От постановки Алексея Бородина пьесы Тома Стоппарда “Леопольдштадт” можно было ожидать эпического размаха, второго “Берега утопии”. Но новый спектакль художественного руководителя РАМТа лаконичен. Это четыре эпизода из истории одной семьи: в соответствии с ремарками над сценой высвечиваются огромные цифры: 1899, 1926, 1938, 1955. Место действия – вынесенный в заглавие район Вены.

“Леопольдштадт” – сложная пьеса, исторические детали здесь играют значительную роль для полноты понимания. В РАМТе Алексея Бородина так принято: не смотреть свысока, но звать за собой, тянуться к зрителю и через мысль, и через чувство: поэтому исторические отсылки здесь столь же важны, сколь необходима эмпатия, способность сопереживать.

Многочисленные герои, члены еврейской семьи Мерц – люди не знаменитые, не экстраординарные и больше походят на собирательные образы: перешедший в католичество успешный предприниматель Герман и его запечатленная Климтом жена Гретль (дуэт Евгения Редько и Виктории Тиханской), увлеченный наукой математик Людвиг (Александр Доронин), талантливая пианистка Ханна (Дарья Семенова), всеобщая еврейская мама Эмилия (Лариса Гребенщикова), добропорядочный доктор Эрнст (Александр Гришин) и его заботливая жена Вильма (Янина Соколовская), а еще дети, дети, дети… Поворотный круг медленно вращается, преподнося то один, то другой маленький эпизод. В этом доме тепло и безмятежно, хотя празднование Рождества могло оказаться чревато скандалами – но здесь не ругаются и не обижаются, только спорят на самые разные темы – от необходимости обрезания до будущего государства Израиль (как всегда у Стоппарда, в репликах много блестящего интеллектуального юмора). Члены семьи Мерц умеют жить вместе – и дело даже не в веротерпимости, а в принятии чужого выбора, в уважении к другой точке зрения – пусть и в сочетании с азартом перетянуть антагониста на свою сторону.

Уже в первой сцене пьесы и спектакля, посреди беззаботного праздника, полного надежд на грядущий счастливый век, звучат нотки тревоги, беспокойства за будущее. Раз за разом в разговорах поднимается тема идентичности: что такое быть евреем в Австрии – это ведь частный случай вопроса “что такое быть угнетенным меньшинством”, “что такое быть в меньшинстве”. Уязвленность проявляется и в визуальном решении, придуманном ушедшим в ноябре 2022 года постоянным соавтором Алексея Бородина Станиславом Бенедиктовым и доработанном художниками Виктором Архиповым и Лилией Баишевой. Предметный мир богат, но хрупок: изящные, тонконогие стулья, бокалы без вычурных узоров, маленькая, аккуратная елка. Вместе с эпохой будут меняться детали обстановки и, конечно, костюмы – художник Мария Данилова одела героев в элегантные костюмы и платья по моде.

Персонажи – представители народа без государства, живущие в государстве без народа – пытаются, каждый по-своему, изменить социальный статус: добиться успеха на научном поприще, разбогатеть, прославиться, перейти в другую веру, сражаться за родину на фронте. Они хотят встроиться в большинство, не предавая себя, не превращая свои традиции в экзотический аттракцион. Герман одергивает жену: седер – это, конечно, не обычный ужин, но не стоит воспринимать ритуальную трапезу как развлечение. Детям разрешают самостоятельно выбрать религию, но не позволяют водрузить на рождественскую елку звезду Давида.

Герои апеллируют, как к образцу для подражания, к своим знаменитым современникам – особенно часто к выросшему в Леопольдштадте Зигмунду Фрейду. А молодой австрийский драгун Фриц (Даниил Шперлинг) одним махом, грубой выходкой разрушает иллюзию возможности выбраться из существующего в коллективном сознании “гетто”. Наглый, самоуверенный, ютящийся в пошло обставленной комнатке, он чувствует себя хозяином жизни – и будущее, как пел юный нацист в мюзикле “Кабаре”, конечно, принадлежит ему.

