Музыкальный театр имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко пополнил афишу двумя одноактными балетами едва ли не самых знаменитых хореографов наших дней Шарон Эяль и Акрама Хана. По степени включенности в мировой балетный процесс МАМТ отчетливо опережает все российские театры. Одно лишь перечисление авторов спектаклей от Фредерика Аштона и Кеннета Макмиллана до Охада Нахарина и Марко Гёке говорит о почти неограниченных возможностях балетной труппы. Но предложенная ныне хореография Эяль и Хана на первый взгляд кажется неприемлемой для классических танцовщиков.
С творчеством израильского хореографа Шарон Эяль российский зритель знаком благодаря “Золотой Маске”, дважды – в 2014 и 2019 годах – представлявшей в России спектакли созданной ею компании “L-E-V”. В первом случае это был опус “House”, во втором – диптих “Любовный цикл: ОКР любовь” и “Любовный цикл: Любовь Глава 2”. Шестеро танцовщиков обнаружили доселе невиданное мастерство, истоки которого следует искать в многолетней работе Эяль в “Batsheva Dance Company” Охада Нахарина и близком знакомстве с его языком движений “гага”, дающим танцовщикам абсолютную телесную свободу.
“Autodance” поставлен Шарон Эяль три года назад в содружестве с многолетним соавтором Гаем Бехаром и композитором Ори Личтиком для Оперного театра Гетеборга.
Спектакль начинается роскошным “дефиле” Оксаны Кардаш, бесстрастно и в то же время так заразительно, что “не можно глаз отвесть”, вышагивающей на полупальцах по периметру сцены. Ее завлекающий ход под грохот техно выводит из закулисья еще тринадцать танцовщиков, одетых в одинаковые телесные трико и купальники. С появлением каждого нового исполнителя темп и энергетический посыл нарастают. Поначалу почти скупая, графически четкая пластика артистов становится более раскованной и размашистой. Корпуса танцовщиков выгибаются почти горизонтально, вскинутые руки заводятся за спину, как крылья. Перестраиваясь все в новые и новые геометрические фигуры, исполнители безжалостно, совершенно невероятным образом выворачивают конечности. Движения то замедляются, то убыстряются, тела то скукоживаются, словно из них выпустили воздух, то вдруг тянутся вверх, “вырастая из себя”, как из тесной одежды. Время от времени единая масса выталкивает из своего ряда двух-трех танцовщиков, образующих дуэты и трио, а кто-то выпадает из строя для индивидуального “высказывания”. Одно из них – виртуозное в своей пластической свободе соло Максима Севагина.
В спектакле много методично повторяющихся движений. Таков фирменный стиль Шарон Эяль. Так было и в дилогии “Любовный цикл”, вдохновленной стихами поэта Нила Хилборна, страдающего обсессивно-компульсивным расстройством, которое выражается в повторяемости действий и ритуалов, помогающих человеку снять чувство тревоги. Снимает ли танец тревогу у исполнителей – неведомо, но от артистов МАМТа определенно исходят флюиды свободы. Они дразнят зал, обрушивая на него мощный энергетический поток, и словно недоумевают по поводу того, что сами же вытворяют со своими телами, вступающими в конфликт с природой и профессиональными навыками. Здесь виден каждый исполнитель, по-своему интерпретирующий одни и те же движения. И это сочетание несхожести и единства рождает особый эффект.
Работы Акрама Хана хорошо известны российскому зрителю. Его постановки, в том числе и с собственным участием в качестве танцовщика, не раз приезжали в Россию. Родившийся в Британском королевстве, в семье выходцев из Бангладеш, Акрам Хан соединяет классический индийский танец катхак с contemporary dance, создавая оригинальный танцевальный язык, которым на удивление органично овладели танцовщики-полиглоты МАМТа. “Kaash” – первая большая работа хореографа, созданная почти двадцать лет назад в соавторстве со скульптором Анишем Капуром и музыкантом Нитином Соуни. Как и “Autodance” Шарон Эяль, “Kaash” – торжество чистого движения, хотя, как говорит о своей работе сам хореог-раф, она – о разрушении, сохранении и создании нового. Все это при желании можно вычитать из спектакля, где босоногие танцовщики, одетые в широкие черные юбки-брюки, дополненные у женщин черными хитонами-рубахами, творят чудеса гибкости и выносливости. Они взлетают ввысь или, словно вкопанные в землю, не сходя с места, “танцуют” одним лишь корпусом. Движения рук то эластичны и выразительны, то резки, как удары хлыста, разрезающего воздух. Неподвижные спины играют мышцами, гнутся долу, как колеблемые ветром ветви… Противоположности – статика и энергия, плавность и жесткость – сливаются, кажется, воедино, подобно тому, как сам хореограф соединяет традиционный индийский и современный европейский танец.
Вряд ли для авторов балетов переносы на новую сцену их спектаклей, выполненные ассистентами, такое уж важное событие, но для артистов, постоянно расширяющих свой лексикон, участие в них – как взятие Эвереста. Многие раскрываются в непривычной хореографии не только технически, но и актерски. Одно из таких открытий – Дмитрий Соболевский, творящий в “Kaash” совершенно невероятные вещи, вплоть до сальто назад.
Алла МИХАЛЁВА
«Экран и сцена»
№ 8 за 2021 год.