Только что покинувший мир Роберт Уилсон (1941–2025) – один из тех, на ком держится мировой театр. Потеря разящая. Каждый, кто когда-либо встретился с ним в работе или просто видел его спектакли, обрушил в эти дни на соцсети шквал воспоминаний и фотографий – зрители, соавторы, актеры, режиссеры, театры: от Димитриса Папаиоанну до Филипа Гласса, от Метрополитен и Парижской оперы до Фестиваля Афин и Эпидавра и театральной компании Troubleyn Яна Фабра.

Шесть десятилетий творческой биографии Роберта Уилсона, на протяжении которых он чаще создавал с чистого листа, сочинял по литературной канве свое, чем интерпретировал уже созданное («я сторонник абстрактной режиссуры»), поражают необыкновенным разнообразием и одновременно верностью себе. К тому же небывалой интенсивностью и продуктивностью – при совершенно особом мироощущении, связанном с замедлением и разреженностью: движения, темпа, восприятия. В культовой книге Ханса-Тиса Лемана о постдраматическом театре Роберт Уилсон отчетливо лидирует по числу упоминаний.

Американский европеец и европейский американец, с конца 1990-х годов не раз посещавший Москву (благодаря фестивалям – Чеховскому, «Территории», Solo), Санкт-Петербург (Международная театральная олимпиада-2019) и даже планировавший поставить к Театральной олипиаде-2001 в Москве моноспектакль «Записки сумасшедшего» для Аллы Демидовой (план, увы, не осуществился), Уилсон неизменно потрясал талантом поверять гармонию геометрией, мыслить формой, светом, цветом. В 2005-м он согласился на перенос в Большой театр своей изысканной оперы «Мадам Баттерфляй», в 2016-м выпустил в Пермском театре оперы и балета незабываемую «Травиату» (дирижер Теодор Курентзис, в заглавной партии Надежда Павлова). И дважды предстал перед московской публикой идеальным исполнителем собственных постановок – «Последняя лента Крэппа» и «Лекция о ничто».

«Я даю зрителю лишь акустический и визуальный материал для самостоятельной работы его собственных эмоций», – утверждал Уилсон. Фигуры людей, фрагменты декораций и лаконичный реквизит в его спектаклях казались порой идеальными аппликациями на стремительно меняющем цвет заднике: «этот задник там затем, чтобы мы видели четкую и чистую форму ваших тел, это как рисунок, его линии». Призывая помнить о форме, сам Уилсон на каждый микроскопический фрагмент действия смотрел глазами художника, неизменно выступая сценографом и художником по свету своих сценических работ. Выбеленные лица, лихо поднятые дыбом волосы, густо обведенные глаза, брови и кривые рты, карикатурно опущенные уголки губ, удивленно или глумливо изогнутые густейшие брови, ошарашенные, скорбные, унылые, а то и агрессивные выражения широко распахнутых глаз – узнаваемый, но не надоедающий, гипнотизирующий уилсоновский почерк. Как и оригинальный пляшущий шрифт на его афишах. Как и фирменный портал из празднично мигающих оранжевых огоньков – гирлянды лампочек, протянутые по периметру зеркала сцены.

Кажется, он успел поработать едва ли не со всеми знаменитостями, в том числе с Тильдой Суинтон, Изабель Юппер, Уиллемом Дефо, Джесси Норман, Михаилом Барышниковым, Мариной Абрамович, Леди Гагой, и множеством выдающихся оперных певцов. Решительно всюду и решительно со всеми творил магию одному ему подвластных преображений.

Нередко в качестве литературной основы для спектакля Уилсон выбирал то, что страной и ее театром воспринимается символом, достоянием, национальной гордостью. Примеры тому – «Басни Лафонтена» на сцене парижской Комеди Франсез, «Трехгрошовая опера» на подмостках брехтовского Берлинер Ансамбль, «Одиссея» в Национальном театре Афин, «Сказки Пушкина» в Театре Наций в Москве.

Восемь лет переговоров об этой московской постановке, сотни артистов, принявших участие в кастинге, репетиции сначала в The Watermill Center, резиденции Уилсона в штате Нью-Йорк, а потом и в Москве, и наконец премьера 16 июня 2015 года. «…восемь лет ожидания, полтора месяца счастливейшей работы с грандиозным режиссером и 10 лет аншлагов», – так пишет о судьбе «Сказок Пушкина» Театр Наций, откликаясь на смерть постановщика.

Герои его спектаклей порой оказывались вызывающе и трогательно немолоды (в театрах разных стран Уилсон часто делал ставку на многоопытных, десятилетие за десятилетием выходящих на подмостки актеров) – вспомним «Носорогов», поставленных в Национальном театре румынского города Крайова, показанных на Платоновском фестивале в Воронеже, или берлинскую «Трехгрошовую».

При всем волшебстве, сказочной красоте и совершенстве его творений, даже сказки представали у него несказочными, отнюдь не детскими – выводил ли он на сцену героев Лафонтена или Пушкина, Льюиса Кэрролла или Джеймса Барри.

Своему видению мира и театра Роберт Уилсон не изменял никогда, готовый к тому, что публика может и не принять: «Заблудиться – это нормально! Необязательно понимать все с первого раза. Пусть зрители заблудятся».

Теперь нам остается блуждать без него – по улице, проспекту, городу или даже стране Уилсона, – но с памятью о нем.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
Август 2025 года