Мальчик и мальчик

“Все мы моряки”. Режиссер Мигель Анхел Моулет

“Ты моряк, красивый сам собою…”

Известно, что у моряка в каждом порту – по жене, и Толя Шмаков (Андрей Сладков) – не исключение. На другом берегу Тихого океана, в перуанском порту Чимботе, его ждет большеглазая Соня (Хулия Тайс) – хозяйка небольшого ресторанчика, соскучившаяся по любви.

Когда у Толи случается длительная стоянка, он на несколько недель становится Соне как бы мужем – вплоть до совместных возвращений домой с сумками, не говоря уж о прогулках на виду у всего города. Семьи же у них обоих нет. Соня воспитывает подростка-пасынка Тито (Гонсало Варгас Вилела), а Толя таскает за собой младшего брата Витю (Равиль Садреев), которого никуда не берут на работу из-за его частых эпилептических припадков. Толя смог устроить Витю коком на то же судно, где работает сам – готовить Витя научился.

Соня уже намекает Вите, что в ее ресторане нужен помощник, и что она охотно взяла бы Витю к себе, если бы Толя разрешил, но тот и слышать не хочет о том, чтобы поселиться в Чимботе. И Тито знает, что Толя, как его ни корми (а уж Соня всегда угощает любимого повкуснее), все равно в Перу не останется. Это его устраивает: Тито не очень-то хочет, чтобы у Сони появилась своя семья.

Самое слабое место сценария фильма “Все мы моряки” – сюжетные мотивировки. Лишь после развязки становится ясно, что Тито приходится Соне не младшим братом (как кажется в течение всего фильма) и не крестником, а пасынком, что делает их взаимоотношения несколько иными, нежели у Толи и Вити Шмаковых.

Очевидно, Соня, судя по ее возрасту, успела овдоветь, и Тито – “довесок” к ее ресторану (доставшемуся от покойного мужа)? Если бы это стало ясно с самого начала, то драма Сони, вроде бы приставившей Тито к делу (он торгует в разнос горячими обедами из ее ресторана), но, конечно, тяготящейся воспитательским бременем, стала бы “параллельной” драме Толи. Между тем большую часть фильма занимает как раз Толина история, что, в общем-то, и понятно.

Автору сценария и режиссеру Мигелю Анхелу Моулету по-мужски ближе отношения брата с братом, нежели отношения мачехи с надоевшим ей пасынком. Кстати, Толе тоже не нравится пасынок Сони, которого вечно тянет в какие-то подозрительные компании: как бы Витя не вляпался из-за этого Тито в историю!

Мужчина и женщина объединены – и в то же время разъединены схожей проблемой, вызывающей в памяти реплику Новосельцева из “Служебного романа”: “Мальчик и … мальчик… Это обуза!”

Действие разворачивается на актуальном фоне. Собственно, аннотация на картину “Все мы моряки”, помещенная в каталогах всех фестивалей, где она участвовала, прежде всего выделяет именно злободневную сторону сюжета: “Толя, его брат и капитан живут на забытом рыбацком катере в порту Чимботе. Компания, владевшая судном, разорилась, лодка стоит без дела девятую неделю, и вся команда давно разъехалась по домам – остались только эти трое. Без денег и без возможности как-то изменить сложившуюся ситуацию, Толя пытается приспособиться к новой жизни на берегу”.

На некоторых сайтах (например, IMDB) аннотация выглядит иначе: “Кристоф, его брат и капитан живут на рыболовецком судне, пришвартованном в порту Эль-Кальяо. Компания обанкротилась, корабль не рыбачил восемь недель, а остальная команда вернулась в свои страны. Без денег и практически без возможности перемен Кристоф пытается приспособиться к новому образу жизни на твердой почве”. Так Кристоф или Толя?

Андрей Сладков, исполнитель роли Толи, на встрече со зрителями 41-го ММКФ пояснил, что первоначально героями фильма были два брата-хорвата, затем два брата-поляка. Очевидно, имя Кристоф/Кшиштоф и порт Эль-Кальяо “застряли” в интернете от предыдущих вариантов и от реального случая в каком-то перуанском порту. Но, как только Мигель Анхел Моулет (он же продюсер) сделал героев фильма не просто постсоциалистическими славянами, а конкретно русскими, дело почему-то сразу сдвинулось с мертвой точки.

В финансировании фильма, помимо Перу и Доминиканы, приняло участие целых двенадцать стран – и Моулет, хоть “с миру по нитке”, но набрал инвесторов.

А ведь, казалось бы, какая разница, с кем реально произошел тот случай, весьма характерный для любого постсоциалистического народа? Толя, подбадривая брата, говорит ему: “Филиппинцы уже уехали, и мы тоже уедем”. Если бы не аннотация, эту невнятную реплику не понять бы: что за филиппинцы, куда они уехали?

Речь, оказывается, идет о членах экипажа, которых компания нанимает наряду с соотечественниками: филиппинцы хоть чем-то защищены, а с гражданами бывших социалистических стран вообще никто не считается. Продажа судового радара – единственная возможность “наскрести” на авиабилет для капитана, чтобы он мог похлопотать за оставшихся членов команды и вызволить их из порта Чимботе, и до этого надо еще дожить…

И вот в день церковного праздника с процессией, морской прогулкой вдоль белых скал бухты Чимботе и вечерним фейерверком юркому Тито наконец-то удается под шумок попасть на судно, где мыкаются Толя с Витей. Для этого Тито втирается в доверие к братьям Шмаковым, и, в конце концов, Толя уступает его просьбам. Но стоит Толе оставить этих “мальчика и мальчика” наедине, как Витя немедленно “пристраивается” к Тито: очевидно, члены экипажа уже успели ознакомить юного кока с техникой однополой любви.

