Олег КУДРЯШОВ: «Чем страшнее времена, тем сильнее театр»

29 марта исполнилось 85 лет Олегу Кудряшову – режиссеру, художественному руководителю Мастерской на режиссерском факультете ГИТИСа, обладателю исключительного педагогического таланта. Мы поговорили об учителях и учениках, о профессии режиссера и педагога и о том, как сегодня в театре оставаться честным со зрителем.

 

– Олег Львович, не могу не начать с вопроса о Марии Осиповне Кнебель, чьим учеником вам посчастливилось быть. Какое главное качество проросло в вас благодаря вашему педагогу?

– Мария Осиповна учила нравственно-моральным основам нашей профессии. Такая эманация нравственного здоровья. Она была невероятным примером сумасшедшей преданности делу, четкости и ясности позиции. Основная ее деятельность и призвание, как мне кажется, связаны именно с педагогикой, несмотря на то, что она была талантливым режиссером. Мария Осиповна умела чувствовать дух пьесы, ее атмосферу – открывать особенный источник воздействия.

Я ей глубоко признателен именно за уроки педагогики. Она не терпела никакого насилия в учебе, была сторонницей естественного, органичного развития студента. Свобода – это, вероятно, самое важное, что я каждый раз надеюсь вырастить у себя в Мастерской, и среди студентов, и среди педагогов. У нас педагоги ориентированы на то, чтобы не давить, не жать на студента, непременно дать ему высказаться. Даже если он порой несет чепуху.

Порядочность остается главным качеством в профессии режиссера. Особенно сегодня, когда мы живем в эпоху наглости, хамства и бандитизма.

– Значит, “гений и злодейство” все-таки несовместимые вещи в творчестве?

– Режиссер может быть талантлив, но если он не порядочен, то его талант разрушителен, создает вокруг себя мертвую зону.

– Режиссер – профессия одиночек? У режиссера нет союзников?

– Режиссерская профессия одинокая и достаточно драматическая, ты всегда ходишь по краю. Странное явление театр – он не подвластен никаким прогнозам. Ты никогда заранее не знаешь, что случится после того, как зрители войдут в зал. И сердце разрывается в день премьеры.

– В сегодняшнем театральном пространстве существуют спектакли, которые тебя разрушают, отнимают душевные силы, а их так не хватает…

– Смотря с какой стороны взглянуть. С профессиональной точки зрения, когда ты смотришь подобный спектакль, – это может оказаться полезным опытом, интересным с оборотной, теневой стороны. Можно зарядиться и отрицательной энергией, которая по-своему сильно возбуждает и дает стимул противостоять, искать другое и заниматься другим.

С точки зрения зрителя – здесь иная оптика. Если зритель понимает, в каком дерьме мы сейчас живем, то ему не надо ходить на эти спектакли. А если они кому-то откроют глаза, то почему нет.

– Недавно один известный молодой режиссер написал комментарий в социальной сети: “думать прежде всего о зрителе – это порочная практика”.

– Вольно или невольно, но ты обязательно ориентируешься на зрителя. Даже если говоришь о полной свободе творчества и независимости от чужого мнения. Театр – искусство публичное. Решает все зритель, и режиссер вынужден с этим считаться. Но если ты засадил занозу к себе в мозг и мыслишь только как зритель, ты погиб. Думать о зрителе надо тогда, когда смотришь на свою работу третьим глазом. Есть актерское зрение, есть режиссерское – с точки зрения формы, и зрительское. Это когда режиссер задается вопросами: все ли понятно? Все ли на своих местах для того, чтобы ощущалась логика и рождалась необходимая эмоция?

Так Мейерхольд просчитывал спектакль и точно знал, какая реакция и где должна случиться. Именно та, которая была ему необходима. Он мерил свое присутствие в спектакле зрителем.

– Ваш ученик и педагог вашей Мастерской Григорий Добрыгин назвал отличительной чертой всех “кудряшей” “неуступчивость, неумение идти на компромисс и нелюбовь ко всему модному”. Вы согласны?

– Немного перебрал, но близко. На самом деле к нам приходят очень разные люди.

– Вы как-то сказали в интервью, что самое сложное для вас в педагогике – разглядеть талант во время вступительных экзаменов.

– Да, это настоящая мука. Я ненавижу приемные экзамены и обожаю их одновременно. Много трачу сил. Человек очень коротко находится перед тобой, и надо успеть что-то разглядеть в нем, дать задания, которые дадут возможность раскрыться и показать разные грани. Иногда удается, иногда – нет. Курсы формируются именно во время приемных экзаменов, там проходит основная работа. Дальше – во время учебы – дается практически полная свобода, но мы никогда не позволяем заступать за пределы хорошего вкуса. Делай все, что ты хочешь, но убедительно. Создавай произведение!

– Получается, что это обман? Вы учите свободе, а, выйдя из стен ГИТИСа, ваши ученики сталкиваются с реальностью.

– Я здесь ничего не могу поделать, совершенно согласен с вами. Но я не могу их обманывать, не могу говорить им, что плохое – это хорошее, а хорошее – плохое. Я все равно вынужден транслировать им то, во что сам верю, но всегда предупреждаю, что все может оказаться иначе. Просто надо держаться: постараться сохранить почву, на которой стоишь. Ведь собьют мгновенно. Сам человек волен выбирать.

– Все информационные источники пишут о вас как о выдающемся педагоге и только потом как о режиссере. Не обидно?

