25 июля официально простился со сценой Сергей Мануйлов, премьер Музыкального театра имени К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко. Новость о том, что он заканчивает танцевать и становится с осени педагогом-репетитором, пронеслась как гром среди ясного неба. Только что, в июне, он участвовал в новой “тройчатке” одноактных балетов, дебютировал в партии принца Зигфрида в “Лебедином озере”. Зимой был занят в сложнейшем по хореографии премьерном “Щелкунчике” Юрия Посохова, в марте после долгого перерыва выступил в “Баядерке”, и это не считая спектаклей текущей афиши.

В “Баядерке” Мануйлов танцевал в свой прощальный вечер. Партия Солора не занимала в его репертуаре такого же заметного места, как Феб и Квазимодо в “Эсмеральде”, лесничий Ганс в “Жизели”, Щелкунчик-принц или Джеймс в “Сильфиде”. Скорее она была источником поисков и проб. Технические и актерские задачи, не полностью совпадавшие с амплуа артиста, побуждали находить неочевидные решения. На примере “Баядерки” лучше всего видно, каким Мануйлов был в работе.

Балет, где и события, и герои, и властвующие над ними страсти, и обстановка – грандиозны, роль, природа которой находится в сфере преувеличенной театральной патетики, он вел в камерной манере, “сворачивая” до выверенных по стилю миниатюр самые импозантные сценические положения. Солор во главе охотников, поймавших тигра, Солор, играющий с Гамзатти в шахматы, Солор, прилегший на оттоманку, раскуривающий кальян, – все это проходило перед зрителем не как серия парадных портретов, но, если подыскивать художественную параллель, как ряд изображений на геммах.

В первых двух картинах Мануйлов не столько передавал внутреннюю жизнь героя, сколько позволял догадываться, о чем тот думает, что чувствует, когда приносит клятву Никии у священного огня, когда, секунду помедлив, соглашается стать женихом Гамзатти. Душа Солора приоткрывалась на мгновение в разгар свадебного дивертисмента. Музыка адажио напоминала о преданной баядерке, и, подняв руки к плечу в условном жесте, Солор с болью всматривался во что-то, видимое только ему. Такой же сосредоточенный, пронзающий взгляд он бросал на площадь после того, как Никия падала мертвой.

Вступительную сцену второго действия, музыка и хореография которой предписывают бурно страдать и скорбеть, Мануйлов проводил сдержанно. Его Солор чертил пальцами в воздухе змеевидный иероглиф, смыкал ладони, удерживая драгоценные воспоминания, и силой мысли вызывал фантастическое шествие теней. Хореография картины “Тени”, образец балетного академизма, построена на женском сольном и кордебалетном танце. Танцовщику поручены несколько сольных фраз на выходах и в коде, главная его задача – быть партнером балерины. Но и дуэты, состоящие из одних поддержек, могут, как выяснялось, оставаться полноценной частью мужской партии. Когда Солор разворачивался на сцене строго фронтально и подавал руку Никии, почти виделось, как их соединившиеся фигуры отрываются от сцены и устремляются в полет.

Существом иного мира герой вступал в последний акт. Чистейшие линии арабесков, вращения на вытянутых в струну ногах противостояли сумятице общих танцев, говорили о том, что Солор уже не принадлежит земле.

Вечер 25 июля закончился, как и положено бенефису, поздравлениями от директора театра и художественного руководителя балета, овацией зрительного зала, горой цветов. И все равно в воздухе витал вопрос: правда ли это конец или последует некое продолжение?

Ждать ответа пришлось недолго. В августе “Летние балетные сезоны” объявили участие Мануйлова в четырех спектаклях. Один из них, “Спящую красавицу”, он раньше танцевал только на личных гастролях. Конечно, я воспользовался возможностью увидеть его принца Дезире в Москве.

Балетный двойник Короля-солнце, этот принц – идеальный герой позднего Петипа, живущий в преддверии счастья, получающий все и сразу милостью феи Сирени. Петипа и характеризовал его менуэтной выступкой, галантным жестом. Потом партию насытили прыжковыми вариациями и медленными монологами. Их танцовщик исполнил, сохраняя в классике легкий намек на асимметрию барочных позировок, дух меланхолии, ощутимой во всем, что создано Великим веком. В сцене нереид, в адажио со спящей Авророй всего одно движение принца разъясняло аллегорический смысл балета. Округлив и подняв руки, он возвышался над коленопреклоненной принцессой как солнце, восходящее на смену заре. Свадебное pas de deux меняло два плана роли местами. Точно подобранные штрихи в стиле барокко, поклоны и приветствия намечали внешний орнамент, торжествовал классический танец.

Бесполезно гадать, выступит ли Сергей Мануйлов еще, но можно констатировать: если четыре августовских спектакля были действительно последними, перед нами редкий пример профессиональной честности. Артист уходит со сцены раньше, чем проявился хотя бы намек на закат творческих сил.

Андрей ГАЛКИН

«Экран и сцена»
№ 17-18 за 2023 год.