Толя в ярости расшвыривает Витю и Тито в разные стороны, а потом “навешивает” каждому как следует. Витя отделывается эпилептическим припадком и незначительной черепно-мозговой травмой, а щуплый Тито теряет сознание. Толя везет Тито на лодке к врачу, но поздно – тяжек русский кулак для перуанской головы.

Исчезновение трупа как улики – явление неискоренимое: все мы, как говорится, моряки, у каждого свой скелет в шкафу. В тюрьму, конечно, должен сесть Толя как непосредственный, хоть и по неосторожности, но убийца. Но ведь ему сейчас ну никак нельзя, на нем же судно, на нем гаденыш Витька…

Избавившись от трупа Тито (уж кто-кто, а флотские умеют так топить, что никакая полиция не доищется!), Толя вынужден вести себя, как ни в чем ни бывало: заходит перекусить к Соне, убедившись, что отсутствие “шнурка” обеспокоило ее лишь на третий день, и сопровождает ее в полицейский участок, чтобы сделать заявление о пропаже Тито, которого и он-де тоже “последний раз видел в день праздника”.

Витя, искоса поглядывающий на Толю, потрясен его двуличием, но кто виноват в случившемся, как не он сам, говорили же дураку – не сближайся с местными?! Лишь Соня, смутно догадываясь, что бедовый пасынок, кажется, “доигрался”, впервые в жизни искренне печалится о Тито – не родном ей, но и не совсем чужом.

Театральная актриса Хулия Тайс в своей дебютной кинороли очень точно передает все оттенки чувств женщины не первой молодости, у которой вроде бы все наконец-то сложилось: ресторан переехал в помещение получше, любимый мужчина и его брат, на редкость вежливые и услужливые, еще долго будут рядом, “шнурок” больше не мешает. Но кто бы мог подумать, при каких обстоятельствах могут сбыться мечты?!

Невольно вспоминается финал рассказа Стивена Ликока “Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней” – пародии на английские романы: “Гертруда и Роналд обвенчались. Счастье их было безоблачным. Что тут еще можно добавить? Да, еще вот что. Через несколько дней граф был убит на охоте. Графиню поразила молния. Дети утонули. Итак, счастье Гертруды и Роналда было совершенно безоблачным”.

 И, хотя против Толи нет явных улик, Соня не бросается с рыданиями ему на грудь: не то чтобы интуиция что-то подсказывает – Соня скорее саму себя считает виноватой в том, что “недосмотрела” за Тито. Теперь эта история отразится на ее репутации в городе. Всем известно: в семье, где нет отца, от любого чужого мужчины (а Соня жила с Толей открыто) может исходить опасность.

Нельзя не вспомнить эпизод, в котором к застрявшим соотечественникам приходит в кают-компанию какая-то потрепанная житейскими бурями русская дама (Светлана Козитска) и поет им: “Тихо вокруг, ветер туман унес, на сопках Манчжурии воины спят, и русских не слышно слез. Плачет, плачет мать родная, плачет молодая жена, плачут все, как один человек, злой рок и судьбу кляня”.

Широкая кинематографическая известность этого вальса на фоне банальной и позорной (отчего не менее трагической) ситуации добавляет особый штрих: Толя ностальгирует по малой родине, которую он первым из сыновей когда-то покинул в поисках лучшей доли и этим, по мнению Вити, развалил семью их родителей. Почему-то по сюжету именно тот персонаж, который искренне тоскует по России, становится убийцей. Как-то вот так.

Между прочим, ни один профессиональный актер из Хорватии, Польши и России играть такие роли не захотел. Андрей Сладков и Равиль Садреев – непрофессионалы. Садреев, правда, уже открыл свой сайт в интернете – очевидно, в предвкушении мировой славы. На этом сайте размещена аннотация следующего фильма с участием Равиля Садреева и Андрея Сладкова: “В России проходит чемпионат мира по футболу. Напарники доставляют груз из Перу в Россию. По бумагам это музыкальные инструменты и прочее оборудование для сопровождения болельщиков из Перу. Через какое-то время, задремавший от долгой дороги Равиль слышит шум, доносящийся из кузова. Приятели открывают кузов, им открывается совершенно невообразимое зрелище!”

Конечно, новый дуэт “мальчика и мальчика” не затмит ни Пата и Паташона, ни Габена и Делона, но все же картина “Все мы моряки” участвовала в конкурсной программе престижного международного кинофестиваля в Роттердаме и получила приз ФИПРЕССИ на фестивале латиноамериканского кино в Тулузе. И Андрей Сладков, который присутствовал на показе фильма “Все мы моряки” во внеконкурсной программе “Русский след” 41-го ММКФ, был искренне удивлен тем, что на показ картины не пришел ни один представитель посольства Перу.

Но посольские – люди осторожные: у Москвы и Лимы есть общие деловые интересы. В 2000 году российско-перуанский товарооборот насчитывал 28 миллионов долларов, а в 2007-м – уже 182,6 миллиона долларов. С 2010-го у нас действует соглашение об отмене виз. ВВС Перу используют российские истребители МиГ-29. В Москве недавно открылся первый ресторан перуанской кухни, которая, оказывается, очень по вкусу нашим людям и, как полагают, может ощутимо потеснить суши-бары и пиццерии.

Поднимать шумиху из-за фильма, в котором трагедия “завязалась” вокруг ресторана, и который, к счастью, не пойдет в российском прокате? Или намекнуть на встрече со зрителями, что, если бы никто из россиян, ни один человек, не согласился играть в этом фильме, то его – в таком виде, в каком он получился, – возможно, не было бы вообще? Это не их посольское дело.

Кстати, и сам режиссер в Москву что-то не приехал…

Юлия ХОМЯКОВА

«Экран и сцена»
№ 10 за 2019 год.