У Бога нет мертвых

Фото А.ИВАНИШИНА
Фото А.ИВАНИШИНА

Ставить и играть спектакли о Великой Отечественной войне сложно и, возможно, даже опасно: страшно оказаться патетичным лгуном. Как найти ту единственно верную интонацию, в которой будет слышна одновременно и пульсирующая боль, и нестерпимая горечь утраты, и живая любовь – та, что “милосердствует и все покрывает”? Режиссер Сергей Женовач выпустил на основной сцене МХТ имени А.П.Чехова премьеру “В окопах Сталинграда” по одноименной повести Виктора Некрасова, нащупав для нее абсолютно верную, тихую и правдивую интонацию.

Оглушающе громко будет только первые три минуты. Судя по неожиданной и ошеломительной включенности в происходящее, по степени откровения первых трех минут, это скорее финал, который парадоксальным образом зрители переживают в самом начале спектакля. Вой сирены, мигающие светильники на стенах зрительного зала, грохот разрывающихся снарядов. На планшет сцены валятся штанкеты и световое оборудование, искрятся оголенные провода; правая часть легендарного занавеса с чайкой обрушивается, а вторая – с огромными дырами от снарядов – так и остается косо висеть как символ боевого знамени (художник – Александр Боровский, свет – Дамир Исмагилов). И в этом разрушении театральной сцены рождается страшное, дикое осознание “реальности момента”. Война близко. Каждое новое обращение к тем далеким событиям лишь расширяет границы прошлого и тревожно вторгается на территорию настоящего и будущего.

Следом – звенящая тишина, словно минута молчания. “Почему я цел? Почему не ранен, не убит?” – спрашивает лейтенант Керженцев в исполнении Артема Быстрова в этой воронке наступившего покоя. Задан почти гамлетовский вопрос: быть или не быть человеку на войне? И каким быть?

Керженцев находится практически весь спектакль один на фоне занавеса-знамени. Остальные герои его фронтовых дневников, которые всплывают в памяти, – на другой половине сцены: живые и мертвые, друзья и недруги – все за одним поминальным столом, рядом, как в окопе. Воспоминания Керженцева напряженные и анализирующие. Он замечает каждую мелочь, пристально вглядывается в людей, повествует об их характерах. Глазами Керженцева охватывается бытие этой войны: оно, как и сам главный герой, без нимба и прикрас.

То или иное воспоминание рождается у Керженцева–Артема Быстрова мучительно больно, он с трудом подбирает слова, относящиеся к событию или человеку. Главное в его герое – неосуждение, умение найти общий язык с каждым, понять не только близких по духу товарищей, но и людей с иными принципами и убеждениями.

Внешне события в спектакле выглядят абсолютно статичными. Персонажи ничего не изображают и не разыгрывают, а только почти буднично, по очереди рассказывают о себе и о войне, о себе на войне (прекрасные работы у Алексея Красненкова, Александра Усова, Владимира Любимцева). Сергей Женовач стремится к тому, чтобы исполнители и зрители соприкоснулись друг с другом, чтобы возникла одна живая энергия. Поэтому и общение персонажей между собой – их диалоги и монологи – обращены непосредственно в зрительный зал.

Ближе к финалу на сцене появится живая новогодняя елка с пятиконечной звездой. “Общий окоп” превратится в праздничную трапезу, которая по своей сути наполнена пасхальной радостью: за одним столом-настилом, чокаясь кружками, сидят и живые, и уже павшие боевые друзья. Ведь у Бога нет мертвых.

Светлана БЕРДИЧЕВСКАЯ

«Экран и сцена»
№ 12 за 2021 год.