«И, значит, – это оператор»

Георгий РербергИзбранная фильмография:

“Первый учитель” (1965, режиссер А.Кончаловский)

“История Аси Клячиной” (1967, режиссер А.Кончаловский)

“Дворянское гнездо” (1969, режиссер А.Кончаловский)

“Дядя Ваня” (1971, режиссер А.Кончаловский)

“Зеркало” (1975, режиссер А.Тарковский)

“Здравствуйте, я ваша тетя” (1975, режиссер В.Титов)

“Мелодии белой ночи” (1977, режиссер С.Соловьев)

“Звездопад” (1982, режиссер И.Таланкин)

“Плюмбум, или Опасная игра” (1986, режиссер В.Абдрашитов)

“Олег Каган. Жизнь после жизни” (1996, режиссер А.Хржановский)

“Никак мгновенье не поймать –

Так миг отрыва капли краток…

И, значит, это – аппарат,

И, значит, это – оператор”.

В этом стихотворении Андрея Битова памяти Андрея Тарковского есть еще такие строки:

“Немой размытой фильмы плеск.

Все тонет в стареньком тумане –

Забор, дорога, поле, лес…”

Забор, дорога, поле, лес… Женщина, смотрящая на дорогу в томительном ожидании. Мужчина, неожиданно возникший вдали. Внезапно ветер проносится по траве, и она сникает под его порывом. Дрожат зеленые кусты. И вдруг покой. Словно вдох и выдох природы. Первые кадры “Зеркала”, снятого Рербергом. “Фильмы плеск…”

Слепящий свет, экспрессия, резкая изобразительная форма в “Первом учителе”. “Дворянское гнездо”, “несбыточно-красивая мечта в духе Бенуа и Сомова”, где старинные особняки, липовые аллеи парка, скамейки в заброшенном саду, цветы, деревья сняты с удивительной проникновенностью. Герои сливались с природой, с миром, в котором они жили. Это было похоже на ожившую старинную миниатюру.

Вспомним портреты Ии Саввиной в “Истории Аси Клячиной”, Маргариты Тереховой в “Зеркале”, Натальи Аринбасаровой в “Первом учителе”, Ирины Мирошниченко в “Дяде Ване”, Ирины Купченко в “Дворянском гнезде”…

Он снимал сильно и нежно. Не манерничал, не интриговал виртуозными приемами. Он просто очень точно улавливал изобразительный тон.

У него не было мастерской во ВГИКе, не было учеников. Но многие из нынешних операторов считают его своим учителем. Его фильмы – его мастер-класс. Источник вдохновения, поисков, совершенствования.

Рассказывают о его чувстве фактуры, владении темнотой в кадре, о том, как он умел “вытягивать” свет и цвет на не самого высокого качества отечественной пленке. Сам он признался однажды: “Поставлю керосиновую лампу, зажгу ее и посмотрю, что она дает. Потом подниму эффект до пленки и – будем снимать! Правда… Правда, надо знать, где поставить лампу”.

О ГЕОРГИИ РЕРБЕРГЕ ВСПОМИНАЮТ…

Александр АНТИПЕНКО, оператор

Вот ведь как бывает в жизни – Вадим Иванович Юсов отказался снимать “Зеркало”, и Тарковский обратился к Рербергу. Случай? Судьба? А Георгий Иванович снял свой лучший фильм, в котором переплетено и личное, и общественное, и высокая поэзия. Это кино, которое останется навсегда. …Какие потрясающие в “Зеркале” крупные планы Тереховой с меняющимся светом. Какие волнующие сны, снятые рапидом, – сочетание реального и ирреального. Какой проезд через всю квартиру героя… Гоша несколько дней выставлял свет на этот кадр.

Сергей СОЛОВЬЕВ, режиссер

В профессиональной кинематографической среде у него репутация неоспоримого гения со всем набором оттенков, которые в это слово вкладываются современниками. Гений – это и кликуха, и ироническое подмигивание, и чистая правда. И глаза Рерберга, и весь его чувственный механизм души, и все рецепторы, осуществляющие художественную связь с миром, утончены и усложнены до невероятных, до немыслимых обычному человеку пределов. Но гениальность его далеко не только чисто профессионального свойства. Все привычные представления о добре и зле в личность его не укладываются. Принято, скажем, считать, что гений и злодейство – две вещи несовместные. Пример Рерберга этот примитивный трюизм опровергает: оказывается, очень даже совместные…

Есть злодеи идеологические, знающие, что творят зло, и именно от этого удовольствие получающие. Гога совсем иной породы. По природе своей он человек добрейший. Но доброта его и доверчивость устроены так своеобразно, что объективно получается – он, конечно, злодей, хоть и не идеологический. Его так называемое злодейство идет от полной неуправляемости его сверхчувственной натуры. Как не управляются его сознанием чувство света, цвета, видение мира, так не управляются его личностным сознанием очаровательнейшие злодейские грани абсолютно незаурядного характера.

