25 апреля 1924 года труппа Камерного театра, которому в конце года предстояло отпраздновать первое десятилетие своего существования, прибыла в Ленинград на продолжительные гастроли. Они проходили с 27 апреля по 30 мая в помещении театра «Палас» на улице Ракова (бывшей Итальянской, так она называется и сейчас), было сыграно 28 спектаклей, зал вмещал в 2,5 раза больше зрителей, нежели в Москве.
Следом в город на Неве должна была подтянуться Первая студия МХТ – с 7 по 17 июня, с «Потопом», «Гибелью “Надежды”», «Сверчком на печи», «Расточителем» и тремя шекспировскими постановками, а еще чуть позже, с 16 мая по 22 июня в Ленинграде и Кронштадте выступал Театр имени Вс.Мейерхольда с «Великодушным рогоносцем», «Лесом», «Д. Е.» и «Землей дыбом». Московские театры были неминуемо обречены на сравнения друг с другом, а ленинградская критика проявила себя как подчеркнуто промейерхольдовская.
Камерники, как и их коллеги, привезли впечатляющий репертуар. Премьеры последних пяти лет: «Жирофле-Жирофля» Ш.Лекока (открывавшая и закрывавшая гастроли, сыгранная 12 раз), «Федра» Ж.Расина, «Адриенна Лекуврер» Э.Скриба и Э.Легуве, «Человек, который был Четвергом» по Г.К.Честертону и совсем свежая «Гроза» А.Н.Островского (премьера – 18 марта 1924). В Москве «Грозу» встретили резко отрицательными и едкими рецензиями, чего стоили только их названия: «Таиров-марксист», «Утрата лица – “Гроза” и Таиров» и т.д. «Грозу» попрекали монотонностью, попыткой «скрестить верстак с храмом» в изобразительной конструкции спектакля, и все, как один восклицали: «неудачен, неудачен и неудачен», «нуден, тосклив и томителен». Камерный театр вообще не был избалован критикой (даже в Смоленске 1918 года писали: «После месячного пребывания труппы, после целого ряда поставленных ею пьес, к сожалению, констатируешь, что надежд эта труппа не оправдала»), потому, вероятно, сумел в который раз не сломаться и снести очередные поношения (вплоть до «эстетского морга») – на сей раз в Ленинграде. Предлагаем читателю выдержки ленинградской прессы, которую стоит рассматривать как урок выживания театра.
Евгений Кузнецов
Московский Камерный
[Текст предварял гастроли. – М.Х.].
«Таиров сумел создать свой театр, сумел взрастить кадр своих, таировских, актеров, сумел добиться величайшей слитности ансамбля и в течение десяти лет провести свой маленький корабль сквозь самое бурное из всех морей – сквозь житейское море. <…>
Таиров выступил в самом начале борьбы нового театра со старым.
Нельзя сказать, что в этой борьбе Таиров находился в первом ряду наступавших.
Он колонизировал другими открытые земли, акклиматизировал цветы нового театра применительно к уровню среднего зрителя, сделал доступными и понятными для широкой публики теоретические построения подлинных новаторов. <…>
Новый театр победил, перед победителем встали совсем другие задачи, а театр Таирова продолжал утончать и уточнять когда-то избранную им формальную сторону, продолжал разрабатывать приемы своего специфического театрального искусства, не замечая того, что бывшее средством борьбы давно уже превращено им в самоцель, в нелепый самодовлеющий прием, самодовольно эстетство, пустоту формалистики.
Занятый ювелирной отделкой очаровательных безделушек, забывший за ними о современности и в то же время привыкший следовать последнему слову моды, театр Таирова стал внешне, бездушно, бессмысленно цепляться за перенимание новейших приемов.
В прошлом году театр Таирова совершил гастрольное турне по Франции, Бельгии, Германии, Чехословакии.
Как вы думаете, что привез с собой театр, проведший девять долгих месяцев на Западе?.. Что?!. <…>
Камерный театр привез с собой сотни папиросных коробок, папиросных этикеток и окурков, которые конструктивно (конечно, конечно, конструктивно!), по новейшим законам изобразительного искусства, расположил на особых щитах и развесил по стенам своего театра.
Вдумайтесь в этот простой, в этот страшно простой и жуткий факт!..
В нем – ключ к пониманию Камерного театра сегодняшнего дня <…>
Московский Камерный театр признан, канонизирован, и на его стенах висят конструктивные (конструктивные, конструктивные!) украшеньица из папиросных коробок, этикеток и окурков.
