Архангельский театр драмы в числе других привезенных на гастроли постановок («СтолетвМакондо», «Василий Теркин», «Пряслины. Две зимы и три лета», «Мастер и Маргарита») показал в Москве спектакль-сагу «Доктор Живаго». Спектакль по роману Бориса Пастернака оказался страстным и пафосным. На пресс-конференции в преддверии гастролей режиссер Андрей Тимошенко утверждал тоже пафосно: «Мы обращаемся к сердцу каждого из вас», и, как ни странно, этот посыл подкупил даже скептиков. Заставил забывать и о бросающемся в глаза мелодраматизме, и о спекулятивных моментах – вроде тех, где декларируется отсутствие права на счастье в стране крестов и погостов.

Революционная бездна с первых же минут действия «набрасывается» на зрителя из темноты вахтанговской сцены. Огромный наклонный помост выглядит метафорой обрушающейся эпохи, лопаты оборачиваются штыками, швейные машинки стрекочут пулеметными очередями (автор сценографии также Андрей Тимошенко). Предметы и звуки чудовищной эпохи (время действия – с 1917 по 1922 годы), на фоне которой проходит жизнь «неидеального идеалиста» Живаго, принципиально важны. Они объясняют зрителю, что именно противостоит чуду взаимного чувства и христианской философии. Хороводы смертей, революционные будни, слом истории – все это придумано и сыграно широкими мазками. Сочно, зрелищно – кумачовое марево развевающихся флагов и противогазы на солдатах Первой мировой или спускающиеся с колосников кресты в финале, – но все же пунктиром к основной мысли. Она в спектакле жизнеутверждающая. «Смерти нет», – говорит Живаго. И так же живет, превозмогая бесплодную рефлексию, боль, болезни и революцию. И умирает философом, познавшим высший смысл: отстоять душу в схватке с судьбой и веком – мучительная, но единственно верная необходимость.

Несомненная удача спектакля – исполнители главных ролей. Дмитрий Беляков – Живаго, бесконечно женственная Нина Няникова – Лара, обладатель всепобеждающей отрицательной харизмы Иван Братушев – Комаровский. Это трио проживает на сцене предложенные обстоятельства истово и заразительно. Не увлечься их личным сюжетом невозможно, хотя временами он кажется нарочитым. Поводок-кнут, которым удерживает Лару Комаровский, слишком плоская метафора для болезненной связи этих двоих. А паузы в любовных объяснениях Лары и Юрия преувеличенно театральны и затянуты. Впрочем, для зрительского хита (а «Доктор Живаго» именно таков) все это отчасти простительно.

Кульминация большого чувства Лары и Живаго – заснеженная ночь в глухой сибирской деревне Варыкино. В спектакле это несколько минут театра поэтической мощи и живописной выразительности. Сценографическое решение просто, но эффектно: герои находятся по центру помоста в отдалении от зрителя, их кружит метель, они хохочут, не выпуская друг друга из рук. Белоснежное платье Лары напоминает венчальный наряд, а изысканная светопись (художница по свету Ольга Раввич) «дорисовывает» картину нежности и страсти. Фигуры Лары и Живаго в спектакле всегда окружены теплым светом, возникающий эффект сияния подчеркивает отдельность этих двоих, их чужеродность происходящему. Тимошенко не включает в инсценировку стихотворение «Зимняя ночь», но словно иллюстрирует великий текст.

За сверхсимволичной сценой следует предсказуемое «изгнание» из рая и растянувшиеся на несколько необязательных сцен смерть Живаго и несчастье Лары. Трагический пафос финала закономерен и оправдан самим строем этого спектакля. Тело умершего от сердечного приступа Живаго «сползает» с помоста на авансцену, с колосников опускаются черные кресты, зрительный зал аплодирует стоя. Кажется, столичному зрителю, как и провинциальному, на сцене необходимо и торжество любви над смертью, и пафоса над правдой. И возможность верить – смерти нет.

Наталья ВИТВИЦКАЯ

«Экран и сцена»
Сентябрь 2024 года.