Вадим АБДРАШИТОВ, режиссер

На картинах Рерберга невозможно учить студентов – они всегда были выходом за нормативы. Надо быть отважным и дерзким человеком и при этом уверенным в себе мастером, чтобы снять такой дебют, как “Первый учитель”.

Когда художник знает, а точнее, ведает, он тверд и решителен. Таков был Рерберг на площадке. “Хищный глазомер простого столяра” – это про него. Как бы он сам ни шутил над этим, любил работать. И знал – в результате будет искусство.

…Бесконечные пробы и эксперименты со скоростью – весь “Плюмбум” снят на 22 кадра в секунду. У нас была идея некоей механистичности динамики и фильма, и самого главного героя. Рерберг долго и изматывающе экспериментировал, пока не “нашлись” эти 22 кадра. Искал соотношение скоростей камер, ветродуев, телег, поворотных кругов для финального падения героини.

И то сказать, чтобы почувствовать, понять и оценить сделанное им, надо самому быть хоть немного художником, чуть-чуть Рербергом. А на картинах его как учиться?Кадр из фильма “Зеркало”

Андрей КОНЧАЛОВСКИЙ, режиссер

Помню, как на съемках одного из эпизодов “Дворянского гнезда” Рерберг играл краем луча дугового прибора. Оказывается (я этого не знал), на краю этого луча возникает радуга, и он все, на что падает, делает цветным. Гоша умел пользоваться этим неожиданным эффектом.

Он часто рисковал. Операторы обычно не любят рисковать, предпочитая прочные, надежные решения. Но кто не рискует, тот не выигрывает. Для Рерберга риск был естествен. И изображение у него всегда получалось замечательным. Переснимать по его вине почти не приходилось. Именно поэтому я с ним и работал, если бы он на площадке не снимал “один в один”, я бы его выгнал.

Но при этом его отличала абсолютная свобода. Он “пел как поется”. Безответственно относился к работе. У него не было скованности. Был высокий профессионализм, поэтому чувствовал себя свободным. Я его загонял в разные ситуации, из которых он всегда выходил достойно. Но при этом был довольно-таки самонадеянным. Самонадеянным, легкомысленным и талантливым.

Леонид КАЛАШНИКОВ, оператор

Георгий Иванович много экспериментировал, использовал разные пленки, разную оптику, тщательно испытывая их перед началом работы, делая много проб, точно зная, что ему нужно, и никогда не ошибаясь в выборе техники. Подготовка к съемкам отнимала много времени, зато в результате – ювелирная работа, но каких-то особых операторских секретов у него не было. Просто душа должна вибрировать, на все откликаться, если же она неподвижна, как телеграфный столб, никакие секреты не помогут.

В работе Рерберг был просто одержим, с ним трудно становилось общаться. Как говорил Николай Шенгелая, “Кино – вещь такая, что положишь, то и возьмешь”. Это точно. Я однажды спросил у Урусевского: “Как вы определяете, то вы сняли или не то?” Он ответил: “Когда делаешь то, что надо, волосы дыбом встают”. Так же работал и Рерберг.

Евгений ГУСЛИНСКИЙ, оператор

Рерберг – художник от Бога. Особенно хорошо чувствовал цвет, краски, световые нюансы. Никто из наших операторов так не видит. Технически грамотный человек обычно все выверяет от и до. А Георгий Иванович включал прибор, кидал мазок светом тут, там, и смотришь – все заиграло. Он любил рембрандтовский свет с его коричнево-красной палитрой, с полутонами, которые умудрялся уместить в ту широту на пленке, какую мы имели (а на советской пленке почти никакой широты не было).

…Отметал все сценарии с зимней натурой, говорил: “Я зимой работать не могу – мерзну. Если читаю сценарий и там зима – сразу его возвращаю”. Причем сценарий читал только один раз, в самом начале подготовительного периода, во время съемок никогда к нему не возвращался, у него была хорошая память, и к тому же он считал, что оператору не обязательно знать наизусть снимаемую сцену. Кстати, Георгий Иванович хотел стать режиссером, даже предлагал мне быть у него оператором, но так ничего и не получилось.

Андрей ХРЖАНОВСКИЙ, режиссер

Мне выпало мучительное счастье работать с Рербергом. Мы снимали документальный фильм о замечательном музыканте Олеге Кагане. Никто лучше Рерберга не мог снять Живопись и Музыку.

Посмотрите, послушайте кантилену, которую ведет его камера, когда он снимает “Снятие с креста” Рембрандта или “Пиету” Боттичелли в Старой мюнхенской Пинакотеке.

Так петь, так вести мелодию, как делает это Рерберг, может только виолончель Наталии Гутман или альт Юрия Башмета.

    • Георгий Рерберг
  • Кадр из фильма “Зеркало”
«Экран и сцена»
№ 20 за 2017 год.