное, осмысленное, выношенное высказывание, так наполнен какими-то древними, обрядовыми токами, что оказывает на публику медитативное, терапевтическое воздействие. Режиссеру и актрисам удается пробиться к самой сердцевине душ людей, снять всю защитную броню, достучаться до того, что болит больше всего и что есть у каждого: рождение, дети, смерть, род, мир, ты сам. Режиссер исследует все это, основываясь на русском фольклоре: а что это вообще такое? А почему такое? Зачем? И через эти вопросы приходит – не к ответам, нет, но к неким смысловым точкам, обозначенным в спектаклях песнями. Вот эта пелась в таком случае. А эта – в этом. Здесь вокруг песни происходило следующее. А тут люди были все вместе, а не по отдельности, как сейчас.

«Коромысли» втягивают нас сегодняшних в круговорот жизни предков, совсем чуть-чуть приоткрывая дверь в их мир, который (так кажется по спектаклям, так хочется думать после них) был устроен гуманнее, чем наш. Был стройнее, взвешеннее, медленнее, вмещал в себя больше. Были в нем и смерть, и горе, и время на проживание потери. И исходное принятие конечности жизни. И нелепые, казалось бы, сейчас обряды вроде того, что новорожденного первые сорок дней его/ее жизни называли «красным мясом» – чтобы смерть не заметила и обошла стороной, вдруг отдаются болью, и вспоминаешь тяжесть собственных новорожденных детей у себя на руках, таких горячих, сморщенных. Выживших. В отличие от тех, которых смерть заметила. Тогда – в незапамятные времена, – или сейчас.

Смыкание времен, вот что происходит в «Коромыслях». Возвращение к детскому взгляду на мир, когда радуешься дождю и лебедям на пруду. Да просто замечаешь их. Остановка в привычной суете. Взгляд наверх, на птиц в небе. Ощущение себя живой.

Можно было бы написать: трилогия-камлание, трилогия-терапия, трилогия-очищение. Но как ни назови, верным будет вот что: Полине Кардымон и ее актрисам удалось создать спектакли, которые выламываются из общего строя театральной реальности сегодняшнего дня и возвращают театр к его ритуальным корням. А нас, зрителей, превращают из наблюдателей – в соучастников, в действующих лиц, каждому из которых дано прожить на «Коромыслях» свою, очень личную историю.

Катерина АНТОНОВА

«Экран и сцена»
Август 2025 года