В лондонском Национальном театре играют “Федру” – пьесу режиссер Саймон Стоун написал сам, основываясь (по его же словам) на текстах Еврипида, Сенеки и Расина – их роднит не последовательность событий, но мрачный дух вырвавшейся из повиновения страсти.

Стоун основательно изменил сюжет, не сохранив даже имена. На ужин собирается семья: Федра/Хелен – успешная женщина около пятидесяти, ее обаятельный, толстеющий и лысеющий муж Хьюго, их находящаяся на грани развода дочь Изольд и сын – подросток Деклан, который то огрызается, то иронизирует над взрослыми. Вдруг на пороге возникает марроканец Софиан – сын человека, в которого когда-то была страстно влюблена Хелен. Он периодически забывает английские слова и переходит на французский, так как родину покинул всего полгода назад, опасаясь преследования за разоблачающие власть журналистские расследования. Не сразу понятно, чего именно хочет от Хелен этот брутальный молодой мужчина, очевидно одно: именно он разрушит здешнее хрупкое благополучие. Герои много шутят, говорят колкости, ругаются из-за бытовых проблем, но за всем этим снежным комом нарастает трагедия.

Молодой человек делится воспоминаниями детства, и в голосе его смешиваются горечь, обида, влюбленность, очарованность, ревность – когда он был ребенком, отец изменял матери с этой женщиной. А сейчас Софиан сам захотел стать ее любовником – и она не против. Но отношения их длятся совсем недолго, Софиан уходит к Изольд, та вскоре беременеет, а Хелен, не желая прощать, обращается в миграционную полицию. Марроканца депортируют на родину, и он вскоре умирает в тюрьме – о чем Хелен сообщает его законная жена, кажется, получающая садистское удовлетворение от жестоких подробностей. От самой “Федры” к тому времени ушел прознавший об измене муж, дети не хотят ее видеть, подруга отвернулась. Хелен перерезает себе сонную артерию.

Для Дженет МакТир (Хелен) и Ассаада Буаба (Софиан) этот спектакль – дебют на британской сцене. МакТир играет уверенную в себе женщину, ценящую семью за ощущение безопасности. Актриса иногда слишком быстро, почти гротескно, переходит от спокойствия к истеричному взвизгиванию, от жеманных жестов красавицы, любующейся собой – к нарочитой развязности. Буаб, сам выходец из Марокко, напротив, слишком холоден. Его голос вибрирует злостью или опускается до нежного шепота, но манера держаться остается прежней, неизменной на протяжении всего спектакля. Впрочем, по признанию артистов, пьеса приняла окончательный вид всего за неделю до первого публичного исполнения – отсюда, очевидно, некоторые шероховатости.

На сцене – стеклянный куб (художник Хлое Лэмфорд). В нем современная лондонская квартира – аккуратный, лаконичный почти до стерильности дизайн – никакой индивидуальности, но и никакой пошлости. Свет гаснет, звучит завораживающая музыка (в композициях Стефана Грегори заметно влияние Филипа Гласса), и внутри куба оказываются уже только матрас, синтезатор и пара раскрытых чемоданов – комнатка Софиана в Бирмингеме. Снова музыка, снова темнота, и перед зрителем обнаруживаются густо заросшее травой поле, или уютный ресторан, или заснеженный двор.

Герои всегда находятся в диалоге, единственный монолог – записанная на пленку и высвечиваемая субтитрами речь отца Софиана, его родительское наставление, раскаяние, признание поражения в профессии и личной жизни, его попытка попросить прощения и попрощаться. Он давно умер, оставшись в воспоминаниях сына и возлюбленной и намертво связав их. С одной стороны, Софиан, разрушая жизнь Хелен, мстит ей за свою распавшуюся семью, с другой – его влечение искреннее, она – его давняя детская влюбленность. Он, так похожий на своего отца внешне, – ее второй шанс. Он своим вниманием делает ее моложе, она помогает ему наконец вырасти. Он нужен ей навсегда, она ему – чтобы разобраться с детской травмой. Именно это “использование” оскорбит Хелен и пробудит в ней ужасающую по последствиям месть.

В тексте много острых тем: мигранты, национальная идентичность, нестабильность экономики, брекзит, гендерная флюидность, роль традиционных религий в современном обществе… Но все они – лишь фон для того глубокого разговора о природе страсти, который трещиной проходит через всю историю.

Трагедия всегда кажется чем-то нереальным, неповторимым стечением обстоятельств, невероятным взрывом обыденности, который будто бы минует “обычные” жизни, касаясь разве что богов, королей и гениев. Судьба? Это слово должно быть отмечено в словаре современного человека как устаревшее. Но Стоун доказывает, что трагедии вполне к лицу и приталенный пиджак пятидесятилетней британки.

Заурядный подросток Деклан, долгое время кажущийся лишним персонажем, необходимым лишь для более подробного портрета семьи среднего класса, – своеобразная отсылка драматурга к Мамилию из шекспировской “Зимней сказки”. О ребенке, не пережившем разрыва матери и отца, в тамошнем счастливом финале все забывали. Так и здесь никому нет дела до свидетеля трагедии Деклана. Ему суждено вырасти не менее искалеченным, чем Софиан, а бесконечному кругу непроговоренных обид не грозит разомк-нуться. Неумение разбираться с прошлым порождает ненасытных химер, пожирающих настоящее – может быть поэтому “Федра” актуальна вне зависимости от эпохи и страны.

Зоя БОРОЗДИНОВА

«Экран и сцена»
№ 3-4 за 2023 год.