В восьмой раз Рязанский театр драмы собрал на своей сцене спектакли о любви – из Нижнего Тагила, Петропавловска (Казахстан), Саранска, Пензы, Вологды. Фестивали приобретают все большую ценность, особенно с такой причудливой географией: независимо от качества работ это возможность встреч и разговоров. Последние два года все чаще вспоминается пассаж Наума Берковского о немецких романтиках: “Бюргеры, буржуа, “реалисты” считали романтиков выдумщиками. А романтики – через Шамиссо и Гофмана – отвечали: те реальности, которыми вы нас побиваете, они-то по сути своей и есть фантомы. Вы сами – сказка, причем скверная сказка”. Кажется, будто живущие вымышленными мирами люди театра в большинстве своем действительно “реальнее”, “нормальнее” толкующих о химерических, им самим неведомых традиционных ценностях буржуа.
Еще недавно тема лекции “Основные тренды мировых фестивалей” не выглядела бы экзотической. Но темной осенью 2023 директор фестиваля High Fest Артур Гукасян явно рассказывал нам о некоей фантастической вселенной, без цензуры и закрытых границ. Первая реакция – недоумение – довольно быстро сменилась пониманием того, что нельзя опускать руки и отказываться от профессиональных стандартов, что смелый и разнообразный театр существует (а еще есть интересный иранский, маневрирующий между жесткими ограничениями), и хорошо бы нам почаще его смотреть – пусть на видео, пусть в ходе лекций.
По итогам фестиваля все симпатии критиков, а заодно и львиная доля номинаций выпали спектаклю Ивановского драматического театра – “Иваново. Опера” в постановке Алексея Размахова. Точкой сборки документальной постановки (драматург – Юлия Поспелова) стала расхожая метафора о городе невест. Команде хватило вкуса и чувства меры, чтобы буквально пройти по краю, и откровенный китч все же позволил состояться небанальному разговору о природе российской коллективности. О том, как безумны все свадьбы вместе и как интересен каждый из невольных ее участников по отдельности. Как неожиданно монтируются “Zombie” группы Cranberries из 1990-х с мороком пацанских битв этой же эпохи. Разнообразные по своей жанровой природе – от любовной исповеди до лирической клоунады – монологи разных по профессии и социальному статусу горожан оказались скреплены бесконечно длящейся свадьбой. Тут вспоминаются и “Горько!” Жоры Крыжовникова, и американский театральный аттракцион-долгожитель “Свадьба Тони и Тины”.
Так, в одной из сцен занавес спускается артистам по щиколотку, и на этом по-вертепному низовом ярусе разыгрывается та самая свадьба: кто-то достает из сумки контейнер, чтобы сложить туда салаты, кто-то участвует в конкурсах, кто-то прижимает свою ногу к ноге соседки. Эта сцена могла бы быть еще четче и жестче, но придумано отлично – наше воображение без труда по одним только ногам достраивает масштаб ключевого хтонического события жизни почти каждого россиянина.
Художницы Аня Иткина и Катерина Шаргина вообще любопытно поработали с пространством. Так, зрительские ряды располагаются на сценическом планшете, но не для того, чтобы превратить игровое пространство в камерное. Вход в зрительный зал и расходящиеся от него балконные ярусы позволяют эффектно появиться загадочной тени возлюбленного в одной из сцен, ВИА в блестящих пиджаках образца 1970-х – в другой и эффектному шествию царевой свиты с яствами (привет то ли “Царю Федору Иоанновичу”, то ли лучшему другу всех застолий Ивану Васильевичу) – в третьей. Здесь в царский же кафтан и отороченную мехом шапку оказывается обряжен бездомный. Очевидно, поводом для карнавального перевертыша стали реплики донора этого монолога: мужчина рассказывает о том, что в Иваново “центр – великолепный”, и просит его извинить, ибо “принимает трапезу”. Царственному бездомному бояре торжественно выносят невесту (куда же без нее!). А еще невеста с женихом будут стоять у постамента с гербом города Иваново, значение которого раскрывает музейный работник (“Ария музейного работника”, разумеется, отыгрывается и танцуется, а не поется): оказывается, сказочная ткачиха с герба все делает неправильно, и это ужасно смешно. Таксист и бизнесмен, продавщица и учительница – тема свадьбы настигает всех. Но в одном монологе любовь/свадьба – повод поговорить о “бабочках в животе”, а в другом – выкрикнуть “а надо ли оно мне?!”. Так, в “Арии концертмейстера” марш Мендельсона быстро сменяется темпераментными ритмами, под которые одетая в розовый пеньюар Концертмейстер (Вера Дергунова) страстно танцует с пятью кавалерами по очереди и замуж не спешит. Зато допившегося до чертиков Серегу (Дмитрий Рахимов) в сером ватнике нежно берет под крыло огромный голубь. “Самый счастливый день – свадьба”, – заунывно тянет Серега, и на словах “мечтаю помириться с женой” голубь для вящего чувства абсурда позволяет ему надеть свою голову. Белое платье невесты спускается вниз из-под колосников, платье обнаруживается под халатом, одна невеста стреляет в другую, и даже о египетской мумии хранительница рассказывает как о несостоявшейся невесте. Свадьба – это вечный угар, это лобовой финал сказки, это начало и конец, и начало конца. Русская скрепа, что говорить.
Юлия КЛЕЙМАН
«Экран и сцена»
№ 1 за 2024 год.