Ужас нормы

Суд над А.Эйхманом
Суд над А.Эйхманом

Премьера документального фильма израильского режиссера Эяла Сивана с безликим названием “Специалист” состоялась в конце прошлого века. В производстве фильма участвовали Франция, Германия, Бельгия, Австралия и Израиль, хотя что они там делали – ума не приложу. Ибо в фильме нет ничего от кино вообще. И не может быть. Есть смонтированная хроника судебного процесса, где подсудимому задают вопросы, а он на них отвечает. Событийность ленты только в том, что имя подсудимого – Адольф Эйхман. И два часа суда выбраны из 350 (!!!) часов отснятого материала.

В фильме нет ни завязки, ни развязки, и новым поколениям, не слишком информированным о том, что произошло в Европе с 1933 по 1945, вообще мало что будет понятно. Нет ни одной справочной строки – ни о том, кто такой Гитлер, ни о том, кто такие евреи. Нет и финала, из которого юные могли бы узнать, за что этого интеллигентного человека с чистыми чертами лица, старательно пытающегося пояснить собравшимся, что такое генеалогия и анатомия власти, приговорили к смертной казни, сожгли, а пепел развеяли с борта самолета. Чтоб немецкая его родня, если пожелает возложить цветы на его могилу, вынуждена была усыпать цветами небольшую территорию Израиля и только. Удивительно бесцеремонная и безответственная, на мой взгляд, апелляция к общественному надысторическому сознанию. Так, словно есть некие гаранты того, что народ – усвоил. Я – человек сомневающийся, особенно в памяти народной, а потому позволю себе небольшую справку.

Адольф Эйхман – немец, нацист, соратник Гитлера, один из ведущих участников грандиозной операции по очищению земного шара от евреев, цыган и прочей нечисти, по определению Третьего Рейха. После разгрома гитлеровского фашизма весной 1945-го Эйхман исчез. “Охотник за нацистами” Симон Визенталь потратил долгие годы на то, чтоб выйти на его след. 11 мая 1960 года в далекой солнечной Аргентине был задержан секретными агентами Израиля скромный мирный служащий по имени Рикардо Клемент. Похищен и вывезен на неизвестно чьем частном самолете за чьи-то большие частные деньги в Израиль, где был опознан. Ровно через год он предстал перед судом, на котором народу было не меньше, чем на Нюрнбергском процессе. В пуленепробиваемой прозрачной коробке он провел долгие дни и часы, отвечая на вопросы обвинителя и судьи. Съемку суда вел американский документалист Лео Гурвиц, из кадров которого Эял Сиван с Рони Брауманом и сложили свою ленту.

По ходу фильма зритель сможет узнать, какой нелегкой была работа офицера СС Эйхмана – специалиста по организации транспортных средств для перевозки огромного количества евреев из немалого количества разных стран в одну. Какого напряжения стоило составлять четкие графики движения поездов, обеспечивать нормальное обслуживание внутри транспорта. Узнает, например, что, оказывается, только жесткие условия лимитированного времени не позволяли оставлять сиденья в вагонах и держать путешественникам багаж при себе. Просто без сидений и багажа можно было уместить в вагонах больше пассажиров – вот и все мотивы. А то, что пассажиры оставались без еды, воды, воздуха и погибали в пути – не есть вина Эйхмана: партия возложила на него транспортировку. И только! А он выполнял приказ. Как можно лучше. Когда узнал, в каких тяжелых условиях перемещались по графику эти… он даже не знает, как сказать… этот “груз”, – он сделал кому-то замечание. Кому – не помнит. Да и что можно помнить в 1960 году о своих замечаниях в 1943-м? Вы сами-то помните, что вы кому сказали 20 лет назад?

Уничтожение миллионов европейских евреев выглядит тяжелейшей работой и хочется даже проникнуться состраданием к Эйхману, но не получается. Получается нечто другое. Гораздо более страшное, чем даже то, что было на самом деле… И если расставить события в хронологической последовательности и заставить себя забыть, что твоя семья полегла на той войне, то последовательность такова… Даже если убрать маркировку “Германия” и “еврей”, абстрагироваться до чистоты лабораторного эксперимента. И тогда…

