Пробы с правом на ошибку

• Сцена из спектакля “Волоколамское шоссе”
Гений места
Два дня в мае казанские нетеатральные пространства – верхний этаж автомойки и огромный заброшенный ангар – были отданы под читки пьес, двух современных и одной уже классической. Молодежная театральная лаборатория в Казани прошла под названием “Город – арт-подготовка”. Вернее было бы сказать – не читки, а полноценные спектакли, сделанные за четыре дня молодыми режиссерами разных театральных школ и пристрастий. Георгий Цнобиладзе (СПбГАТИ) поставил “Прекрасное далеко” Данилы Привалова со студентами казанского театрального училища, Антон Маликов (РАТИ) – “Маленькие деньги” финки Сиркку Пелтолы с артистами казанского ТЮЗа, Андреас Мерц-Райков – “Волоколамское шоссе” Хайнера Мюллера с артистами Татарского театра имени Г.Камала. К созданию лаборатории приложил руку Олег Лоевский, но не менее важно появление на этом поле команды молодых энтузиастов из Казани – в частности, Инны Ярковой и Дианы Гафаровой, захотевших вывести театр на улицу, подальше от искусства и поближе к человеку. Так театр оказался на пленере и в урбанистическом ландшафте сегодняшней Казани. Эта же команда попутно делает лабораторию в Свияжске, а Яркова еще и учится в московской “Школе театрального лидера”.
“Арт-подготовка” началась на втором этаже автомойки, где по соседству с галереей и маленькой книжной лавкой, под завязку набитой талмудами по современному искусству, артисты ТЮЗа показали “Маленькие деньги” Сиркку Пелтолы – острую социально-экзистенциальную драму из жизни европейских провинциалов. Фокус был именно что в пространстве: забравшись по металлической лестнице наверх, зритель попадал в красивое своей функциональностью помещение с балками и окнами, завешенными в честь театра черной, но легко пропускающей дневной свет тканью. Здесь трудно забыть, что ты не в театре, а это и есть главный результат казанской затеи. Антон Маликов изящно распорядился длинной прямоугольной кишкой зала, в одном его углу поставив диван – скромный антураж небогатой семьи из двух человек, мамы и ее великовозрастного сына-аутиста, а к другому перекинув дощатый помост, по которому этот самый сын, великан по имени Ясон, раз в неделю из своего захолустья шагает в город. Зрителю задана работа – смотреть то влево, где дни напролет сидит малоподвижная мать и вяжет, то вправо, где двое молодых маргиналов, нервный парень и беременная от него девушка, ищут любой возможности разжиться деньгами. На обсуждении было не раз произнесено: неудобно смотреть, шея устала, а все потому, что зритель “Арт-подготовки” был в основном театральный, привыкший к безопасности и комфорту.
Смысл казанской “Арт-подготовки” во многом в том, чтобы привлечь в театр нетеатральных людей; показать, что театр не всегда означает здание с колоннами и зал с удобными креслами. Можно, конечно, в случае с эскизами считать удачей вероятность попасть в репертуар стационарного театра. Но еще правильнее было бы дать “Маленьким деньгам” шанс играться над автомойкой, где шум от машин перекроет специально включаемую “театральную” музыку, а главным эффектом будет натуральность пространства. Артисты ТЮЗа точно и подробно сыграли историю жителей финской провинции, оторванных от большого мира и привыкших к ритуалу, который воспроизводится изо дня в день. Ясон раз в неделю ездит в город, чтобы купить продуктов и лекарств по одному и тому же списку, расплачиваясь карточкой. Пин-код карточки – размер обуви Ясона и размер его головного убора. И то, и другое – огромное, и то, и другое наивный Ясон рассказывает двум случайно встреченным городским “приятелям”, решившим его обокрасть. Социально заряженная драма внезапно разворачивается в трагически нелепый финал, когда Ясон как бы случайно становится убийцей.
Встык с “Маленькими деньгами” шла программа документалистки Марины Разбежкиной, показывавшей свой новый фильм “Оптическая ось” и несколько фильмов своих учеников по московской “Школе документального кино”. Зрители театрального эскиза просто перешли в соседний зал, где герои фильма Разбежкиной – полубездомные нижегородцы, живущие в рабочем общежитии с двухъярусными кроватями, смотрелись, как в зеркало, в фотографию начала ХХ века, запечатлевшую обитателей тогдашней ночлежки. Так и документальное кино – во всей его реалистичности и остроте – стало нечаянным зеркалом для театра, расположившегося вне привычного для себя ареала.
