Creator Астров

Фото А.НОВАШОВА
Фото А.НОВАШОВА

“Дядя Ваня” в режиссуре Георгия Цхвиравы Омского академического театра драмы, показанный на нынешнем “Ново-Сибирском транзите”, неожиданно срифмовался с темой фестиваля и с лекцией Бориса Юхананова.

“Транзит”, изначально странствовавший по разным сибирским городам, одиннадцать лет назад получил постоянную прописку в Новосибирске. Но в оформлении каждого фестиваля отражена идея развития, бесконечного движения. В этом году тема “Транзита” – космос. “У меня такое чувство, как будто я с земли свалился на какую-то чужую планету”, – произносит строго по тексту Виталий Семенов, играющий Серебрякова в омском спектакле. И на сцену выходят герои, одетые в костюмы, напоминающие и спецодежду пасечников, и белые скафандры космонавтов.

В спектакле “Дядя Ваня”, сочиненном режиссером Георгием Цхвиравой и художниками Олегом Головко и Булатом Ибрагимовым, Астров – художник, живописец. “Иван Петрович и Софья Александровна щелкают на счетах, а я сижу подле них за своим столом и мажу…” – в этом эпизоде Астров, сыгранный Артемом Кукушкиным, бросает краски на огромный белый холст, натянутый вместо задника, как художник-экспрессионист. Он и в начале спектакля появляется с этюдником на плече, в плаще и сапогах – будто вернулся с пленэра. Высок, худощав. Заостренное одухотворенное лицо, обрамленное бородкой. Невольно вспоминаешь, что и Чехов совмещал творчество с медицинской практикой.

Все происходящее на сцене кажется плодом воображения этого Астрова. У задника поставлена длинная клетка с нарисованными козами и курами. Верхняя крышка клетки – как помост, по которому Серебряков и его молодая жена Елена проходят, будто модели по подиуму.

“Мне снилось, будто у меня левая нога чужая”, – этой реплике Серебрякова предшествует придуманный авторами спектакля сон. Игровое пространство затемнено. Гремит гром. В свете молний процессия туземцев, возглавляемая Войницким (Олег Теплоухов), держа над головами, будто флаг, протез ноги, хищно двигается к дремлющему в кресле Серебрякову, который от этого видения вскрикивает и просыпается.

В образе доктора Астров тоже появляется – в эпизоде, в котором герои пьянствуют ночью. Вафля лежит на блестящем столе. Астров экипирован как настоящий хирург – в белом халате, колпаке и медицинской маске. Ему ассистирует Войницкий. “Извините, я без галстука”, – говорит строго по Чехову Астров–Кукушкин Соне (Кристина Лапшина), с удивлением взирающей на эту сцену.

В каждом следующем эпизоде герои как будто бы забывают предыдущий. Поначалу думается, что это разрушает целостность, но потом приходит осознание, что Астров – деревенский художник-любитель, сочиняющий спонтанно. Елена Андреевна, которую играет Юрия Пошелюжная, то неприступная модель, картинно восседающая с бокалом вина в руке, в стильных темных очках и в мод-ном платке, то простая деревенская баба, поющая с Соней под гармошку, то обычная несчастливая женщина, еще не утратившая красоты и способности сопереживать. Когда Астрову кажется, что Елена, рассказывая о чувствах Сони, на самом деле объясняется ему в любви, он хватает Елену испачканными краской руками и оставляет на белом платье следы, делая ее частью своего художественного мира, будто проводя обряд инициации. Такой и видит Елену Войницкий, пришедший с букетом. В этот момент он тоже порождение фантазии художника, может быть, самое нелепое: в красном пиджаке, желтой рубахе, синих брюках и черно-красных ботинках. Аляповатый наряд подчеркивает чудаковатость. В спектакле Цхвиравы у Войницкого нет шансов на взаимность, ведь и его самого, и его роль в этой истории придумал Астров.

На следующий день после “Дяди Вани” Борис Юхананов прочитал участникам “Транзита” лекцию “Режиссер между перформативным и драматическим”. Об омском спектакле он не говорил, но, пожалуй, черты перформанса в спектакле Цхвиравы присутствуют. Когда Войницкий пытается застрелить Серебрякова, герои разрывают стены-холсты игрового пространства, разрушают декорацию. После разгрома нарисованные звери и птицы оказываются уже не в клетках, а среди актеров. Коза заставила вспомнить о рок-перформансах Сергея Курехина. Не такая уж странная аллюзия, если учесть, что в работе над омским спектаклем участвовал композитор Александр Пантыкин – ключевая фигура свердловского рока.

От задника, ставшего цветным, остается только кусок, повторяющий очертания Африки – об этом континенте, как и прописано у Чехова, вспоминает ближе к финалу Астров. И, прощаясь с Еленой и с обитателями дома, рисует черным на другом уцелевшем клочке птицу в клетке. Буйство красок, сны, мечты и фантазии – в прошлом. Возвращаются серые будни.

Большинство фестивальных показов проходило на базе новосибирского театра “Красный факел”. Здесь омичи и сыграли “Дядю Ваню”. Нельзя не отметить профессионализм и неравнодушие команды “Факела”. Спектакли театров из других городов – и самые камерные, минималистичные, и технически сложные, идущие на главной сцене, – на площадках “Факела” “встают”, как на родных. В этот раз две трети спектаклей, попавшие в программу, – золотомасочные. “Ново-Сибирский транзит” уже давно называют сибирской “Золотой Маской”. Если продолжить аналогии, на сей раз с “Балтийским домом”, то театр “Красный факел” – это такой “Сибирский дом”.

Андрей НОВАШОВ

Продолжение разговора о фестивале “Ново-Сибирский транзит” в следующем номере

«Экран и сцена»
№ 12 за 2021 год.