Александр ХАНТ: «Моя профессия – процесс исследования, погружения»

Александр ХантДебютная картина Александра Ханта “Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов”, незатейливая семейная история “про отца, сына и квартиру” привлекла не только звездным дуэтом Алексея Серебрякова и Евгения Ткачука, но и потаенным, горьким скоморошеством, какого, кроме как в России, больше, кажется, нигде не сыскать. Но это, достаточно субъективное размышление, лишь условный эпиграф к разговору с режиссером фильма Александром ХАНТОМ.

– Александр, начнем с того, что подростком вы совершали достаточно рискованные предприятия; в школе однажды прыгнули со второго этажа в сугроб, ногу сломали… Приступая к фильму, испытываете такое же чувство прыжка в сугроб?

– Конечно, но для меня это не геройство, а конкретная работа исследователя, мое идеалистическое представление о режиссуре, что это всегда исследование. А язык экрана – только возможность поделиться результатами поисков. Но все равно, когда приступаешь к чему-то – это вызов, пан или пропал

– Для дебюта в полном метре вы, тем не менее, выбрали достаточно необычную историю.

– Я не выбирал. Получил уже готовый материал. Но чуть раньше сделал сценарий про тюрьму, и к нему пришел довольно просто: в 2012 году, после митинга на Болотной попал на пять суток в специзолятор, и это было такое веселое приключение, что под его впечатлением написал про мытарства в “обезьянниках”. Вышло нечто абсурдистское, но в итоге возникла тема. А потом пришла новость про бунт в колонии в Копейске, и она стала для меня поворотной, вышел на правозащитницу Ольгу Романову, а заодно понял одну простую вещь. Оказывается, язык тюрем, воровского мира, выйдя за пределы мест не столь отдаленных, удивительно прижился в нашем быту. Мы нередко пользуемся им во многих сферах, в том числе и в кино, где угодно можно с ним столкнуться. И стало интересно посмотреть на колонию, как на сгусток отношений, которые там такие же, как в жизни, только гораздо острее…

– Вернемся на секунду к тому митингу 2012 года… Тогда вы поддались общему порыву или действительно чувствовали себя в оппозиции?

– Знаете, у нас скажи “оппозиционер”, и сразу получается человек с ярлыком. То же самое и с “патриотом”. Думаю, все очень просто: во-первых, нам точно нужно перестать быть такими разрозненными. Во-вторых, направление, в котором идем, кажется неперспективным, потому что нынешние ценности, по сути, основаны только на деньгах, все ими начинается и кончается. И, к сожалению, нам никак не найти сил, чтобы начать что-то менять. И перемены-то требуются не особо глобальные, надо понять, что живешь не в какой-то абстрактной, а в своей стране.

– Одним из главных достоинств вашей картины критики называют стремление рассказать историю, не окрашивая ее красками личных позиций, житейских или политических, просто роуд-муви. Насколько это близко к истине?

– Я верю, что Витька и Леха однотонны, они же никакие не маргиналы, как кажется. Ничего подобного. Иначе признаем, что все наше общество уже давно стало маргинальным. Понимаю, нельзя предлагать зрителю только то, что ему нравится. Его надо втягивать в повествование, но и себя надо заставлять снимать, не думая – понравится это кому-то или нет. И потом у меня нет никакого права судить героев, выражать свое суждение. Я вообще считаю, что моя профессия – это процесс исследования, погружения, а вопросы воспитания связаны не столько с навязыванием морали, сколько с расширением кругозора, открытием горизонтов.

– Говоря о картине, вы сказали как-то, что, работая, попали еще и под “каток” дебюта…

– К фильму я, кажется, подготовился тотально, у меня была целая книга, в которой все было прописано и выверено – как, что, где будет происходить. Я человек педантичный и не понимаю, как, не подготовившись, можно что-то делать. Конечно, и Алексей Серебряков, и Женя Ткачук как хорошие, азартные артисты не могли не оказать влияния на работу, приноравливая картину к своим индивидуальностям. Но они и слышали меня, и помогали, предлагая такое, чего я вначале и не предполагал.

Однако я не ощущал звездного давления, хотя, разумеется, перед ними немного робел, что для дебютанта было, пожалуй, естественно. Вообще последние два года жизни, когда я занимался своим дебютным кино, стали поворотными в моей жизни.

– Вам сейчас чуть за тридцать, это и немного, но уже и немало. Можете ли сказать, что на вашем веку жизнь меняется или таких изменений не чувствуете?

– Сейчас, мне кажется, пришло время инерции. В нулевые мы к чему-то стремились, чего-то хотели, в школе, помню, затевали КВН, театральный кружок, еще чего-то, сами затевали. И буквально на наших глазах все иссякло, уже учителя пытались нас тормошить, предлагать, и это время инерции все не кончается, продолжается, то есть мы не создаем ситуацию, а подчиняемся ей.

– Ваша картина начинается, как попкорновая комедия про пиво и прочий отдых, а в результате выходит на уровень высокой драмы. В России фильм “читается” без проблем. Как “читает” его зал за рубежом?

– Нас очень тепло принимали в Карловых Варах, но мы не так уж далеки друг от друга. Фестивальные люди из других стран, США или Франции, на удивление тоже как-то отозвались. Картину они воспринимали как черную комедию, что, на самом деле, мне ближе, нам хотелось снять гротесковую трагикомедию. Так что подобной реакции был рад, хотя к картине у меня много претензий, обоснованных претензий. Знаю, что сделал в ней меньше, чем мог бы сделать. заказать шпанскую мушку в каплях

– К добру или нет, но дебютной картиной вы установили себе планку, со всем, что за этим следует. И теперь немаловажным оказывается вопрос: что дальше, какую выбрать из дорог?

– Сейчас я занимаюсь сразу двумя историями – остросюжетной историей про вранье, ее мне предложил продюсер, и я не отказался; а вторая – моя личная, я собираюсь делать ее сам, за свои самые скромные деньги, и она про подростков, она – трагедия, основанная, как принято говорить, на реальных событиях. В ней, мне кажется, много про меня, подростка, про время. Я очень болею за эту историю.

– Итак, ваш режиссерский дебют позади…

– Теперь меня ждет еще один – операторский. Я же на оператора тоже учился. Сейчас в стадии монтажа находится фильм “Кастинг“, это полный метр, который снял Игорь Стам на основе своего спектакля в театре doc

P.S. Фильм Александра Ханта “Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов” выдвинут на Национальную премию кинокритики и кинопрессы “Белый слон” в номинации “Лучший фильм-дебют”. На премию также номинированы актеры Евгений Ткачук и Алексей Серебряков.

Беседовал Николай ХРУСТАЛЕВ
  • Александр Хант
«Экран и сцена»
№ 23 за 2017 год.