Юношескую пьесу Данилы Привалова “Прекрасное далеко” – притчу о жизни обыкновенных ангелов – режиссер Георгий Цнобиладзе поместил в отгороженный металлической сеткой дворик старой бытовки. Зрители два часа сидели на солнцепеке, птицы пели, ветер шумел в огромных тополях, выросших за оградой заброшенной промзоны, и все это стало идеальной средой для простодушных и пафосных героев приваловской пьесы. Эта же среда, изобретательно обжитая артистами – студентами 2 курса театрального училища, для которых “Прекрасное далеко” стало первым полнометражным опен-эйром, – обнажила искусственность пьесы, ее выспренний слог и доморощенную философичность. Правда, и обаятельный идеализм автора. Собственно, это и было самым интересным в показе Цнобиладзе – следить за тем, как очень молодые и яркие артисты колеблются между своим “я” и искренним, но чрезвычайно пафосным “я” их героев. Гений места, удачно найденного и освоенного режиссером, побеждал в “Прекрасном далеко” и слова, и историю в целом, и гуманистический месседж этой вещи.
После жаркого и сентиментального “Прекрасного далека” зрителей “Арт-подготовки” отправили прямиком в холод и ад: режиссер Андреас Мерц-Райков сделал с артистами Театра имени Камала одну из частей “Волоколамского шоссе” Хайнера Мюллера. Текст знаменитой пьесы 1986 года был заново переведен – на татарский для спектакля и на русский для титров. Эпизод самосуда над сбежавшим с поля боя военнослужащим, с которого начинается инициация батальона, стоявшего насмерть в подмосковных лесах, Мерц поставил внутри огромного ангара, с выкопанной в питомнике березой, которую водрузили посреди усыпанного бурой землей пространства. В тексте главный герой, чьими глазами и ушами мы видим и слышим войну, приходит в отчаяние от равнодушия и неучастия природы в том, что творится сейчас на земле. В спектакле вырванная из своей земли береза живым укором стоит перед зрителем, заставляя его думать, в частности, и о том, каких жертв иногда требует театр. Актеры – горстка мужчин в ватниках и девушка в тяжелых ботах – выпевают текст Мюллера на татарском, и он звучит симфонией человеческих голосов, исполненных страха и экстатичности. “Волоколамское шоссе” точно становится в ряд актуальнейших текстов нашего времени, когда насилие выглядит естественной частью жизни, а война приходит к тебе в дом.
 
Без перевода
Шестеро молодых людей – два парня и четыре девушки из двуязычной Швейцарии – репетировали с артистами пермского Театра-Театра неделю, чтобы 8 июня в рамках Лаборатории молодой режиссуры (в программе Swiss made in Russia швейцарского совета по культуре Pro Helvetia) показать публике пять эскизов сразу. Катарина Кромме родом из немецкого Висбадена, Даниэла Йанджик – дочь эмигрировавших в Швейцарию югославов, у Мириам Вальтер, выросшей в Бразилии, – польско-еврейские корни, Георг Рольф Келлер, Жюлиен Баслер и Вирджиния Шелл – родом из Швейцарии. Все дебютировали примерно в одно и то же время, в середине 2000-х. У всех – разный бэкграунд, от контемпорари арт, как у Келлера, до сценаристики, как у Йанджик и Кромме, и танца, как у Вальтер и Шелл. Собственно говоря, ничего общего между молодыми швейцарцами, кроме гражданства и возраста, нет. Особенность пермско-швейцарского проекта – в разности художественных почерков, мировоззрений и методик работы над спектаклем. Артистам пришлось быстро и без раздумий включаться в чужую систему координат, и этот опыт внезапного погружения в другую культуру и иную систему ценностей оказался бесценным – тем более сейчас, когда в ходу официальная версия “квасного патриотизма” и призыв замкнуться в собственных границах.