Мне нечего прибавить к сказанному».
Красная газета. Вечерний выпуск. 1924. № 95. 25 апреля. С. 3.
Стефан Мокульский
Гастроли Камерного театра
(«Жирофле-Жирофля»)
«Ленинградской публике Московский Камерный театр известен больше понаслышке. За время своего десятилетнего существования он посетил Ленинград один только раз, весною 1919 г., и тогда показал несколько наименее сложных своих постановок. Сейчас театр привез с собою главнейшие работы последних лет, которые дадут нашей публике возможность познакомиться со всеми его достижениями.
Консервативность Камерного театра поистине изумительна. Бури последнего семилетия не оказали влияния на эволюцию его форм. Камерный театр, как был, так и остался театром эстетизма, театром живописной культуры и стилизации. Его нынешнее обличие отображает эстетические настроения интеллигенции 1914 года. Тогда, в 1914 году, позиция Камерного театра была почти «революционной», ибо он являлся носителем протеста против натуралистического и психологического театра, против «системы» Станиславского, и противопоставлял ее основному лозунгу – «от внутреннего к внешнему» – свой лозунг – «от внешнего к внутреннему». Сейчас все это уже – эпигонство, в корне противоречащее театральным запросам текущего момента, и потому – реакционное.
Но Камерный театр не желает признать себя театром эпигонского, так сказать, «академического» эстетизма. Он делает попытки к сближению с новыми театральными исканиями; он насаждает у себя конструктивизм, современность. <…>
Гастроли Камерного театра открылись классической опереттой Лекока «Жирофле-Жирофля» <…>. Здесь Камерный театр еще остается самим собой – театром эстетической культуры. И при всей глубокой несовременности спектакля, он пленяет совершенством выполнения. Это – яркая страница театрального прошлого. <…>».
Ленинградская правда. 1924. 30 апреля. С. 4.
Евгений Кузнецов
Цветы смерти
«Камерный театр…
«Жирофле-Жирофля»…
Это было ослепительно.
Это было такое мастерство актера, такая слитность ансамбля, такое искусство костюмера и постановщика, против которого трудно устоять.
Это было совершенство работы, выверенной, точной, математически правильной.
Такой точной, такой правильной, что уже к концу первого действия хотелось, чтобы хоть какая-нибудь неточность, хоть какая-нибудь ошибка нарушили на секунду спокойствие и устойчивость этого эстетского морга.
Ничего.
Выход сменялся выходом с математической правильностью, как работа хронометра. <…>
Это были сверхмарионетки, те самые, о которых мечтал Гордон Крэг и против которых восстал Таиров в начале своего пути.
Это был парад самоцельных сценических приемов, ослепительный карнавал самодовлеющих театральных форм. <…>
В том-то и дело, что профессионально Камерный театр чрезвычайно силен, что против его мастерства и искусничанья трудно устоять, но что самый уклон его профессионализма, самый характер его мастерства в основе своей таят яд и смерть. <…>
Такова «Жирофле-Жирофля», постановка, как мне кажется, заканчивающая известный период жизни и роста Камерного театра. <…>».
Красная газета. Вечерний выпуск. 1924. № 97. 30 апреля. С. 3.
Евг. Кузнецов
Заметки на полях программы Камерного театра
«Можно было многое сделать из «Человека, который был Четвергом», но Камерный театр не сумел. <…> …без современной идеологии этот детектив-спектакль становится пустым эстетством, демонстрированием интересной конструкции Таирова-Веснина. Не больше. <…>
Актеры Камерного театра, тренированные на экзотических, вычурных позах и условной, театральной, декоративной читке, не сумели дать тона нужного для детективной урбанистической пьесы. <…>
«Адриенна Лекуврер» – подлинный лик Камерного театра. Старого Камерного. Настоящего. До его попыток перейти на новые пути, стремиться заговорить по-современному.
Очень мало игры. Внепсихологическая, внеэмоциональная – холодная, строгая, скованная, декоративная читка. Изысканнейшие движения, театральные жесты, декоративные позы. Ничего, решительно ничего от переживания, от какого-либо внутреннего волнения. Зрелище – не драма. Холодно, холодно!.. Особенно заметно на Коонен – Адриенне и Соколове – Мишоне… <…>».
