Анатолий Праудин снова поставил комедию в стихах Александра Грибоедова «Горе от ума» на малой сцене Екатеринбургского ТЮЗа. Снова, потому что тридцать с лишним лет назад, в самом начале девяностых, студенты Екатеринбургского театрального института (курс Праудина) играли здесь спектакль «Русский мизантроп» – постмодернистскую версию великой комедии. В той студенческой работе, начиненной излюбленными режиссером страшилками, уже просматривался «мейерхольдовский ген», позже обнаруженный Юрием Барбоем в том «Горе от ума», которое в 1997 году Праудин выпустил в Александринском театре. Спектакль прожил недолго, но запомнился. В особенности своей сквозной метафорой – телегой с бочкой: «Кого везете? – Грибоеда».

Прошли годы, покорный общему закону жизни Праудин стал старше, мудрее, мастеровитее, снисходительнее к людским несовершенствам, правда, не ко всем. Его нынешнее «Горе от ума» я бы назвал лайт-версией спектаклей девяностых, она мягче, гармоничнее, короче. И, конечно, это работа мастера, объединяющего единым замыслом многие составляющие: сильный актерский ансамбль, сценография, необыкновенно выразительный видеоряд, музыка и пластика.

Впервые вижу на сцене такого немногословного Чацкого (Павел Поздеев). Этот Александр Андреевич не столько говорит, сколько слушает, мучительно вспоминает, пытается понять происходящее. Но как же знаменитые монологи, все эти «А судьи кто?», «Французик из Бордо», «Вон из Москвы!» и прочее? Разве можно без них? Оказалось, можно. Режиссер сознательно убирает пафос, многословные сцены, оставляя отдельные фразы, обрывки монологов. К тому же их большей частью произносит не Чацкий, а другой персонаж, в этом спектакле чрезвычайно значимый. В списке действующих лиц он обозначен как «Суфлер и разные другие». И важно понять, что это за «другие». В самом начале действия Суфлер предстает как alter ego режиссера, его помощник. Он расположился у края сценического пространства, дает оттуда указания актерам и сам начинает действо с пушкинского рассказа о встрече с телом Грибоедова из «Путешествия в Арзрум» (этот сюжет, как видим, не оставляет Праудина). Он суфлирует Чацкому, не столько не помнящему, сколько не желающему вспоминать текст. Главный герой стыдится своего юношеского пафоса. Словно ему давно известно хрестоматийное суждение Пушкина по прочтении «Горя от ума» о первом признаке умного человека: «Знать, с кем имеешь дело, и не метать бисер перед Репетиловыми». Суфлер смотрит на себя юного и пылкого с высоты опыта и знания: и это пройдет. Геннадий Хошабов играет все ипостаси своего персонажа с мягким, мудрым юмором.

Памятью о прошлом пронизаны отношения главных героев – Чацкого и Софьи. «Такой вакханалии воспоминаний не пожелать и врагу. И стареющий юноша в поисках кайфа лелеет в зрачках своих вечный вопрос…» («Электрический пес» группы «Аквариум»). У этой Софьи (Екатерина Малых) совсем не детская обида на Чацкого – а впрочем, как раз детские обиды самые серьезные, – давний отъезд его не прощен. Отношения с лощеным красавцем Молчалиным (Ростислав Ганеев) лишь имитируют подлинную привязанность. Обида на Чацкого так и остается без прощения, и в финале Софья не кается, а бросает ему обвинение: «Не лицемерила, и права я кругом» (здесь Праудин обращается к ранней редакции пьесы).

Софья, Чацкий, хлопотливый и добросердечный Фамусов (в персонаже Олега Гетце бездна обаяния), лукавая и одновременно простодушная служанка Лизанька (Алеся Маас) – люди не без грехов, но живые и теплые. Парад персонажей второй части, гостей вечера без бала в фамусовском доме («Мы в трауре, так балу дать нельзя») – свора монстров, не столько страшных, сколько противных, настоящие «уроды с того света», как говорит одна из них. «Хрипун, удавленник, фагот», к тому же пошляк и тупица Скалозуб (Даниил Андреев) сыгран безжалостно, как и две старые сластолюбки, Графиня-бабушка (Любовь Ворожцова) и княгиня Тугоуховская (Любовь Ревякина), пользующиеся вниманием двух очень подросших «арапчонков» (судя по всему, тех самых, что Загорецкий когда-то подарил старухе Хлестовой). Дамы здесь в большинстве, они сбиваются в стаи, превращаясь в многоголового зверя, они агрессивны, вульгарны и сексуально озабочены. От них прячется даже Скалозуб.

Режиссер виртуозно работает с видеоконтентом (его авторы Максим Коровин, Никита Бобров и Яна Новикова): прием, который порой кажется лишь данью моде, в этом спектакле необыкновенно расширяет и визуальный, и смысловой ряды. Черно-белые съемки, иногда реалистичные – особенно интересны крупные планы, иногда гротескные – жрущие и пьющие люди за бесконечным столом, нечто мейерхольдовское есть в этой мизансцене, – добавляют достоверности, зловещей документальности действию. Как и сам фамусовский дом с невесомыми колоннами (художник Анатолий Шубин) – символ иллюзорного величия и мнимой гармонии. Художник по костюмам Ольга Гусак, не стремясь к исторической достоверности, нашла выразительные детали для каждого персонажа, будь то хипстерская шапочка Чацкого, обломовский халат Фамусова или пышные бальные платья в сочетании с современными тяжелыми башмаками у дам-агрессорш. Спектакль сосредоточен на истории вневременной.

Она закольцована двумя киносъемками Чацкого: и в прологе, и в финале герой выливает на себя ведро воды посреди русских снегов. Быть может (трактовка, разумеется, своевольна), смывая с себя груз прошлой жизни, тяжесть ошибок, разочарований, потерь. Надо жить, Александр Андреевич… В грибоедовском спектакле Анатолия Праудина слышна эта чеховская интонация, дарящая призрачную надежду. Неизвестно на что.

Владимир СПЕШКОВ

«Экран и сцена»
Апрель 2025 года.