Двое из шестерых выбрали материалом свежую пьесу Лукаса Бэрфуса, известного в России “Сексуальными неврозами наших родителей”. Его “Автобус” стал попыткой психоделического роуд-муви с новоявленной святой, молоденькой Эрикой, оказавшейся без билета в компании почтенных немецких буржуа, путешествующих в некий санаторий. Эрика едет в польский Ченстохове, поклониться Черной Мадонне, но шофер автобуса высаживает ее, обнаружив, что девушка перепутала направление. Начавшись как социальная драма, пьеса резко съезжает в притчеобразную, полную мрачного и веселого гротеска историю о том, что является истиной, а что – ложью, почем сегодня вера и нужна ли она вообще. Катарина Кроммер выбрала жанр полуабсурдистской комедии – на помосте-подиуме идет резкий спор героев о жизненных принципах, а за помостом – сосны-елки в руках у артистов, изображающие лес. У Мириам Вальтер история обрела плоть и кровь реалистической драмы с сильно мотивированной героиней, которую отлично сыграла молодая артистка Театра-Театра, ученица Вячеслава Кокорина Ксения Данилова. Все главные эпизоды пьесы разыгрываются для якобы снимаемого двумя молодыми режиссерами фильма – с “пушкой” и оператором, транслирующим на экран он-лайн крупный план артистов. Благодаря “кино” абсурдность пьесы вдруг становится элементом чего-то реально произошедшего.
Жюлиен Баслер и Вирджиния Шелл сделали объектом своей фантазии по поводу “Криминального чтива” игру и театр как таковой: на пустой сцене несколько очень типажных парней и девчонок “с района” в майках-”алкоголичках” и драных джинсах, разыграли эффектные комические пассажи из культового фильма Квентина Тарантино. Этот показ демонстрировал редкое режиссерское умение из ничего сделать театр, из затянувшейся паузы – пластический номер, из микро-движения – целый танец, из обрывков слов – монологи. “Shake”, как назвали Баслер и Шелл свое сочинение, имел самый большой успех у публики, – и его заразительность понятна, ведь артисты были в прямом смысле слова соавторами спектакля.
Георг Рольф Келлер показал короткий и концептуально емкий кусок из “Андорры” Макса Фриша – пьесы о ксенофобии, прошедшей мимо российского театра и незаслуженно забытой. Прямая, жесткая подача темы, глубоко волновавшей Фриша, травмировала артистов – на обсуждении они признавались, что сам подход им чужд и непонятен. Изгнание еврея из мирной Андорры, трусость общества, не захотевшего защитить одного из своих членов, да все, в общем-то, о чем пишет Фриш, – чрезвычайно близкая нам сегодня тема. Келлер смонтировал несколько финальных сцен с видео гримирующихся под главных героев артистов, снятым в гримерке. Проверка на главной площади Андорры, поиск “настоящего” еврея и финальный вскрик Андри уже за сценой оборвал показ так же внезапно, как он и был начат, – с коротких оправданий свидетелей давнишнего преступления, которые артисты делали, светя себе в лицо фонариком.
Еще одна остро социальная вещь – “Пирамиды” – о стыке интересов либеральных яппи и девочки, жертвы военного конфликта в не называемой восточно-европейской стране, – были срежиссированы самим автором, Даниэлой Йанджик. Девочку, поющую на заднем плане песни о своей загуб-ленной родине, где вместо чистой воды течет ржавая, сыграла 16-летняя Эва Мильграм, своей выразительной внешностью и почти любительской искренностью сломавшая барьер между зрителем и специально стандартизированным языком, на котором говорят все остальные герои “Пирамид”. Вторым точным попаданием в контекст был крохотная, но точная пародия артиста Ивана Горбунова на манеру публичных выступлений президента Путина – в тексте шла речь о прекраснодушии молодого и успешного европейца, стремящегося помочь соседним странам с неблагополучным социальным и политическим фоном.
Пермский проект преподнес урок открытости другой культуре и сделал это через глубокое погружение: когда режиссер-швейцарец ставит швейцарский текст, он может объяснить российскому артисту больше, чем предисловие к сборнику пьес. Тогда на пьесу про чужую жизнь и проблемы нам приходится смотреть их же глазами – глазами кровно заинтересованных лиц. И вот уже разница в языках становится не такой заметной, разница в проблемах – ничтожной, остается лишь разница во взглядах на театр, а это далеко не самое главное.
Кристина МАТВИЕНКО
«Экран и сцена» № 13 за 2014 год.