В начале века люди не стремятся изменить общество, только свое место в нем – в этом их упрекает следующее поколение, поколение тех, чья молодость выпала на Первую мировую и годы становления новой страны. Энергичная Нелли (Александра Розовская) поддерживает социалистов, с которыми демократическое республиканское правительство не слишком церемонится – подавляя очередную политическую акцию, они убили ее мужа.

В третьей части огромный дом сжимается до тесной квартирки, а тревога звучит уже не отдаленным отголоском, а во всю громкость, резкими аккордами прорезая диалоги (композитор – Александр Девятьяров). К перепуганной семье приходит закутанный в пальто человек (Алексей Бобров), надвинувший шляпу на глаза, прячущий лицо – кто он, откуда, почему имеет право гнусно унижать присутствующих?.. У него нет имени, нет звания – в программке сказано: “Гражданский”. Он не может нормально разговаривать, только рявкает и угрожает, он хрипит – его голос, как и его идентичность, отданы государству фюрера. Он глумится, упиваясь властью, и требует сопровождать эту чудовищную сцену светлой, радостной мелодией “На прекрасном голубом Дунае”.

Англичанин Перси (Максим Керин) уговаривает свою невесту Нелли с ее маленьким сыном Леопольдом немедленно уехать из Австрии, с восторгом отдавшейся нацизму. Он повторяет: “Будет хуже, будет хуже, будет намного хуже!” – но никто не хочет в это верить. На календаре 1938-й, катастрофа только на пороге.

В последней части спектакля об ужасах концлагеря говорит Натан (замечательная работа Александра Девятьярова) – вернее, не говорит – он кричит, он вопит, он воет, он весь болит, вдруг срываясь с места, бегает по сцене, резко кидаясь из стороны в сторону под режущим глаза ярким светом прожектора. Он рушит размеренный, “человеческий”, “нормальный” ритм спектакля – потому что ничего из рассказанного ранее нельзя сравнивать с этим экзистенциальным опытом, ничего нельзя поставить вровень. Короткий монолог Натана вызывающе неуместно комментирует Лео (Иван Юров) – высокий, кудрявый, довольный жизнью англичанин, похожий на самого Тома Стоппарда (ведь “Леопольдштадт” – история отчасти автобиографическая). Получив новую, очень “удобную”, идентичность “в подарок” от отчима-англичанина, он не интересовался прошлым и воспринимает приглашение в гости от случайно встреченной тети Розы (точная в каждом жесте Мария Рыщенкова) как интересное приключение.

Идентичность и память крепко связаны – без одного нет другого. Каждый человек имеет право решать, что помнить и что забывать. Но на эту частную сферу любит посягать государство: так и австрийцы, не пожелав принять неудобную правду, придумали сладкий миф о своем гостеприимстве и мультикультурности, о своей столице – городе штруделей, шницелей, оперетт, вальсов, моцарткугелей и кофе со взбитыми сливками. Эту небылицу вскоре, но уже за хронологическими рамками спектакля, разобьет вдребезги венский акционизм, во весь голос крича о ее лжи, радикализируя искусство до крайностей в надежде хоть так достучаться до людей, под глинтвейн предающихся фальшивым воспоминаниям о старой-доброй Австрии, невинной жертве нацизма.

Лео вспоминает, как поранил руку, со страху уронив чашку в этом самом доме, где сейчас так беззаботно размышляет о том, что ему и без прошлого неплохо живется – и вдруг возвращается его детство, а затем и вся большая семья Мерц шумно, шутя и улыбаясь, заполняет сцену. Они почти замирают, счастливые, полные надежд, как для общей фотографии, которой будут любоваться спустя много-много лет, стараясь припомнить, кто есть кто. Суровые подписи делает Роза, лаконично называя причину смерти каждого: самоубийство, бомбардировка, рак, марш смерти, Аушвиц, Аушвиц, Аушвиц.

Лео осознает, что его прошлое – только его, личное, неотъемлемое. И его теперь никто не отберет. Он становится рядом со своей семьей.

Зоя БОРОЗДИНОВА

«Экран и сцена»
№ 13-14 за 2023 год.