Актриса Театра имени Евг. Вахтангова Яна Соболевская занята во всех хитах репертуара – “Война и мир” Римаса Туминаса, “Король Лир” Юрия Бутусова, “Ромул Великий” Уланбека Баялиева. В недавно ушедшем из афиши “Пер Гюнте” она играла роль Сольвейг. Мы поговорили с Яной о пути в профессию, родном театре, музыкальной основе спектаклей Туминаса и репетициях с Бутусовым. И о сегодняшнем этапе в жизни театра и актрисы.

– Когда ты влюбилась в театр?

– Это был долгий путь. Учась в 5 классе, я ходила на хор. Мама моей подруги, солистка Оперного театра, меня заметила, стала со мной заниматься абсолютно безвозмездно. Я поступила в Консерваторию. В какой-то момент поняла, что мечты о Метрополитен-опера надо оставлять. (Смеется.) Подруга позвала меня в театральную студию, и мне понравилось: там ставили спектакли и ездили с ними по области. Родители, конечно, были в шоке от моих метаний. То я певица, то актриса. Но все равно поддержали меня и отпустили поступать в театральный. И я поступила! Это было чудесное, беззаботное время. Но вряд ли я тогда понимала хоть что-то про профессию, про театр.

– После выпуска ты работала в театре?

– Я оказалась в киевском театре “Свободная сцена” под руководством режиссера Дмитрия Богомазова. У Дмитрия Михайловича особый язык, и мы не сразу поняли друг друга. Легче стало только на третьем-четвертом спектакле. Одним из них был “Ричард III”, электроакустическая опера-перформанс, часть большого шведского проекта. В спектакле были невероятная музыка Даниила Перцева, видеопроекции, графика. Богомазов приглашал в театр разных режиссеров. И однажды позвал прекрасную актрису и режиссера Ларису Парис, она поставила спектакль “Сегодня играем урок” по пьесе “Урок” Ионеско. Потом в театр пригласили Клима.

– Как ты отреагировала на встречу с ним?

– У меня взорвался мозг. Я на него смотрела как на бога. С ним было невероятно интересно и, конечно, совершенно непонятно.

С Ларисой Парис мы встретились снова в ее “Вишневом саде”. Это было время поиска себя, поиска ответов на вопрос “что такое театр”.

– И что ты поняла про театр, работая с ней?

– Театр – это не только текст, театр – это энергия, это мужское и женское, это космос. Мы репетировали года полтора, но сыграли всего 10 спектаклей. Потом выпустили “Маленькие трагедии” Пушкина, начали репетировать “Бедные люди” по Достоевскому, но эта премьера, увы, не состоялась. Какое-то время репетировала с Климом его “Печальный спектакль”, но мы с ним обоюдно решили, что нужно расстаться. Надеюсь, мы еще встретимся.

Дальше была любимейшая моя работа в спектакле “Войцек” Дмитрия Богомазова, который позвал меня на роль Марии.

– Как ты попала в Театр Вахтангова?

– Меня привел в Вахтанговский мой муж, Владимир Симонов. У меня не было сверхзадачи попасть туда, но попробовать хотелось – чувствовала страх, перемешанный с трепетом и восторгом. Я знала, кто такой Туминас, помню, как была поражена, увидев его “Маскарад”. Подумала тогда: “вот это мое, я тоже так хочу”. Римас Владимирович дал мне возможность попробовать себя в спектакле “Минетти”. Но это была, скорее, предвстреча. Настоящая же случилась на “Войне и мире”.

– Тебя удивило распределение на роль Элен?

– Очень! Репетиции “Войны и мира” были счастливыми, сладостными, радостными. Я вообще люблю процесс выпуска спектакля. Если бы можно было остановить это время и прожить его снова… “Поймать” Римаса невозможно, даже если за ним записывать каждое слово. Просто хочется все время быть рядом.

Сначала, впрочем, меня удивил и даже разозлил его подход к работе. У Юрия Николаевича Бутусова, с которым мне удалось поработать до “Войны и мира”, актеры на репетиции защищены от внешних факторов. Репетиция – закрытая лаборатория, туда никто не имеет права заходить без стука. И то, откроют или не откроют, неизвестно. (Смеется.) Римаса Владимировича двери распахнуты для всех.

– Как бы ты описала театр Туминаса?

– Сложно предложить формулировку. Для меня лично “Война и мир” – квинтэссенция его режиссерского стиля. Если сравнивать с музыкой – оратория. Театр Римаса вообще очень музыкальный, он существует по законам симфонической музыки. Каждый актер-персонаж в спектакле “звучит”. Есть соло, лейтмотив, побочные партии. Из этого выстраивается общее звучание, рождается произведение.

– Яна, но главный твой спектакль, несомненно, очень личный – это “Пер Гюнт”?

– О, да. Эта встреча случилась вовремя, и я была готова к ней – и к такой форме, и к способу работы.

Спектакли Юрия Бутусова до своего прихода в театр я видела только в записи. Но когда посмотрела “Бег“, меня просто разорвало на части. Я отчаянно завидовала всем на сцене. Кстати, в “Бег“ я просилась на этапе репетиций. Пришла знакомиться, дала Юрию Николаевичу запись “Войцека”, он уделил мне довольно много времени. Прощаясь, я произнесла такую фразу: “Если я вам пригожусь, я была бы очень рада”. Но тогда не пригодилась. Юрий Николаевич не увидел там роли для меня.

– Роль нашлась в “Пер Гюнте”.