Красная газета. Вечерний выпуск. 1924. № 98.
3 мая. С. 3.
Эдуард Старк
Гром, который не гремит
(«Гроза» в Камерном театре)
«Из всех спектаклей, виденных мною в Камерном театре, наименее интересна, на мой взгляд, «Гроза». <…> …в таировской «Грозе» так же нет Островского, как нет Расина в его же «Федре» и как в свое время не было Шекспира в «Ромео и Джульетте» <…> …что мы видели или, вернее, слышали на этом спектакле? Очень интеллигентное, очень культурное чтение текста «Грозы». <…> Переживаний не было. Драмы не было. Молния не сверкала и гром не гремел». [О Катерине – Коонен в статье ни слова. – М.Х.].
Красная газета. Вечерний выпуск. 1924. № 100. 6 мая. С. 3.
Константин Тверской
Искусство для искусства?
«После общей растерянности, под знаком которой прошел наш зимний сезон, спектакли москвичей радуют своей стройностью, темпом и законченностью во всех частях. Выдумка режиссера, сочетающаяся с большим его мастерством, оперирует с соответствующим актерским материалом и свидетельствует о том, как богат театр формальными достижениями. В них – сила Камерного театра, и не зря его руководители выбрали для первого спектакля «Жирофле-Жирофля». Здесь все – жест, движение и слова актера, сценическая установка, расположение и движение групп – подчиняется основному замыслу и выполняется с большим техническим совершенством актерами своеобразной школы и манеры».
Еженедельник Ак. театров. 1924. № 12. 6 мая. С. 7.
Адриан Пиотровский
О Камерном театре
«Легче всего бросить Камерному театру обвинение в необщественности, в преследовании узко формальных задач, в эстетизме. <…>
Что же может противопоставить Камерный театр упрекам в необщественности? – обычный ответ: высоко профессиональное мастерство. <…>
“Человек, который был Четвергом” плох, и если бы им заключалась серия работ Камерного театра, то общий вывод был бы прост: крест. Но театр показал еще и “Грозу”, и как ни странно, именно эта скучная, нескладная постановка, как кажется, одна может сохранить Камерному театру право на наше сочувствие, доверие, надежду. <…>
Хоть в немногих строчках, но особо необходимо упомянуть искусство актрисы, более всего позволяющей надеяться на то, что путь к простому и большому спектаклю удастся Камерному театру, это Коонен. Ее Федра одна спасает эмоциональное напряжение в этой трагедии, ее Катерина чрезвычайно значительна и, конечно, сохранится в традиции нашего театра».
Ленинградская правда. 1924. № 102. 7 мая. С. 8.
А. д’А. [А. д’Актиль]
На полях программы
– Таиров смело мог бы стать Четвергом…
– Ну?
– Среда заела.
***
– На наш век зрителя хватит, – сказал Таиров, – ставя в 10 раз «Жирофле-Жирофля». – А после нас – хоть «Потоп»!
Красная газета. Вечерний выпуск. 1924. № 108. 15 мая. С. 3.
А. д’А.
Au revoir! (Камерному – вместо букета)
Да-с, мы не даром обалдели!
Таиров наземь нас поверг…
Семь пятниц на одной неделе,
И что ни пятница – четверг!
Пошла грызня. Пошли дебаты.
Те были против, эти – за.
Под бутафорские раскаты
Гремела ложная гроза.
И зритель говорил, внимая
Громам с безоблачных небес:
– Люблю «Грозу» в начале мая!
Но – очень просто – шел на «Лес».
И вот – конец. Прощаться надо.
И на глазу ловлю слезу:
Увы! Безгрозью Ленинграда
И эту предпочту грозу.
Вас ныне ждут за крутосклонном
Иные рощи и поля —
Au revoir с полупоклоном
И Жирофле, и Жирофля!
Красная газета. Вечерний выпуск. 1924. № 122. 31 мая. С. 3.
Итоги гастролей
«Несмотря на среднюю посещаемость гастролировавших в Ленинграде Московского Камерного театра и 1 Студии Московского Художественного театра (открытые спектакли для публики собирали в среднем 70-80 % полного сбора), гастроли москвичей дали Культотделу Губпрофсовета около восьми тысяч рублей прибыли. Большая часть прибыли выручена от гастролей 1 Студии».
Красная газета. Вечерний выпуск. 1924. № 139. 23 июня. С. 3.
Мария ХАЛИЗЕВА