На малой сцене Электротеатра Станиславский установлен экран с трансляцией чата GPT. Режиссер Родион Барышев в зале, среди нас, задает искусственному интеллекту вопросы о Шекспире. Кто такой, существовал ли? Как Шекспира поставить на сцене и что нужно знать, чтобы его воспринять? А поймет ли зритель, если я поставлю Шекспира? Понимание, – отвечает чат, – возможно. И на экране появляются картинки шекспировского времени и героев его пьес. А вслед сквозь полотно прорываются герои сценического действа. Все с выбеленными лицами и телами: с этого момента спектаклем “ШексПИР” движет буто и законы оккультного мира и мистицизма.

Ворон в черной летящей мантии и выглядывающим из-под капюшона клювом, сплетенным из позолоченной проволоки, шут в пестрой юбке и кожаном корсете, женщина-рыцарь в грузной кольчуге и с топором, дама в белом платье с воротником горгерой, длинноволосый мужчина с бородой и в плаще, олень из волшебных лесов шекспировских комедий. Явив себя, они принимаются за привычные дела, не проронив ни слова: церковный церемониал под звуки органа, благородный пир, прогулка среди трупных мешков, пыточное истязание связанного по рукам и ногам человека, остервенелое поедание красных шлангов. На фоне происходящего слышны реплики шекспировских героев, новостные сводки, органные мессы, популярная музыка (саунд-дизайнер Ника Светлова). На стенах транслируются афиши фильмов и спектаклей по Шекспиру, вырастают готические соборы, мелькают кадры убоя оленей, множатся скрижали (кинохудожник Энжи Таратута).

Родион Барышев обращается к Шекспиру не впервые, но на этот раз он взялся не за решение отдельной пьесы, а за всю вселенную автора. И именно буто как философия и способ существования стали для него ключом к Шекспиру. Сочинив поэпизодный план, Барышев обратился к мастеру буто японцу Кацура Кану. Репетиции длились три недели – ровно столько мастер пробыл в России. За это время артисты (“ШексПИР” создавался при сотрудничестве двух театров: петербургского OddDance, соединяющего в своих спектаклях выразительность танца буто и актерскую импровизацию, и московского Аппарат.театра) находились в поиске органического существования, искали движение, которое очерчивает среду каждого персонажа и отвечает заданному архетипу.

Получившийся шекспировский мир функционирует как заявленный в начале спектакля искусственный интеллект: постмодернистский палимпсест из вереницы образов и цитат, в котором нет диктата и из которого каждый вычитывает свое. Есть там еще персонаж-призрак в мешковине и марле со скрытым каменной маской лицом – немой свидетель или серый кардинал, виртуозно руководящий процессом. Некто вроде нас, зрителей, свободно слагающих собственные нарративы из серии этюдных рисунков.

Показы “ШексПИРа” проходили два дня подряд. В первый вечер призрака играл сам мастер Кан: смуглое сморщенное тело и шаркающая походка на полусогнутых ногах – не артист, исполняющий роль, а непрекращающееся движение-танец, не ищущее оправданий. Оно само и есть оправдание бытия и утверждение духа. Второй показ проходил уже без мастера: в растерянности и разобранности, и, вероятно, тоске по учителю. И вот заметнее плоскость характеров, скудость работы с техническим оснащением и уже скучнее от собственного потока ассоциаций. Возникает вопрос: можно ли ухватить танец буто за три недели или он есть суть не подвластный лабораторным темпам процесс обнаружения реального тела и жизнетворчество? Может, чат GPT и тут подскажет?

Анна ШАЛУНОВА

«Экран и сцена»
№ 23-24 за 2023 год.