…В некотором царстве-некотором государстве сбылась мечта бедного народа о свободе волеизъявления и демократии, и народ выбрал лидера. Честно и без подтасовок. Славного парня, с понятными лозунгами, со светлым будущим, обещанным каждому, с хорошо знакомым врагом и простым путем его устранения. А дальше – окрепшая партия и гордость нации – армия, взялись за осуществление начертанного плана. И каждый, как мог, трудился на своем месте. Был верным и преданным делу колесиком и винтиком прекрасно задуманной цельной машины – государственного аппарата. Трудился в поте лица своего надо всем, нужным партии и народу. И если это была транспортировка евреев, то делал свое дело наилучшим образом на этом поприще. А дальше что-то сломалось в расчетах. Доблестная армия была разгромлена, лидеры партии осуждены, казнены, а сама славная идеология – признана антигуманной и преступной по отношению к человечеству в целом!

Это, конечно, был перегиб, так как Гитлер никогда не замахивался на человека. На евреев, цыган, гомосексуалистов и коммунистов – да. О “человеке” речь никогда не шла. Тараканов морили. Прибирали в доме. Чтоб чисто было. А потом достойного офицера и транспортного служащего вытащили на суд в государстве, которого в помине не было в 1933 году! И стали задавать вопросы. Эти самые. Недобитые. Евреи. И Эйхман отвечает им.

Отвечает настолько прекрасно, что зависть берет: не каждому трибуналу достается такой достойный ответчик. Он не увиливает и не оправдывается, он верен делу своей социалистической – с приставкой “национал” – партии, своего народа и государства.

Он не отпирается, не предает однопартийцев, не пытается переложить на чужие плечи свою часть дела. Он корректен и щепетилен в деталях. Он пытается пояснить собравшимся, что такое “честь мундира”, “долг офицера”. Пытается пробить стену непонимания и тенденциозности судей и обвинителей. Увы! Презумпция виновности мешает, и Эйхмана никто не слышит.

Кроме режиссера Эяла Сивана на исходе страшного века: Сиван извлекает из сотни часов пленки секунды с главными – для меня – словами о том, что следует позаботиться о грядущих поколениях и…

Эйхману не дают развить свою мысль. Его обрывают. С ним говорят по-хамски. Жаль. С точки зрения вечности – жаль. Ему было что сказать. Он пытается пояснить, что законы, по которым он жил в те годы, были не те, по которым его судят сегодня. А когда апеллируют к человеческому в нем, он так же внятно излагает, что покуда он был специалистом по организации транспортных средств для перемещения условного груза из точки А в точку Б, – все было нормальной рутиной. Когда стало ясно, что депортация не станет эмиграцией, а евреи подлежат уничтожению, – честно просил перевести его на другую работу. Получил отказ и нарекание в виде напоминания о том, что партия и правительство знают лучше, на каком участке работы нужен солдат сегодня.

Эйхман подчинился.

Он повествует, как по долгу службы довелось ему побывать на местах, куда прибывали его поезда. Это были не всегда хорошо оборудованные лагеря с газовыми камерами и крематориями. Иногда “транспорт” приходилось останавливать в чистом поле и наспех ликвидировать “груз”, как придется. Да, стреляли небрежно, – свидетельствует Эйхман. Да, он лично видел, как земля “дышала”, вздымаясь над телами недобитых. Да, видел фонтаны крови, вырывающиеся из-под земли, когда приходилось ступать по этой земле, насыпанной поверх тел.

– Но я был там против моего желания, – поясняет не-рядовой. – Я не писал приказ об уничтожении евреев, я его только подписывал, – уточняет он. – И не уклонялся от своих обязанностей. А то, что вы сегодня называете “преступлением”, было узаконено моим правительством. Фюрер отдал приказ.

– А если бы вам лично было приказано заняться ликвидацией с оружием в руках? – задает некорректный вопрос судья.

– Я бы покончил с собой, – спокойно отвечает Эйхман.

В зале звучат выкрики, случаются истерики. Людей выводят.

– Мясник! – истерически кричит какой-то мужчина и покидает зал под белы руки охраны.

Свидетельствую: Эйхман – не мясник. Он – тоньше. А в человеке кричит просто его боль, она застит ему глаза и требует врага, которому можно крикнуть в лицо все, что накипело. Выплеснуть боль и месть. Увы – Эйхман плохо пригоден для этого. Дальше звучат крики пострашней: Эйхмана опознает Эдельштейн – тот еврей, который для многих евреев стал олицетворением зла большего, чем фашизм. С Эдельштейном Эйхман обсуждал организацию “юденрата” – местного совета управляющих, который создавался внутри лагерей и гетто из состава самих евреев. С этой местной властью немцы и вели переговоры.

