«Всюду его зеркало», – писал Александр Амфитеатров о Чехове. И вглядываясь в это зеркало, каждый видит себя персонажем Чехова. Кто-то кажется себе невезучим Епиходовым или Шамраевым, готовым часами говорить о каких-то допотопных, кто-то, читая ленту новостей, совсем как Чебутыкин, записывает в записную книжку полезный совет «от выпадения волос».

В 2006 году Дмитрий Крымов поставил со своими учениками «Торги» – коллаж из реплик главных пьес Чехова, а спустя четыре года к юбилею классика – «Тарарабумбию» – шествие целого полка его героев. Спектакль «Три сестры» (премьера состоялась в самом конце прошлого сезона) режиссера Андрея Маника, выпускника курса Дмитрия Крымова и Евгения Каменьковича, воспринимается как вхождение в права наследования, извлечение уроков, полученных в стенах ГИТИСа. Его команде, называющей себя театральным объединением «Озеро», предоставило кров «Пространство Внутри» – средоточие поисков, без которых немыслим театральный процесс. Уже второй здесь спектакль Маника (вслед за «Ричардом III») вызывает ажиотаж, билетов не достать, мошенники-барышники охотятся в сети за доверчивыми театралами.

На сцене выстроен «театр в театре» – подвал, зеркально похожий на интерьер «Внутри», с лестницей, ведущей в тесное помещение. Сценическое пространство захламлено разномастной мебелью и множеством ненужных предметов (художник Маруся Павлова). Все эти баночки и вазочки, граненые стаканы и хрустальные рюмки, старый транзистор, большой плюшевый медведь напоминают о советской эпохе. Рухлядь, которую рука не поднимается выбросить, – память о детстве, о покойном отце. Картонные коробки – символ переезда и, одновременно, неустроенности.

Хрестоматийная чеховская формула «краткость – сестра таланта» принята режиссером на вооружение. Четыре действия пьесы умещаются в полуторачасовом спектакле. Убраны Чебутыкин с его самоваром и тарарабумбией, подпоручики Федотик и Родэ, старик сторож из земской управы Ферапонт и старуха нянька Анфиса, внесценические Протопопов и Бобик с Софочкой (будет упомянут только один ребенок по имени Саша). Что ж, еще Вл.И.Немирович-Данченко писал о «почти механической связи эпизодов» этой пьесы и считал, что «действие может обойтись без любого из них».

Программка кратко излагает сюжет: «Ира, Маша и Оля – сестры, их отец был строгим военным человеком <…> Когда отца не стало, сестры остались наедине с собой и большим количеством вопросов». Старшая Ольга (Инна Сухорецкая) – училка. У ее героини голова забита методичками. Маша (Мария Смольникова) – девочка-нытик, совсем не похожая на замужнюю даму. Младшая Ирина (Светлана Иванова) – скептик, ее вовсе не радуют грядущие именины. Сестры привычно и устало обмениваются репликами. В дверь наверху стучат, рвутся гости. Никаких офицеров мы не увидим, тут все штатские. Мямля в шортах – Тузенбах (Владимир Комаров), бойкий фрик – Соленый (Гоша Токаев). Эта парочка надоела всем до чертиков, и потому сестры с надеждой бросаются к новому пришельцу – высоченному, корпулентному и жовиальному Вершинину (Максим Виторган).

Произносимый персонажами текст полон отсебятины. К примеру, Андрей (Александр Моровов) рассуждает о своем саморазвитии и карьерном росте, Соленый, объясняясь в любви, говорит Ирине: «вы такая чеховская». Пожилой критик, пишущий эти строки, знающий «Трех сестер» наизусть, поначалу вздрагивает, но довольно скоро втягивается в происходящее на сцене. Как ни крути, главное в чеховских пьесах – пресловутое настроение. Оно же мироощущение. Происходящее на сцене совпадает с твоим сегодняшним душевным состоянием. Когда совершенно неважно, что случится через двести-триста лет, когда не знаешь, что ждет тебя завтра. И не нужно доказывать, что счастья нет, не должно быть и не будет. И даже, может быть, нам только кажется, что мы существуем, а на самом деле нас нет. В чем же спасение? Возможно, в том, чтобы трезво увидеть себя со стороны. В самоиронии. Все герои этих «Трех сестер» нелепы и комичны – давно не слышала такого дружного смеха в зрительном зале.

Подвал в подвале – убежище, где люди прячутся от реальности, от того, что происходит за дверью. Лишь однажды нам покажут нечто за пределами подвала, но в окне мы увидим только ноги Наташи и Андрея: предложение руки и сердца происходит «за кадром». Наташа (Татьяна Саруханова) – не «шершавое животное». Она не похожа на остальных деятельным характером и практицизмом. Осуществленное ею уплотнение вроде бы всех устраивает, тем более что навести порядок в этом доме ей не под силу, как и справиться с анархической природой мужа. Стоит Наташе скрыться, как Андрей достанет блестящий пиджак. Ряженые, трио музыкантов, появятся из шкафа. Начнется интермедия, в которой каждому дана возможность для самовыражения. Сестры обменяются репликами на немецком и французском, Маша споет песенку из репертуара Эдит Пиаф, Оля затянет: «Я иду, шагаю по Москве», а Соленый – «Дом хрустальный на горе – для нее», таким образом объясняясь в любви Ирине.

Попытки героев обрести любовь, способную что-то изменить в жизни, смешны и обречены. Вершинин подойдет к многоуважаемому шкафу и постучит по дверце. «Кто там?» – раздастся голос Маши. – «Свой», – ответит Вершинин. В прощальной сцене он осторожно с рук на руки передаст ее Кулыгину (Сергей Мелконян), повторяющему, как мантру: «Маша меня любит». Здесь Тузенбах и Соленый – одинаково несчастливые соперники, и никакой дуэли не будет. Пожар за окнами подбирается все ближе. Штатские становятся военными и покидают подвал. Сестры остаются одни.

Рецензируя давний спектакль по той же пьесе, наш автор Александра Тучинская писала: «Чем “серьезнее” играют Чехова, тем менее открываются связи с современным миром». Молодой режиссер Андрей Маник и превосходный актерский ансамбль подходят к «Трем сестрам» вроде бы «несерьезно», но в спектакле явственно ощущается нерв времени. Надо жить даже тогда, когда кажется, что надежды нет.

Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ

«Экран и сцена»
Ноябрь 2024 года.