Документальный фильм “Завещание”. Режиссер Иван Йович. Сербия
Воспоминания бывших узников концлагеря Ясеновац в фашистской Хорватии, записанные сербским режиссером Иваном Йовичем, – синхроны общим хронометражом 450 часов, из которых был смонтирован 88-минутный фильм “Завещание”. Об этом зрителей извещают в одном из финальных титров: понятно, что воспоминания могут дать материал сразу для нескольких фильмов. Современная цифровая техника дала возможность перевести синхроны в черно-белый формат, что, безусловно, выражает определенную позицию авторов.
В “Завещании” нет обличающих фотоснимков, кадров военной кинохроники, архивных документов. Хотя, разумеется, такие документы можно было бы использовать, тем более что и в титрах, и в синхронах упоминаются все хорватские концлагеря. Впрочем, точное количество погибших в Ясеноваце до сих пор неизвестно: усташи не отличались такой пунктуальностью, как гитлеровцы. И воспоминания героев фильма, которым в 1942 году было от пяти до девяти лет, подтверждают, что жертвы геноцида сербов даже во время их выселения и транспортировки тоже были немалыми, хотя к числу погибших непосредственно в Ясеноваце эти люди вроде бы не относятся.
Черно-белое изображение – отсыл к времени воспоминаний: ведь такую картину лучше бы снять сразу после войны, по свежим следам, но в те годы это было невозможно. В послевоенной Югославии под руководством Тито недавние межславянские усобицы замалчивались, что понятно, особенно нам, бывшим советским людям. Кто не знает, как опасно разжигать тлеющий огонь межнациональной вражды? И у нас ведь тоже помалкивали о том, что в сожжении белорусской деревни Хатынь участ-вовали украинцы из бывших советских военнослужащих; что в Псковской области эстонцами-карателями было сожжено несколько деревень вместе с жителями и тоже в ответ на партизанские акции…
После войны концлагерь Ясеновац был стерт с лица земли, и лишь много лет спустя люди, которым на его территории выделили землю под сельское хозяйство, стали натыкаться на следы захоронений. Тут и шум поднялся, и мемориал пришлось строить, и архивы открыть, о чем в фильме “Завещание” не говорится, поскольку не это в данном случае главное. В данном случае примечательно, что даже после обнародования фактов геноцида (в Ясеноваце и других хорватских лагерях смерти погибали и цыгане, и евреи, и русины) многие герои фильма ни разу не поделились своими страшными воспоминаниями. Их умолчание было вполне добровольным: “В нашем селе такой или примерно такой же опыт пережили все, и никому не хотелось лишний раз бередить себе раны”; “Мы-то вернулись в свой дом, а тридцать девять домов наших односельчан так и остались пустыми после войны, потому что из семей, которые в них жили, не уцелел никто”; “Все выжившие старались не думать о прошлом, чтобы поскорее устроить свою новую жизнь”…
Авторы “Завещания” называют Ясеновац единственным концлагерем для детей на территории Европы. Значит, про Саласпилс, где у детей выкачивали кровь для раненых гитлеровских солдат, им ничего не известно. Что поделать, в советские годы нельзя было рассказывать про депортацию. Каждому времени – своя политкорректность. Красноречивый факт: после распада Югославии архивы по Ясеновацу были переданы в Американский мемориальный музей Холокоста – чтобы их не уничтожили в независимой Хорватии, где, в свою очередь, не ленятся припомнить сербские “ответки” в годы балканских войн 90-х годов. А “ответки” в таких случаях неизбежны: пепел стучит в сердце.
Невозможно слушать без содрогания рассказ о том, как усташ-охранник оторвал младенца от груди матери, которая не стала сопротивляться, стоя неподвижно, не разогнув рук, как будто окаменела: “Сколько лет прошло, а я до сих пор думаю об этой несчастной каждый раз, когда просто вижу женщину с ребенком на руках!” – вспоминает бывшая узница Ясеноваца. Воспоминания узников о том, как жители близлежащих мест ради забавы кидали через забор концлагеря то яблоко, то айву и хохотали над ребятами-заключенными, скопом бросавшимися за куском съестного, показывая это зрелище своим детям как цирковой номер, невольно наводит на ассоциации типа “денег нет, но вы держитесь” или “деньги нужны – идите в бизнес”…
Интересно, снимут ли у нас когда-нибудь фильм о том, например, как сейчас обходятся со своими подчиненными озверевшие от бешеных денег постсоветские работодатели – бывшие пионеры, комсомольцы, коммунисты; как лишаются квартир и жизни сотни тысяч беззащитных стариков – жертвы “черных риэлтеров”? Да мало ли о чем нынешнем далеко не всякий захочет рассказать, тем более на камеру – и сейчас, и спустя годы. Наш человек, когда у него жизнь налаживается, тоже старается забыть недавнее горе, тоже быстро залечивает раны. Не для того ли посылаются людям страшные воспоминания, которые их всю жизнь не отпускают? Нельзя такое забывать. Забыть – значит гарантированно пережить вновь.
Примечательно, что фильм “Завещание”, съемки которого начались в 2012 году, появился на свет именно сейчас, когда “формирование новой национальной идентичности” дало свои плоды на территории бывшего СССР. Впечатляют рассказы о том, как детям-узникам поменяли имена, насильно перевели в католичество и в приказном порядке внедрили в приемные хорватские семьи: это сделали с теми ребятами, которые, вопреки всем лишениям, все-таки выжили. На детях, по-видимому, испытали некий эксперимент по превращению маленьких живучих сербов в некий генетический перегной для будущей хорватской нации. К счастью, это длилось недолго. Но даром, однако, не прошло: те счастливцы, которым удалось и выжить, и детей разыскать, в первые минуты встречи… не узнавали друг друга. И не только потому, что время и пережитое изменили и родителей, и детей. По-видимому, сказался некий психотропный эффект нового имени и новой социальной роли.
“Я до сих пор знаю католические молитвы тверже, чем сербские – ведь я их не разучивала специально! А от правильно прочитанной католической молитвы зависела моя жизнь!” – вспоминает одна из “обращенных”. Таков эффект любой насильственно внедренной идеологии: она быстро выветривается из сердца, но все же застревает в сознании. Для этого сочиняют официальные исторические мифы, переименовывают города, разрушают памятники и воздвигают своих идолов: ничего, дело привычки! Одни всю жизнь говорят: “Ленинград”, другие должны теперь говорить “Днипро”; мой родной город сначала был Екатерининском, теперь его переименовали в Екатеринбург, а я все равно думаю о нем как о Свердловске: привычка свыше нам дана, замена счастию она.
Здесь, пожалуй, и есть то самое главное завещание, то есть послание из прошлого – будущему. Свидетельства, ради которых стоит иногда снимать по 450 часов мучительных для восприятия хроникально-документальных синхронов, говорят не только о прошедшем и пережитом. Это – опыт человеческой природы. А она за все прошедшие тысячелетия не особенно изменилась…
ЮлияХОМЯКОВА
Кадр из фильма “Завещание”
«Экран и сцена»