В зале раздаются крики евреев-свидетелей с проклятьями в адрес евреев из юденрата: Они отдавали на смерть нас, чтоб уберечь себя!

Трудно спорить. Так наверняка оно и было. Так же поступил бы и кричавший, если бы он оказался во главе юденрата. Всякому его родня ближе. Но зрелище страшное: когда евреи бросаются на евреев, забыв о нацисте. А нацист смотрит на них из стеклянного куба.

Выступают дети из детских транспортов Франции. Которые немцев и не видели: их сопровождали представители из Виши. Рассказывают об автобусах. Эйх-ман кивает: да, так и было, детей транспортировали автобусами, а не поездами.

Выступают исполнители из Голландии – называют цифры: сколько евреев требовалось выслать из страны, следуя указаниям сверху. Деталь потрясает: если Германия требовала 1000 голов – Голландия давала 1020: зная, что за время пути кто-то непременно умрет. На “усушку-утруску” груза набавляли сами – по собственной инициативе!!!

И так – два часа подряд. Это очень страшно. И самое страшное, что отметила философ Ханна Арендт, автор одной из первых книг о процессе Эйхмана, – что этот щуплый небольшого роста мужчина в изящных очках являет собой неожиданную “банальность дьявольщины”. “Его нормальность более ужасна, чем все преступления вместе взятые”.

Имя Эйхмана снова и снова на слуху. Сначала правительство Израиля решило предать огласке 1100 страниц его мемуаров, записок и диаграмм, написанных в процессе судебного разбирательства. Время пришло, так как подросли и окреп-ли силы, свидетельствующие о том, что никакого Холокоста не было вовсе. Эйх-ман снова выступает свидетелем. И полвека спустя после суда громко говорит: было. Его голос неофашисты должны услышать: он у них в чести.

А я с болью сожаления размышляю о том, что его призыв подумать о будущем не услышан до сих пор. И нет ни одной страны, закон которой позволяет солдату обсуждать приказ, оценивать его как античеловеческий и антигуманный. Нет в стране, победившей фашизм, добровольной воинской повинности. Нет права у солдата отказаться от выполнения задания и просить перевести его на другой участок. По-прежнему партия и правительство знают лучше, где место солдата в строю и на карте. По-прежнему нужны не умные, а верные.

И, конечно, жаль, что не сложилось посадить на одну скамью подсудимых рядом с Эйхманом тех, кто препятствовал созданию государства Израиль. Где вы, “союзники” в антигитлеровской коалиции?! Согласились бы и шли бы тогда согласно расписанию хорошо оборудованные поезда доктора Эйхмана в Палестину. Плыли бы корабли. Было бы чисто в Европе, как хотел Гитлер, и тесно, суетно и сытно в Израиле. Идея сионистов обслужила бы не уничтожение европейского еврейства, а создание огромной страны. Увы.

Бог кино подарил Лео Гурвицу несколько совершенно уникальных кадров.

Первый: каждый выступающий против Эйхмана – отражается в стекле пуленепробиваемой коробки, в которой заточен герой. Лик каждого еврея лежит на щеке нациста, как след поцелуя.

Второй: кадры уничтожения евреев, снятые нацистскими хроникерами, так же даны отраженно – на лице нациста.

Третий: работник суда, перематывающий пленку на магнитофоне, выпрастывает руку из рукава настолько, что обнажается его лагерный номер.

Последнее: Эйхман не выдерживает, давая пояснения по перемещению транспортов, и просит позволить ему покинуть кабинку и пройти к карте. Ему позволяют. Он берет длинную указку и подробно показывает маршруты. Обвинитель рядом – плечом к плечу. Оба – спиной к камере. Кадр похож на известное “Ленин у карты ГОЭЛРО”. И когда камера отъезжает – обнаруживается, что оба – одного роста, с такой одинаковой формой головы и лыси-ны, что, думаю, матери и того и другого сходу не смогли бы сказать, кто из них чей сын. Близнецы и братья – два исполнителя! – они вмерзают в лед истории вместе и так остаются в назидание потомкам. Великий кадр.

Александра СВИРИДОВА

«Экран и сцена»
№ 6 за 2022 год.