Авиньонский фестиваль – ключевой театральный смотр Франции и один из важнейших европейских – прошел этим летом в 77-й раз. Это первый фестиваль под руководством португальца Тьяго Родригеса, впервые за все эти годы директора-нефранцуза – с момента основания театрального Авиньона Жаном Виларом в 1947 году.
По завершении трехнедельного театрального марафона стала известна оптимистичная статистика: посещаемость составила 94 % по сравнению с 92 % в 2022 году, было продано 114600 билетов из 121661 доступных. Однако ни на главных масштабных площадках, ни на множестве небольших, сакральных или просто обаятельных (спектакли основной программы игрались в 20 локациях, и только несколько из них являлись подмостками конвенциональных театров), по-настоящему крупных событий не случилось. Разве что после почти 10-летнего перерыва театральное искусство вернулось в знаменитый карьер Бульбон – здесь был представлен “Сад наслаждений” (Le Jardin des delices) в постановке Филиппа Кена, оказавшийся одним из самых впечатляющих созданий Авиньона-2023. Хедлайнером же обещал стать спектакль “Эмигранты” поляка Кристиана Люпы по роману Винфрида Георга Зебальда, репетировавшийся в швейцарском театре Комеди де Женев, но из-за конфликта технических служб с режиссером (надуманного, как видится со стороны, но очень в духе сегодняшних настроений) постановка не была выпущена, несмотря на серьезные финансовые и репутационные потери.
В итоге в афише основной программы Авиньонского фестиваля практически не оказалось представителей традиционного интерпретационного театра, опирающегося на литературное сочинение. С большой натяжкой к такому типу театра следует отнести спектакль “Сон” (Le Songe) режиссера Гвенэля Морана (продукция фестиваля), довольно топорно апеллирующий к шекспировской пьесе “Сон в летнюю ночь”. Помещенный в пространство небольшого садика за Домом Жана Вилара, взявший в союзники деревья и кустарники, он намеренно, и вместе с тем необъяснимо, скроен и разыгран столь грубо, что кажется поставленным одним из ремесленников. Они тоже фигурируют в спектакле и мало отличимы не только от четверки влюбленных, но и от Ипполиты с Тезеем и Титании с Обероном, – разыгрывают “Сон” шестеро демонстративно хмурых и необаятельных артистов.
Гораздо тоньше действовала режиссер Полин Бэйль, показавшая во дворе монастыря кармелитов изящное и печальное действо “Писать свою жизнь” (Ecrire sa vie), порхающей импрессионистской легкостью исполнения и общения с публикой напоминающее студенческую работу. Спектакль создан по мотивам романа “Волны” Вирджинии Вульф и – шире – по мотивам ее творчества и биографии. За перипетиями причудливых отношений шести юных персонажей, в какой-то момент обменивающихся своими сущностями, за потоками их взвинченного сознания туманно проступает Вселенная писательницы. Акценты расставляют запоминающиеся визуальные образы, вроде тревожных красных шаров, трепещущих на ветру, а затем в накрывшем происходящее сумраке перекатывающихся по узкому подиуму (зрители поначалу расположены по обе стороны), в центре которого то высится, то, складываясь, прижимается к земле пиршественный стол.
Британский драматург, режиссер и исполнитель Тим Крауч представил в Авиньоне два моноспектакля. Одним из них – “Истина это собака, которая должна жить на псарне” или, если взять строку из перевода “Короля Лира” Т.Л.Щепкиной-Куперник, “Правда – это дворовая собака, которую выгоняют хлыстом” (Truth’s a Dog Must to Kennel) – он добавил очередную серию своему сериалу по мотивам шекспировских пьес: “Я, Калибан”, “Я, Душистый горошек”, “Я, Банко” и “Я, Мальволио” (последний в 2011 году участвовал в фестивале “Сезон Станиславского” в Москве). На тесной сцене часовни братства Белых кающихся, используя только vr-шлем и микрофон, Крауч рассказывал историю “Короля Лира”, увиденную глазами шута, который, как известно, покидает пьесу в 3 акте, в разгар событий. Человек в черном меряет шагами абсолютно пустое пространство и описывает то, что якобы предстает перед ним в дополненной реальности (“всё здесь, в очках”): совсем иной театральный зал с партером и ярусами, разные категории мест и поведение людей, билеты по 95 фунтов, действия персонажей. Сняв vr-очки, Крауч разговаривает с публикой другим голосом, менее пафосным, более доверительным. Собственно, на этом контрасте между пылкой реакцией на происходящее в невидимом нам спектакле от лица шута (“мне жаль, что я ушел – я шут, но не гребаный идиот!”) и трезвым комментарием артиста по поводу пьесы и жизни, глаза в глаза со зрителем, и строится его часовой, совсем не разудалый, но с оттенком горечи стенд-ап.
