В ироническом смысле эта версия “Месяца в деревне” – концертное исполнение пьесы: продолжительные и витиеватые объяснения главных героев разбиты на номера посредством музыкальных интермедий: периодически к роялю, стоящему в левом углу, подходит пианистка, чтобы исполнить что-то из Баха. Музыкальные паузы прерывают накаляющееся действие, герои почтительно замирают, а иногда не скрывают своего нетерпения, провожая исполнительницу слишком настойчивыми аплодисментами. Музыка Баха вступает с текстом Тургенева в неоднозначные отношения, в большей степени все же сатирически подсвечивая комнатные бури усадебной жизни.

Пространство спектакля – двухуровневое: и если Наталья Петровна Анны Сырчиковой, одетая в роскошное черное платье с кружевами, и изящный Ракитин в костюме, в атласном шейном платке с брошью практически не покидают пятачок авансцены, то остальные предпочитают прятаться в оранжерее с матовыми стеклами, за которыми видны лишь смутные силуэты. Даже Вера и студент Беляев покидают это укрытие, увитое зеленью, как будто с большой неохотой. К мутному квадрату стекла то и дело приникает круглое лицо Кати, бесцеремонно и завороженно подслушивающей и подглядывающей за господами. Отсюда же сбивчиво и встревоженно, голосом, полным плохо скрываемой жалобы, говорит трогательный Аркадий Ислаев, который тоже, будто бы поневоле, выйдет на открытую сцену лишь во втором акте – и каждый шаг в сторону от надежной оранжереи будет даваться ему с видимым усилием.

Полутона ажурной тургеневской пьесы в этом спектакле заметно подкрашены, а затейливые изгибы чувственных устремлений несколько, с заметной долей остроумия, выпрямлены. Мужской мир ощутимо проигрывает женскому в витальности и силе желаний, в финале повзрослевшая Вера и Наталья Петровна идут навстречу друг другу по опустевшей оранжерее. В Ракитине, таком, каким его играет Александр Гончарук, не только костюм провинциального тенора выдает фигуру опереточную, декоративную – он весь состоит из жестов, из каких-то словечек, из экзальтации и женственной истерической робости. Клокочущая страстями Наталья Петровна, едва прикрывающая чувственность сводящей с ума скороговоркой, расставляет вокруг своего незадачливого друга массу женских ловушек, но в самый решительный момент Ракитин, уже разведший руки для объятий, застывает в нелепой позе и разражается неуместной ахинеей о красотах природы. Эта щебечущая, с приятной округлостью лица блондинка с ухоженными завитками волос способна на жесты совсем не светские – с прорвавшейся яростью будет она пинать шляпу испуганного Ракитина, схватит за галстук остолбеневшего Беляева, рыкнет на осторожную Верочку с интонацией советской кадровички.

Само решение мужских персонажей здесь заставляет сочувствовать женщинам – как Ракитин лишен брутальности, так Беляеву не дано обаяния молодости. Александр Вильхов играет своего студента неуклюжим, недалеким увальнем, ему никак не прорваться сквозь хитросплетения женских интриг. Он отчаянно тоскует, выслушивая исповедь Натальи Петровны, и с облегчением выдыхает, когда удается поговорить не о высоких материях, а о чем-то понятном – о работе, о Коле. Скучает он и с Верой, впрочем, с ней проще – по-мальчишески бесцеремонно он толкает ее в плечо, а в сцене вынужденного объяснения держит за руку бережно, но неловко, с опаской.

Соперничество двух мужчин тоже во многом комично – громоздкий Беляев надвигается на субтильного Ракитина по-пацански, издевательски коверкает имя-отчество, а тот снисходительно учит его французскому произношению на примере первых строк песни Джо Дассена “Salut”. Впрочем, Беляеву в этом спектакле не предложено сложных задач – он так и остается хамоватым переростком, не решившим, что ему делать с внезапным успехом у женщин, который никоим образом его не меняет.

Самой заметной ролью этого “Месяца в деревне” стал, что редко бывает, Ислаев в исполнении Вячеслава Чуистова: в первом акте его трудно разглядеть, но можно расслышать, проследить за поворотом головы – разговаривает с Беляевым, но смотрит на Ракитина, потом на Наталью Петровну, силясь понять что-то в этом мельтешении родных людей. В том, как отворачивается он от Ракитина, скрывая свои чувства, с трудом подбирая слова, – и смущение, и мужество; в том, как аккуратно подходит к нему и робко треплет по плечу – больше мудрого простодушия, нежели наивности. Впрочем, финальный свой текст – особенно фразу “Все улепетывают, кто куда, как куропатки, а все потому, что честные люди…” – он произносит зло и горько, уверенно расположившись в центре сцены, заставляя думать, что привычная для роли Ислаева робость – лишь маска.

Анна БАНАСЮКЕВИЧ