– Я не была знакома с пьесой Ибсена, только с сюитой Грига. Когда Юрий Николаевич позвал меня почитать какие-то сцены, я была очень взволнована. Распределения еще не делалось. Мы с Павлом Поповым пробовали сцену Пер Гюнта и дочери горного короля. Ушла в полной уверенности, что это провал. Но потом пошел бесконечный поток этюдов.

– Для тебя такой метод репетиций – это мука, или было, что предложить?

– Предложения появились не сразу, потому что я не знала его режиссерского языка, не понимала, что от меня требуется, что для него важно, на что он обращает внимание. Бутусов ведь ничего не объясняет и не рассказывает. Иногда только услышишь обрывок фразы, мысли. Он может принести на репетицию репродукции картин, включить музыку. Ты продираешься сквозь это, не понимаешь, где ключик. Но как только вдруг обретаешь то, что он хочет, чтобы ты нашла, все становится яснее. Когда мы остались совсем малым составом, впятером, Юрий Николаевич спросил: “Ребят, ну что? Сможете?” Мне кажется, задавая этот вопрос, он понимал, что мы сможем. Верил в нас.

– В одном из интервью Бутусов говорил, что Сольвейг для него – это про любовь-абсолют.

– Мне он этого не проговаривал, но к этому вел. Я уверена, в процессе работы, на репетициях, лучше не давать названия чему-либо, определять, формулировать. Это может перестать быть важным.

– “Пер Гюнта” в конце сезона сыграли в последний раз. Что ты чувствуешь?

– Для меня “Пер Гюнт” – это связующая нить с театром как таковым и с Театром Вахтангова в частности. Я не могу осознать факт его снятия с репертуара. Мне кажется, он существует где-то в пространстве.

– Свою роль в бутусовском “Короле Лире” ты как воспринимаешь?

– Я не смогла присутствовать на первых репетициях, поскольку выпускала “Ромула Великого”. А как мне кажется, входить в работу с Бутусовым не с первого дня, не с первого часа, не с первой секунды невозможно. Я же в “Лире” оказалась спустя два месяца. И тот мир, который он и актеры уже создали, был для меня какое-то время недоступен, закрыт.

– Характер твоей героини, Гонерильи, статичен?

– Это законченный характер, она существо плотское, горизонталь без высоты.

– Бутусовские артисты говорят, что работа с ним переворачивает отношение к профессии.

– То, какой театр он исповедует, – это мой театр. Это познание себя, открытие себя с новой стороны, возможность личного высказывания на сцене. Не всем это нужно, но в таком театре заложена бесконечная свобода.

– Яна, чего тебе сегодня не хватает в театре без Юрия Бутусова?

– Я скучаю по честности, по дерзости, по профессионализму. Видимо, ко всему можно привыкнуть, адаптироваться. Другой вопрос, соглашаешься ли ты внутренне на эту адаптацию или ищешь иные пути. Люди всегда ищут, где есть воздух, вода, свет.

– И все же без Римаса Туминаса и Юрия Бутусова Театр Вахтангова неизбежно меняется. Чего бы тебе хотелось, чтобы он не потерял?

– Высоту. Вертикаль.

– В твоем репертуаре 13 ролей. Какая из них твой главный подарок?

– Я не считала. Но подарком однозначно вижу роль Сольвейг.

Свои роли я люблю все. Очень ценила спектакль “Фрекен Жюли”, жаль, что его сняли.

– Любопытно, что большинство твоих героинь – властные, яркие, эффектные женщины. Почти вамп.

– Мне бы не хотелось, чтобы меня видели только такой. Потому что, мне думается, есть что-то, о чем я еще сама не знаю.

– Яна, какой из спектаклей своего театра ты бы посоветовала посмотреть?

– Один из них – “Генерал и его семья” по Тимуру Кибирову в постановке Светланы Земляковой. Он меня потряс. Это встреча с прекрасным автором, с прекрасным режиссером. Здесь никого из актеров невозможно заменить. Как у Бутусова, который не делает вторых составов. Потому что другой человек – это всегда другая энергия. Она может быть прекрасной, но иной. Во время репетиций создается особое метафизическое пространство, и оно способно разрушиться от другого голоса, запаха, чего угодно другого.

– Яна, ты профессионально училась вокалу. Используешь ли его в театре?

– Проучившись три с половиной года в Консерватории, я с удовольствием об этом забыла. Не занималась, не поддерживала форму. Мне достаточно того, что у меня есть какие-то навыки. В спектаклях я люблю петь. А вот в формате концерта, честно признаться, не очень. Всячески этого избегаю, но иногда не удается.

– Чем ты живешь кроме театра?

– Очень люблю кино, оно для меня источник вдохновения. Список любимых режиссеров бесконечный. Люблю Бергмана. Нравится Анджей Жулавский, французы новой волны, Висконти, Сокуров, Вайда, Тарковский, Рой Андерссон, Аки Каурисмяки.

– Есть актрисы, которые для тебя камертон?

– Не могу сказать, что я на них ориентируюсь, они меня просто восхищают. Прекрасные, разные и неповторимые: Роми Шнайдер, Изабель Юппер, Жанна Моро, Лив Ульман, Жюльетт Бинош.

– Без чего ты себя не представляешь?

– Без театра. Я как-то внутренне болею, и мне становится душно, когда долго нахожусь в быту. Тогда мне нужно просто прийти в театр. Но лучше репетировать.

– Яна, за что можно держаться сегодня, как ты думаешь?

– Вера, конечно, очень помогает – я сейчас не о религии говорю. Еще умение ждать – это полезный навык. И близкие. К ним ты можешь вернуться любым, и тебя примут.

Беседовала Наталья ВИТВИЦКАЯ

«Экран и сцена»
№ 15-16 за 2023 год.