«…перед нами обыкновенная история, и она ужасна, как сама жизнь, если постичь ее в ее глубинах», – писал в 1902 г. Стефан Цвейг по поводу «Обломова» Ивана Гончарова. Те же слова можно обратить и к первому роману писателя «Обыкновенная история». Именно с Гончарова в русской литературе начинается тема несбывшегося человека, впоследствии подхваченная и виртуозно разработанная Чеховым. Режиссер Олег Сологубов взялся за эту вечную, как сама жизнь, историю и воплотил ее на сцене Русского драматического театра Удмуртии (Ижевск), преобразив гончаровскую прозу в музыку-сон-воспоминание.

Режиссерский вызов традиционному прочтению романа намечается уже в первой сцене спектакля – фабула перевернута, зритель обнаруживает себя в финале. Помертвевшее лицо Лизы (Екатерина Логинова), не менее неподвижное лицо Петра Адуева (Михаил Солодянкин), еще пытающегося задавать вопросы жене, но уже понимающего, что случившееся необратимо. Появление Александра Адуева (Игорь Василевский), пришедшего с вестью о собственной женитьбе, ничего не изменит на сцене – та же абсолютная статика, те же приглушенные голоса и ощущение конца. Погружение зрителя в атмосферу омертвения происходит и благодаря крупным проекциям лиц героев. И уже только потом создатели спектакля вернутся к началу «Обыкновенной истории» – в рассеянном свете, за прозрачной вуалью занавеса возникнут картины, вызволяющие из памяти прошлое и объясняющие (или не объясняющие) финальную катастрофу. Там, где у Гончарова дано медленное угасание жизни, Сологубов предъявляет контраст между живым и мертвым. Спектакль и дальше окажется выстроен на постоянных переключениях из прошлого в настоящее и обратно.

Поскольку развернутые на сцене картины предстают в ретроспективе, укрупняется роль сновидческих элементов спектакля. На протяжении всего действа зрителя не покидает ощущение, что происходящее – сон. Вслед за Гончаровым Олег Сологубов ставит вопрос о достоверности былого. Не приснилась ли героям их прошлая жизнь? Действительно ли любил Александр Адуев, растерявший все юношеские порывы и теперь одиноко застывший в пустоте сцены? Какие надежды несла в себе Елизавета Александровна, от которой в настоящем осталась только тень? Режиссер работает с неразрывным единством снов и воспоминаний, перенося петербургские миражи на ижевскую сцену (действие гончаровского романа происходит, как известно, в самом призрачном и «вымышленном городе на свете»). Замедленный темп, приглушенный звук, рассеянный мягкий свет и супер-занавес, создающий эффект дымки, – все это работает на создание сновидческого эффекта. В спектакле смешиваются стихи и музыка разных эпох, но это не столько в очередной раз подчеркивает универсальность сюжета, сколько погружает зрителя в причудливую игру снов, воскрешающих былое. В подобном контексте чтение Игорем Василевским петербургского стихотворения Иосифа Бродского «Ни страны, ни погоста…» ничуть не нарушает органики гончаровского повествования. Мираж-морок без остатка поглотит жизни героев: «И душа, неустанно / Поспешая во тьму, / Промелькнет над мостами / В петроградском дыму…».

Как и писатель, режиссер ведет разговор о неизбежной победе обыденного течения жизни над «золотыми снами». Ни один из героев не выдерживает встречи с реальностью. «С Адама и Евы одна и та же история у всех, с маленькими вариантами. Было это все, было… И глупо!» – назидательно внушает Петр Иванович племяннику. Неожиданной оказывается эффектная мизансцена, в которой Игорь Василевский «сбрасывает маску», будто бы забывая о том, что исполняет роль Александра Адуева, и начинает рассказывать в жанре стендапа историю своей первой любви, поразительно схожую с историей его персонажа. «Игореш, давай уже ближе к роману», – обрывает его приятель. Отметим мастерство артиста, балансирующего на неуловимой грани между двумя ролями – Александра Адуева и самого себя. Не случайно в ткань ижевского спектакля вплетены и его собственные стихотворения, и стихи его отца.

Один из важнейших символов постановки – игрушечная железная дорога, по которой двигается маленький паровозик, вновь и вновь проезжая мимо надкусанного яблока. Движение паровозика транслируется видеопроекцией на задник: пропорции искажены, яблоко значительно увеличено в размерах. Здесь видится символ истории человечества, выброшенного за пределы райского сада и вынужденного осуществлять движение по бесконечному кругу. В спектакле актуализирован архетипический сюжет потерянного рая – зеленые яблоки буквально заполоняют авансцену, плавают в небольшом пруду-омуте, на занавесах возникают их фото- и видеопроекции. Еще одной символической сценой становится эпизод с рыбной ловлей. Герои пытаются поймать на удочку яблоко-рыбу, но удача всякий раз срывается с крючка. Вытянуть заветную рыбку не удается никому, а Александр Адуев и вовсе роняет удочку.

«Обыкновенная история» Олега Сологубова – это еще и музыкальные грезы, погружающие в стихию времени, запускающие механизм припоминания. Основная музыкальная тема писалась специально для этого спектакля композитором Данилой Переладовым. Почти все мизансцены (художник Николай Слободяник) развернуты вокруг двух роялей. Яблоки-вода-время-музыка-память – такова пятичастная формула спектакля.

Режиссер обозначил жанр своей постановки как «комедию жизни в двух действиях». В ней много иронии и мягкого юмора – зритель имеет дело, прежде всего, с чеховским пониманием комедийного жанра. Режиссер разглядел в «Обыкновенной истории» ростки чеховской прозы и драматургии, так что жизнь здесь по-чеховски манит, но ничего не обещает, отнимает иллюзии, насмехается, омертвляет. Человеку не дано вернуться в райский – яблоневый или вишневый – сад, однако только человеку дано воспеть историю своего поражения.

Татьяна ЗВЕРЕВА

«Экран и сцена»
Июль 2025 года