“Академия смеха” Коки Митани в постановке Михаила Бычкова – первый совместный проект воронежского Центра культуры и искусства “Прогресс” и московского пространства “Внутри”. Пьеса актера, драматурга-комедиографа и кинорежиссера Митани, написанная в середине 1990-х, много ставилась в России. И если на рубеже тысячелетий абсурдная цензура выглядела культурным артефактом, поводом для создания заостренных комедийных образов, то сегодня каждое следующее обстоятельство пьесы подкашивает актуальностью. И кому как не Михаилу Бычкову, лишенному созданных им – уникальных – Камерного театра Воронежа и Платоновского фестиваля искусств, опознавать современность в событиях, происходящих, по Митани, в Японии 1940 года.

Кабинет цензора в спектакле Бычкова (он выступает здесь не только режиссером, но, словно возвращаясь к истокам своей биографии, и сценографом) оформлен предельно минималистично: два белых стула и стол, на нем груда красных папок с завязками. Диск небольшого видеоэкрана большую часть времени действия залит красным – символизируя не столько Страну восходящего солнца, сколько земной шар, повсеместно и на всех уровнях погрязший в кровавых раздорах, как тот устрашающий глобус, что демонстрировал Маргарите Воланд.

Драматурга и цензора у Михаила Бычкова играют две покинувшие Камерный театр вслед за своим режиссером актрисы – Наталья Шевченко и Яна Кузина. Они обманчиво схоже одеты – в свободные брючные костюмы благородных терракотовых оттенков и белые кеды. На чуть выбеленных лицах этих то ли клоунесс, то ли гроссмейстеров – громоздкие очки в черной оправе и с круглыми стеклами, на щеки нарочито наложены румяна.

В шесть коротких сцен спрессованы шесть посещений условной страны Бенкендорфия – цензоро-чиновничьего кабинета, куда чьей-то извращенной волей назначена сухая и жесткая дама. На предыдущем месте она рьяно разбиралась с экономическими преступлениями и теперь недоумевает, с какой стати должна заниматься всей этой культурной чепухой. По негласной традиции на культуру нередко спускают специалистов максимально далеких ведомств, так что руководить ею иногда приходится людям, пребывающим в полном неведении о территории искусства. Вот и цензор Натальи Шевченко без смущения признается, что в театре не бывала никогда, и без всякого интереса дежурно задает вопросы о комедийной труппе “Академия смеха”, где героиня Яны Кузиной служит штатным драматургом.

Представленная для цензурирования пьеса – переделанная в комедию шекспировская трагедия “Ромео и Джульетта” – решительно не устраивает чиновницу, причем по всем параметрам. Требования свои она выдвигает, однако, строго дозированно, изуверскими порциями, затягивая процесс, так что драматург, чувствующая свою ответственность перед труппой, вынуждена на каждый шах отвечать обходным маневром, раз за разом в кратчайшие сроки кардинально переписывать текст.

Встречаясь в кабинете день за днем, они постепенно притираются друг к другу, каждую из них охватывают азарт и неожиданные амбиции. Одна пытается извлечь вдохновение из любых, самых невежественных и издевательских пожеланий, другая же входит во вкус творчества, подкидывает практические советы и даже пробует что-то разминать актерски.

Актрисы мягко подводят публику к гипотетическому хеппи-энду, в котором две женщины вот-вот раскроются одна другой навстречу, сухарь-цензор смягчится, разрешит пьесу к постановке и одарит молодого автора своей дружбой и покровительством. Во всяком случае, все к тому идет – изобретательная иезуитка и лицемерка, буквалистка и ханжа демонстрирует несомненное благоволение, а все еще жизнерадостная драматург рискует в него поверить, доверчиво пожимая протянутую руку и решаясь быть откровенной.

Сцену, в которой за время короткой исповеди, перемежающейся риторическими вопросами “чего добивается наше правительство?” и “почему нельзя писать свободно?”, с деревенеющего лица цензора сползает всякое дружелюбие, стекает, как плохая косметика под дождем, Наталья Шевченко играет феноменально и убийственно доходчиво. До того не раз сбивавшаяся на фальцет, она каким-то низким утробным голосом угрожающе сообщает: “Вы меня переоценили”.

Даже не пробуйте доверять человеку из другого лагеря, рассказывать представителю власти о своей стратегии сопротивления, и не питайте иллюзий по адресу чиновника, от которого зависите, во всяком случае здесь и сейчас, – таков, кажется, главный смысл этой пьесы, переложенной Михаилом Бычковым на два женских голоса. В его режиссерской интерпретации она довольно далека от комедии, хотя множество комических ситуаций поставлено и отыграно элегантно и остроумно.

В спектакле очевиден еще один месседж – не позволяйте себе сдаваться. Драматург не смирилась с проигрышем, приняла очередной садистский вызов и отправилась превращать к следующему утру свою пьесу в несмешную комедию, вычеркивать остроумное и выстраивать новую стратегию.

Безумные челленджи – знак нынешней эпохи. Дольше других устоят верящие в смысл своего дела. Бенкендорфам этого не понять.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
№ 5 за 2024 год.