Спектакль “Дзига Вертов”, выпущенный Александром Чеботаревым в Учебном театре Школы-Студии МХАТ с актерским курсом Виктора Рыжакова, погружает во вселенную авангардного режиссера, теоретика документального кино, создателя движения “киноки” Давида Кауфмана, известного под псевдонимом Дзига Вертов.

Переводя биографию Вертова на язык синтетического театра, команда спектакля использует средства игрового театра и кино, размыкает пространство с помощью камер, расставленных на площадке и за сценой, использует живую съемку и эстетику случайностей, копирует вертовскую монтажную структуру, скорее музыкально-ритмическую, чем драматургическую.

Идейно спектакль будто спорит с реальностью, доказывая, что многие задумки Вертова, в том числе по расширению зрительского внимания, должны были сделать его иконой поп-кино. История кинематографа посмертно реабилитировала Вертова, но для рядового зрителя он остался неизвестен.

Ироничное предисловие к сценической биографии обозначает слабые места в осмыслении Вертова современниками: актеры гротескно озвучивают воспоминания, сотканные из картонных формулировок и пышных канцеляризмов, в которых идеи Дзиги Вертова отправлены на полку. В реальности же они пережили своего автора и эволюционируют до сих пор.

Дзига Вертов известен как пионер документального кино, стремившийся застать “жизнь врасплох”, как изобретатель скрытой камеры, революционер монтажа, маг внутрикадрового движения. Ощутить кожей его замыслы спустя сто лет, в эпоху глобальной медиатизации, возможно, адаптируя миф о художнике к новой реальности. Спектакль намерен показать развитие идей Вертова в динамике, расширить их логику на мир вокруг нас.

Теория Вертова о “киноглазе” оказывается удивительно созвучной концепции “киборга”, созданной позднее на поле философской антропологии. Та же мечта об усовершенствовании человечества, интеграции тела и техники, о расширении сознания до искусственного интеллекта, об упразднении гендера и сведении его к универсальному организму. Актерский ансамбль воплощает мечты Вертова, создавая гибридную идентичность кинока: мужские и женские черты скрыты под черными чулками на лицах, резкие голоса сливаются в неразличимый речитатив, тела технично движутся под оглушающий бит.

Текст в спектакле – трансформер. Речи киноков разбиты на множество голосов. Интонация юношеских стихов, киносценариев меняется до неузнаваемости. Звонкий манифест “вон из сладких объятий романса, из отравы психологического романа, из лап театра любовника” читается тягуче-монолитно, почти по-церковному. Документальные материалы смешиваются с вымышленными сценами, будто с ложными воспоминаниями. Как в анекдоте звучит приказ Сталина: “Верти Вертова ко мне!”, на допрос Дзигу уводят в сопровождении знакомой фразы “А вас, Вертов, я попрошу остаться”. Лакуны беспамятства после Большого террора заполняются живым фольклором, построенным на шаблонах массовой культуры.

Киносоздания Вертова здесь тоже прошли модификацию. В ремейк фильма 1929 года “Человек с киноаппаратом” попали современные прохожие, места и объекты, хорошо знакомые студентам Школы-Студии МХАТ: вход в метро “Театральная”, белый мрамор станции, эскалатор, подъезд многоквартирного дома. Фильм словно транспонирует ощущение городской повседневности из XX века в настоящее, на сто лет вперед. Кадры ложатся на стену, изображение стремится к реальным размерам и покрывает актера у стены, соединяясь с ним. Сцена полна стремления разбить двухмерность кино, выйти за границы субъекта, найти взгляд человека-машины, сверхчеловека. Фильм “Симфония Донбасса” решен исключительно театральными средствами. В танце актеры сравнивают расслабленную пластику дореволюционных богомольных старушек и уличных маргиналов со стройным движением советских граждан, марширующих пугливо, бесстрастно.

К середине спектакля нарратив становится мощнее, нажим драматургии усиливает напряженность момента. Например, когда авангардный режиссер берет камеру для создания пропаганды. Создавая “Колыбельную” (1937), сценический Дзига Вертов (Максим Павлов) в узнаваемой кепке стоит спиной к залу за камерой и снимает бодрую мамашу, ликующую на тему возможности рожать, пока лицо младенца на ее руках превращается в усатую физиономию товарища Джугашвили. Зачитывая фрагменты сценария “Симфония Донбасса” (1930), Вертов чернит лицо грязью, будто прячет его от стыда под маской безумия. Личину сумасшествия он снимет дважды – в разговоре с женой и на суде. В эти моменты в исполнение актеров врывается обезоруживающая психологическая подробность.

Встреча театра с архивом Дзиги Вертова требует практического переосмысления истории авангарда, расширения сценического языка и возможностей кинофикации. Не менее важно, что эта встреча предупреждает о разрушительных сценариях, преследующих творцов. Как пишут авторы спектакля, “актерская команда обнаружила личность, которая либо опередила свое время, либо оказалась вне его рамок”.

Екатерина ТИМОНИНА

«Экран и сцена»
№ 6 за 2024 год.