В конце июля на ВДНХ традиционно – в восьмой раз – проходил Международный фестиваль искусств «Вдохновение». Кураторами этого года выступили Евгений Писарев (театр), Сати Спивакова (музыка), Егор Дружинин (танец) и Катя Бочавар (арт). Пять дней подряд в десяти локациях ВДНХ бурлила самая разнообразная активность, было задействовано много молодых сил. В театральную программу попали среди прочего «Вакханки» Юрия Муравицкого со студентами Московского международного университета и Московской школы нового кино, пластическая постановка «Морфий» Никиты Пирожкова – дипломная работа теперь уже выпускников Школы-студии МХАТ, и исторический сайт-специфик «Красный фонарь» энергичной команды из Санкт-Петербургского музея театрального и музыкального искусства – спектакль, о котором Москва была наслышана, но увидела впервые. Пусть и вне того особенного пространства, в котором он создавался.

«Красный фонарь» – вольное сочинение о последнем директоре императорских театров Владимире Теляковском – играется в стенах его бывшего кабинета в здании на улице Росси. В Москве для него соорудили тесную выгородку в фойе Дома культуры ВДНХ, где зрители, как и в Петербурге, оказались рассажены по обе стороны от узкой платформы, на которой происходит действие.

Работа эта сделана режиссером Дмитрием Крестьянкиным и разыграна двумя молодыми актерами Максимом Сапрановым и Иваном Капориным с восхитительным куражом неофитов, однажды услышавших о причудливой судьбе Теляковского (идея постановки принадлежит Анне Ласкиной, продюсеру и сотруднику Театрального музея). Открыв для себя некоторые подробности театрального правления Теляковского, они сходу уловили переклички событий и нравов столетней давности с нынешними временами, многообещающую дрожь резонанса, и вцепились в материал. Литературную композицию сделал для них Алексей Синяев, определив ее жанр как «эпистолярное действо», хотя далеко не все использованные материалы – письма.

С самого начала проговаривается, почему названием выбран «Красный фонарь», уводящий ассоциации от театра к улицам красных фонарей. Вывешенный на подъезде императорского Александринского театра красный фонарь сигнализировал о замене спектакля. «Вот как если бы вы пришли на спектакль о Теляковском, а вам сыграли бы что-то другое», – комментируют артисты. Следом они безапелляционно заявляют: «Про Теляковского никто не знает» и обещают спектакль просветительский – «что-то новое о чем-то старом».

По краям помоста выставлены два кресла, и по центру – несгораемый архивный шкаф с выдвижными ящиками. На каждом кресле ждут по паре мужских туфель с красными шнурками (художница Александра Мошура). Обувь наденут и зашнуруют, из ящиков будут с грохотом извлекать реквизит и красные конверты. Исполнители тоже предстанут в красной прозодежде, и красным же светом окажется по преимуществу затоплено игровое пространство. Время директорства Теляковского императорскими театрами пришлось на первые семнадцать лет XX века: кровь проливалась не однажды – театры исправно, за редчайшими исключениями, функционировали.

Спектакль «Красный фонарь» состоит из череды карикатурных зарисовок театральной реальности, с которой просвещенному и не чуждому искусства полковнику конной гвардии Теляковскому пришлось столкнуться лицом к лицу. Исполнители мгновенно преображаются в разнообразных чиновников Конторы высокого ранга, в богатых балетоманов с их разнузданностью и вседозволенностью (мемуарный очерк Теляковского «Балетоманы» предоставляет массу красочных подробностей), в великих князей, в премьеров, а главное, премьерш, императорской сцены – оперных, балетных и драматических, попортивших много крови принципиальному театральному директору. «В скандалах участвуют все» – фон, на котором Теляковскому приходилось осуществлять свое планомерное и чрезвычайно достойное руководство.

Максиму Сапранову отданы реплики и контуры характера Теляковского, Иван Капорин же с куражом перепрыгивает из одного персонажа в другого, обмахиваясь веером Матильды Кшесинской, примеривая обстоятельства биографии Федора Шаляпина, – щедро пародирует, разбавляя шарж внезапной серьезностью. На пару актеры даже исполняют в какой-то момент танец маленьких лебедей – в балаклавах и с дубинками. Здесь много условности и лукавства, попыток интерактива, когда зрителям предлагается предвосхитить тот или иной выбор директора в довольно безвыходных и угнетающих обстоятельствах (подхватывая верное решение, идущее из публики, Максим Сапранов от имени Теляковского каждый раз акцентирует: «Я так и поступил»). В качестве итога спектакль подводит к довольно простой мысли: «Иногда нам кажется, что наш выбор на что-то влияет. Иногда его делают за тебя».

Вскоре после недолгого ареста в марте 1917 года Теляковский написал прошение об отставке. В 1918 году пошел служить финансовым инспектором отделения Народного банка при Николаевской железной дороге, в 1920-м перешел в материальную службу и организовал здесь сапожную мастерскую: «Я подробно изучаю новые названия и вместо софитов, рампы, артистов, декораций, авторов и музыкантов знакомлюсь с подметками, набойками, юфтью, шагренем, [нрзб.], сапожниками». Отсюда, вероятно, визуальный акцент в «Красном фонаре» на двух парах обуви.

Команду спектакля, состоящую из людей воодушевленных, искренне увлеченных историческим персонажем и его эпохой, совсем не тянет осуждать за фактические проколы, а они в часовом спектакле попадаются не раз – вроде прихрамывающей хронологии событий, как в случае с биографией Всеволода Мейерхольда. Очевидно, что в короткое – не вполне документальное – действо хотелось спрессовать больше, чем вмещалось.

Что же касается реального человека Владимира Аркадьевича Теляковского, то он оставил 50 дневниковых тетрадей, записи в которых вел практически ежедневно, даже после изнурительного дня службы с обязательным посещением вечером спектакля, а то и двух. Дневники изданы в 6 томах и откомментированы, их готовили к публикации в Государственном институте искусствознания столько же времени, сколько Теляковский их вел – на протяжении двадцати лет, и последний том вышел спустя ровно столетие с момента их завершения в 1917 году.

После революции развернулась целая эпопея по сохранению этих дневников, по счастью, завершившаяся удачно. Уже на их основе Теляковский создавал свои воспоминания («…цель моя не историю театров написать, а связь их с жизнью. Театр как отражение людских слабостей и жизни людей, не только артистов»). «Воспоминания» выпустили в 1924 году, за полгода до смерти автора, и переиздали в 1965-м.

Беглый обзор фактов приведен здесь для того, чтобы констатировать: выясняется, что не только «про Теляковского никто не знает», но театральное сообщество порой плохо отличает друг от друга разные типы эгодокументов – дневники, письма, мемуары (в «Красном фонаре» и откликах на спектакль можно подсобрать примеров). Что не отменяет того, что сами эгодокументы – материя увлекательная и загадочная, подстегивающая фантазию людей творческих. В Театре в Театральном музее эта фантазия под водительством Дмитрия Крестьянкина как-то очень современно разбушевалась: она фонтанирует, перехлестывает через край и завоевывает Теляковскому новых почитателей.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
Август 2025 года