Спектакль “Чернила” (Ink) Димитриса Папаиоанну, задуманный и сделанный во время пандемии (2020), после паузы в предыдущем году совершает гастрольное шествие по мировым сценам и международным фестивалям. Участие в летнем фестивале Grec в Барселоне пришлось на разгар турне 2023 года.

Дуэт-дуализм-дуэль – так когда-то определяли критики работу Папаиоанну “Первая материя” (2012), где полностью обнаженный персонаж актера Михалиса Теофануса и его “черный человек” в исполнении самого режиссера – в нерасчленимом тандеме пробивались к сути вещей, к первой материи по Аристотелю. Ту изнурительную схватку Папаиоанну называет “суицидальным перформансом”. Спустя годы в “Чернилах” в дуэте с танцовщиком Шукой Хорном он устраивает очередное сценическое истязание для двоих – сражение оппозиций, состоящее из взаимопритяжений и взаимоотталкиваний, – и снова взваливает на себя роль человека в черном, творца и укротителя, терпящего в финале отчаянное фиаско.

В новой сумрачной Вселенной Папаиоанну, тяготеющего, по собственному признанию, “к темному фэнтези” (у критиков возникали ассоциации от “Сталкера” Тарковского до “Космической одиссеи 2001 года” Кубрика), первоматерия – вода: она бьет мощной струей из разбрызгивателя, вокруг него свернулись красные кольца шланга. На фоне шелестящего пластика черного занавеса, выгораживающего место действия, вода тоже черная, почти чернильная, а воздух, как в Макондо у Маркеса, кажется, навечно пропитан влагой.

Промокший человек в черных рубашке, брюках и лаковых ботинках управляет ирригационным устройством: попадая на пластик, водная струя его колеблет и слегка приподнимает, позволяя уловить загадочное движение. Стихия воды в соавторстве с человеком порождает существо, горизонтально упакованное между двух тончайших полупрозрачных панелей из стекловолокна. Оно плавно и проворно перемещается, скользит по мокрой сцене, пока его не перехватывает суровый дрессировщик: бледная обнаженная сущность то заворачивается в кокон прозрачного листа, перетянутая ремнем, то вынуждена скрючиться в тесном конусе, то вытягивается на развернувшемся листе навзничь. Хозяин этих сырых владений водрузит на голову чужака, оказывающегося юношей, прозрачную сферу, и тот забьется в конвульсиях перерождения, выгибаясь, как выброшенная на берег рыба. Самозваный демиург притянет к себе прозрачный плотик со своим обретением и кинет на причинное место незнакомца внушительного тряпичного осьминога. (Осьминог производит чернила, а чернила, по Папаиоанну, средство создания, источник творения.)

Отныне суровый человек в черном руководит не только водным ритуалом, но и юношей, в намерении превратить существо природное в существо цивилизованное. Но как бы ни раскручивал взрослый и умудренный сакральную сферу с бурлящей водой – она вертится волчком, выплескивая жидкость фантастически красивыми зигзагами, как бы торжественно ни переливалась над ними в водном мареве еще одна сфера – диско-шар, как бы ни льнул к старшему младший и наивный, какие бы почти цирковые задания ни выполнял, сколь бы страстным ни был их танец (чувственности и эротизма тут хватает), побег из этой “постапокалиптической пустоши”, как называет ее режиссер, неизбежен.

Звук лупящей по разным поверхностям воды смешивается с музыкой Малера и Вивальди (дирижер Теодор Курентзис), звучащей из притулившегося на мокрой сцене проигрывателя. Когда она закончится, среди прочих звуков еще долго будет угадываться скрежет иглы по крутящейся вхолостую виниловой пластинке. Так и сокрушительные усилия по приручению гуттаперчевого пришельца, с самого начала граничившие с тиранией, в какой-то момент начнут пробуксовывать: в нем просыпается непокорность – молодость сопротивляется, расстановка сил меняется. Очередной потерпевший крушение согбенный маг Просперо остается наедине с осьминогом, раз за разом швыряя его о землю, и только дождь оплакивает утрату и одиночество.

Сталкивая противоположности – черное и белое, создателя и творение, мастера и ученика, материю и телесность, одетость и наготу, господство и подчинение, зрелость и юность, безжизненность и тягу к полноте жизни, – всматриваясь в оппозиции, режиссер, как и в ряде других работ, в конечном счете, разбирается с собственным подсознанием. Изначально он размышлял о “создании инсталляции с перформативными интервенциями”, но в итоге пришел к визуальному палимпсесту небывалой красоты и мрачности, где постоянно колотящий или струящийся дождь символизирует скорбь от неизбежности насилия – если не в поступках, то в мыслях.

Мария ХАЛИЗЕВА

«Экран и сцена»
№ 15-16 за 2023 год.