– Я когда-то мнил себя большим режиссером. Но, слава Богу, моя педагогическая деятельность началась рано. Я быстро понял, что педагогика – это именно то, что мне по-настоящему интересно. А театр… Ну, поставил один спектакль, другой. Тут тебе и актерские скандалы, и истерики, и грязь неизбежная. А мне интересно каждый раз иметь дело с новым составом, с новым курсом. В педагогике я занимаюсь именно тем, что ищу, пробую. Мне важно изобретать методику, способы погружения в художественные трудности.

– Большинство руководителей курсов в крупных театральных ВУЗах сочетают педагогику и режиссерскую работу в театрах.

– Вы понимаете, педагогика и режиссура – две абсолютно разные профессии. Говорю это с полной уверенностью. Я видел огромное количество педагогических провалов у замечательных режиссеров и актеров.

– Но у нашей театральной школы складывается иная традиция. Режиссер много лет находится в профессии, он успешен и востребован. И вдруг он решает, что созрел для преподавания и набирает свой курс.

– Но не тут-то было. Человек очень инертен и много выработал за долгие годы. Он начинает вколачивать студентам свое, делать сколки с себя, ваять под себя. Считается, что это нормальная логика, но это беда. Ведь искусство – сделать именно по-своему. Я часто бью себя по рукам: “не лезь, пытайся разобраться, чего человек хочет, как мыслит, почему он так делает”.

– Было ли вам когда-нибудь стыдно за работы своих учеников?

– Мне повезло, наверное, в этом смысле. Потому что все ребята работают крепко и достойно. У меня со всеми плотные связи, я за всеми внимательно слежу. Не могу предъявить никому претензий с точки зрения потери ориентиров. Они живут по-человечески.

– Вы в интервью особенно выделяете свой первый набранный на режиссерском факультете курс, где учились Юлия Пересильд, Евгений Ткачук, Елена Николаева, Роман Шаляпин…

– Да, это был удивительный курс. И не только потому, что мне повезло. На приемных экзаменах шел очень жесткий отбор с интересными заданиями, и в результате собралась удивительная компания с диким, мощным драйвом. Самостоятельные, самодостаточные ребята, фантастический женский ансамбль: Ольга Смирнова, Лена Лабутина, Наташа Ноздрина. Смелые, острые. Сходу все делали.

– Ваш ученик и актер театра “Мастерская П.Н.Фоменко” Дмитрий Захаров говорил, что “актеры, прошедшие школу Кудряшова, имеют мультивозможности”.

– Они, действительно, могут работать в разных жанрах. Много времени и сил во время учебы мы уделяем музыке. Сейчас, правда, меньше – исчерпался поток музыкальных талантов, их становится все меньше и меньше.

– В свое время вы создали музыкальный театр “Третье направление”, который существовал довольно успешно, но совсем недолго. Почему? Вы вообще верите в понятие “театр-дом”?

– Я не администратор по своей природе. Я не способен тащить этот воз. Про театр-дом – абсолютный миф. Театр – это осиное гнездо, раздираемое противоречиями, амбициями и эгоистическими тенденциями. Это такое учреждение, которое домом никак не может быть.

Хотя сейчас я с интересом наблюдаю за театром “а39” (аудитория № 39 на режиссерском факультете ГИТИСа. – С.Б.), который организовал Григорий Добрыгин на базе последнего моего курса. Начал неплохо: ребята хорошие, режиссура тоже. Студенческий ансамбль создается на короткое время и быстро разваливается. Пока они работают в “а39”, им удается сохранить это натяжение индивидуальностей.

– Ваш предыдущий курс прогремел со спектаклем “Толстая тетрадь” в постановке Татьяны Тарасовой. Ребята выпустили большую, серьезную работу на втором(!) курсе. На четвертом они уже играли постановку на профессиональной сцене. Что дал такой опыт?

– С профессиональной точки зрения этот опыт дал чрезвычайно много. Ребята быстро встали на ноги, поняли, что такое актерская профессия. Мы с Татьяной Александровной пошли на опасный эксперимент: очень рано начали работу. Весь учебный процесс сдвинули. Но я считаю, что прав. С теперешним курсом я придерживаюсь того же принципа. В первом триместре мы уже поставили небольшой отрывок из пьесы Дмитрия Данилова “Что вы делали вчера вечером?” Это выглядело рискованной затеей. Но сегодня вся система обучения требует перемен: многие задания устарели, а некоторые не имеют никакого смысла.

– Какие именно инновации вы привнесли в работу со студентами на режиссерском факультете?

– Педагоги по сценической речи начали делать спектакли, например. Возникли хореографические постановки: педагог-хореограф Олег Глушко открыл абсолютно новое звено в обучении, которое тут же все подхватили. Мы попробовали ввести ансамблевое пение как дисциплину. Ведь важно слышать, понимать, чувствовать друг друга. Много работаем с живописью.

– Степень воздействия театра огромна, несмотря на небольшую аудиторию. О чем, а главное как сегодня честно разговаривать со зрителем?

– Чем страшнее времена, тем сильнее театр. Это абсолютный и великий закон противостояния. Театры необыкновенно укрупнились сейчас. Потому что есть живой диалог: не через социальные сети, не через телевидение, а из уст в уста. Театр переживает то же, что и ты, но имеет возможность высказаться ярче. В театре можно скрыться: театр – это убежище.

Беседовала Светлана БЕРДИЧЕВСКАЯ

«Экран и сцена»
№ 9-10 за 2023 год.