Режиссер Сюзанна Кеннеди, показавшая в Авиньоне свою свежую премьеру “Анжела. Странная петля” (Angela. A strange loop), по-прежнему испытывает пристрастие к высокотехнологичным театральным ультрамирам, окрашенным в кислотные тона, и модифицированным голосам – все это знакомо российской публике по спектаклю “Три сестры”, приезжавшему на фестиваль NET в 2021 году. Только вот от эстетики аватаров Кеннеди на этот раз отказывается – актеры играют не в масках, а с открытыми лицами, вовсе не выглядя при этом более естественными. Медиахудожник Маркус Зелг выступает полноправным соавтором Кеннеди, отвечая за секундные смены пространств, в которых обитает странная, заторможенная, тяжело больная героиня: кухня в стиле хайтек мгновенно преображается в белую комнату с вентилятором, предметы на полках двигаются или двоятся, с экрана вещают игрушечные персонажи. Воспринимать эту историю как реальную (бегущая строка сообщает: “история правдива, насколько я знаю”), с пребывающей в прострации девушкой, с являющимся к ней бритым купидоном – скрипка и смычок в тубе за плечами, словно колчан со стрелами, – со вспыхивающим на экране пожаром, с рожденным через рот эмбрионом-младенцем и кровью, вряд ли получится. Огонь полыхает явно внутри Анжелы – все, что она говорит, не имеет ровно никакого отношения к тому, что пожирает ее изнутри. И кроваво-красное слово Exit, начертанное здесь повсюду, ей явно мерещится.
Авиньонский фестиваль – это не только показ спектаклей, но вписанность театральных работ в уникальные пространства, главным из которых является Почетный двор Папского дворца. Тем страннее выглядела в его стенах постановка “Благосостояние” (Welfare) Жюли Делике – по мотивам фильма Фредерика Вайсмана 1975 года. Унылая социальная история полувековой давности – один день из жизни полутора десятков обездоленных, пытающихся вымолить или “выгрызти” им причитающееся из нескольких на глазах слабеющих социальных работников. Спектакль создавался специально для открытия фестиваля в величественных стенах курдонера, но, кажется, ничего более неподходящего, чем заброшенный спортивный зал с его разметкой, трибунами, спортивными снарядами и шкафчиками для вещей, как и пожухшая актуальность сценария, представить себе в этом средневековом пространстве невозможно.
Идеально соответствовала месту показывавшаяся в Авиньоне не впервые – против всех фестивальных правил – работа Анны Терезы де Кеерсмакер “В ожидании” (En Atendant), продукция фестиваля 2010 года. Спустя 13 лет восемь танцовщиков и барочный ансамбль Cour et Coeur снова оказались во дворе монастыря селестинцев, и кажется, с их изломанными движениями взаимодействовала не только пуб-лика, но и природа: шумевшие могучие платаны и темная стая птиц, носившаяся над головами. Бессюжетная данс-медитация под музыку эпохи чумной пандемии XIV века обретала сюжет встречи, растворенной в подступающей темноте, – темнота продуманно скрыла обнаженное в финале тело исполнителя.
Несомненные ожидания витали вокруг спектакля “Признания” (The Confessions) в постановке Александра Зельдина, задумавшего изложить сценическими средствами биографию своей матери, родившейся в 1943 году в Австралии и со временем перебравшейся в Лондон, – путь ее раскрепощения и сражений за эмансипацию. Сама нынешняя героиня в исполнении немолодой актрисы периодически приглядывала за происходящим в мелькающих одна за другой зарисовках ее прошлого. Спектакль основан на множестве интервью режиссера с близким ему человеком, однако выглядит ходульным и схематичным – замах сделан на воплощение человеческой эпопеи в духе работ Робера Лепажа, но масштаб замысла, как и сценографии (при том, что сцена-трансформер театра “Фабрика” многое позволяет), и исполнения (девять актеров во множестве ролей), все же несоизмерим.
Самым завораживающим событием фестиваля стала “ретро-футуристическая эпопея”, озаглавленная режиссером Филиппом Кеном и участниками его Vivarium Studio “Сад наслаждений” – по следам триптиха Босха. Группа фриков, вырядившихся ковбоями, объявляется в карьере Бульбон, толкая перед собой автобус с чемоданами на крыше, и, деловито выгрузив лопату и кирку, принимается исследовать с их помощью энергетику места. Удовлетворившись результатом, они торжественно вносят и устанавливают на земле яйцо в человеческий рост. Все происходящее в последующие два часа складывается из коллективной медитации, альтернативной йоги, нетрадиционного сеанса психотерапии и мистико-философского вечера. Земные наслаждения здесь явно заключаются в постижении, в том числе интеллектуальном: “Давайте провозгласим тост: за то, что мы знаем, и за то, что нам предстоит открыть!”. Восемь человек образуют причудливый “овал речи” и стремятся выразить себя через страннейшие тексты. Постепенно из нелепостей и бессмыслицы проклевываются более чем осмысленные строки:
“Если бы я был деревом, из меня сделали бы ружейный приклад или гроб.
Только я ничего такого не могу.
Если бы я был землей, меня бы огородили колючей проволокой.
Только я ничего такого не могу.
Если бы я был камнем, его можно было бы бросить в тебя.
Только я ничего такого не могу”.
В какой-то момент звучит вполне босховский по тональности вопрос: “Вы совершенно уверены в том, что Земля – это не ад другой планеты?”.
Тут-то и замечаешь, что в карьере сгустилась тьма, а вполне современные, хоть и чудаковатые персонажи преобразились в средневековых людей. На скальной стене высветился светящийся треугольник, и силуэты и тени, словно движимые чьей-то магической волей, устремились к нему и незаметно втянулись в невидимую глазом расщелину.
Кажется, им, как и шуту Короля Лира, удалось-таки вовремя расстаться с адом другой планеты. Прочим персонажам и зрителям здесь жить.
Мария ХАЛИЗЕВА
«Экран и сцена»
№ 15-16 за 2023 год.