У режиссера Егора Перегудова особая страсть к воде. В его спектаклях вода льется с колосников проливным дождем, просачивается сквозь декорации, заливает сцену озерами. Ставя пушкинский роман в стихах «Евгений Онегин», художественный руководитель Театра имени Вл. Маяковского при помощи сценографа Владимира Арефьева решил одновременно поразмышлять о разных ее состояниях – жидком и твердом, оставив газообразное для следующих постановок.

Все первое действие гонимые, видимо, вешними лучами, мутные ручьи стекали то с бóльшим, то с меньшим напором по сцене Маяковки. В них пускали кораблики – любовные письма, их вытирали тряпками, в них безуспешно пыталась вымыть голову Татьяна (Варвара Бочкова). Прежде чем принять окончательно твердое состояние, вода немножко побыла снегом, что выпал только в январе на третье в ночь, и гипертрофированно замерзла во втором действии, обретя форму огромных сосулек, угрожающих здоровью артистов, вынужденных проводить финальные сцены под тающими, поскрипывающими ледяными клыками.

Смотреть на воду можно, конечно, долго, хотя внимание зрителей все-таки отвлекали актеры, перебрасывавшиеся строками Пушкина по принципу: кто-нибудь – кому-нибудь. Иногда они даже прибегали к помощи зала, предлагая закончить знакомые со школы строфы. Прежде чем на сцене появился главный герой, ключница Анисья провела Татьяне Лариной экскурсию по дому Евгения Онегина, а его дядя самых честных правил, старательно изображая портрет на стене, поведал о печальной судьбе юного поэта Владимира Ленского (Никита Языков), чья могилка аккуратной грудой камней располагалась на авансцене. Дядя (Евгений Парамонов), надо заметить, не оставлял любимого племянника на протяжении всего действия. Наставлял в амурных делах, совестил перед дуэлью, помогал установлению контакта со зрителями. Юный артист Мамука Патарава, одетый как денди лондонский, но будто с чужого плеча, в роли Евгения Онегина вызывал стойкую ассоциацию с гоголевским Хлестаковым. Сочинял что-то о женских ножках, бросал в зал цветочек, много пил и удивлялся предлагаемым обстоятельствам. Дружба с соседом, смиренной девочки любовь, пьяные приставания к чужой невесте, убийство друга вызывали у него неподдельное, но приблизительно одинаковое, судя по средствам выражения, изумление. Самое сильное потрясение, однако, герой Патаравы переживал в финале – встретив на балу давнюю знакомую, он обнаруживал в кармане письмо, в котором эта, теперь почему-то замужняя, знакомая обещала не отдавать сердце другому. Невероятная степень женского вероломства и возмущение, им вызванное, вынудили несколько сосулек пасть жертвами трости разочарованного Евгения.

Впрочем, зритель, случайно незнакомый с сюжетом пушкинского романа, тоже мог удивиться, обнаружив Татьяну замужем. Большую часть спектакля Варвара Бочкова создавала столь странный образ деревенской дурочки, что в финале хотелось вздохнуть с облегчением – у Тани были проблемы роста и только. Значит, чрезмерно опекающая ее няня добилась своего, и девочка догнала сверстников в развитии. Однако муж, в сраженьях изувеченный (Олег Сапиро), уносящий супругу в малиновом берете со сцены, вдруг так напоминал няню, что закрадывались очередные сомнения.

На Татьяну Орлову в роли няни смотреть было гораздо интереснее, чем на воду. Постоянно присутствуя на расстоянии вытянутой руки от своей Танечки, почти про себя причитая про боязливость девочки и неумение ласкаться, няня в нужный момент ставила ее в верную позу, одергивала платье, учила подавать руку при знакомстве и тщательно подыгрывала всем безумствам с письмами и гаданиями. Вставным номером из другой постановки выглядела прекрасная сцена, в которой сон и именины Татьяны объединялись в одном пространстве. На авансцене медленно и подробно читала сон Татьяны Орлова. Она в этом спектакле – единственная, кто по-настоящему владеет пушкинским словом. За длинным столом рассаживались гости праздника, вдруг оборачиваясь чудищами, Онегин убивал Ленского, приходило утро, но морок не рассеивался.

Хорошо бы и распевающий под гитару «Я помню чудное мгновение», сидя на заборе, Ленский, и фраза «Пора, красавица, проснись», обращенная к Онегину Зарецким, и варенье, которое Ольга с Ленским сладострастно слизывали с пальцев, и брусничная вода, на которой почему-то заело старушку Ларину, тоже оказались бы просто мороком. Страшным сном Татьяны. Раз – и няня разбудила.

Мария ЧЕРНОВА

«Экран и сцена»
Февраль 2025 года.