В Большом фойе Театра имени Евг. Вахтангова, эффектно отпраздновавшего в ноябре прошлого года свое столетие, на несколько февральских недель разместилась выставка «“Гадибук”, Вахтангов и “Габима”: линия жизни» – совместный проект Театра и Израильского центра документации сценических искусств Тель-Авивского университета, при участии Театрального архива имени И.Габая (куратор – доктор философии О.Левитан, сокуратор и дизайнер – Д. Консон, научный консультант – доктор искусствоведения В.Иванов, консультанты: И.Сергеева, М.Литвин, Р.Семо). На привычных для постоянных зрителей Вахтанговского театра мольбертах-лирах, вместо крупных планов артистов-юбиляров в ролях, на этот раз были выставлены копии кропотливо собранных материалов. Они повествуют об удивительной странице театральной истории – спектакле “Гадибук” по пьесе С.Ан-ского, поставленном Евгением Богратионовичем Вахтанговым в еврейском театре-студии “Габима” незадолго до смерти, а значит, почти одновременно с “Принцессой Турандот” К.Гоцци, которую уже почти сто лет принято считать торжеством фантастического реализма. Вот рукописный текст Вахтангова о репетициях “Гадибука” из архива театра – выцветший, буквы расплываются: “…время, в которое мы живем, требует форм, звучащих в современности <…> средства же выразить это внимание и это переживание искались мною в теперешней жизни, в сегодняшнем дне…” Далее – фотографии спектакля 1922 года: финал 1 акта, сцены из 2-го и более поздние снимки, когда “Габима” ездит по миру и везде играет ставший ее визитной карточкой “Гадибук”. Затем афиши и газетные вырезки, рисунки Генрика Рипзама и всего один эскиз Натана Альтмана – художника спектакля. Хотелось вглядываться в лица на фотографиях, медленно переходить от афиши к афише, вчитываясь в иностранные слова, думать о разном. О том, как это беспрецедентно прекрасно – отмечать столетие спектакля даже не своего театра, но своего основателя. О том, что нечеткие черно-белые фотографии странным образом передают “атмосферу мистического ужаса”, которую ощутил зритель “Гадибука” Томас Манн. О беспредельной привязанности к искусству. О случайностях, совпадениях и судьбе.
Габима. В переводе с иврита – кафедра в синагоге или сцена. Габима. Старейший в Израиле репертуарный театр. Габима. Еврейское драматическое общество, ставящее целью основание Передвижного драматического театра на еврейском языке, появившееся в Москве осенью 1916 года. Наум Цемах, увидевший смысл своей жизни в создании еврейского театра, который играет спектакли на иврите, служа объединяющей силой, и впоследствии обретает Родину, был предан своей идее абсолютно. Ни запреты, ни провалы, ни отсутствие денег, ни слабый интерес публики, иврит не понимавшей, ни невозможность найти актеров-единомышленников – ничто не могло заставить его свернуть с выбранного пути. После нескольких попыток создания такого театра в разных городах – от Белостока до Варшавы – Цемах оказался в Москве. Не пересечься здесь со столь же фанатично преданным служению театральной идее К.С.Станиславским было невозможно. Станиславский обещал “Габиме” поддержку и помощь в лице своего ученика – бесконечно верного своему призванию Вахтангова.
Евгений Вахтангов к осени 1917 года очень занят – в Первой студии МХТ, как актер и режиссер, в Мансуровской студии, как режиссер и педагог, при этом он успевает давать уроки “по системе” и в других студиях – и уже очень болен. Первая встреча с Наумом Цемахом пройдет в санатории. Но когда Вахтангов придет знакомиться с “габимовцами”, то сразу начнет с воспитания, студийной этики и жесткой дисциплины. Совсем недавно, в декабре 1916 года ушел из жизни Леопольд Антонович Сулержицкий, боль утраты еще свежа, и воспоминания о методах и взглядах любимого “Сулера” возникают на занятиях в “Габиме” чаще, чем где-либо. По любопытному совпадению, и пьеса С.Ан-ского “Между двух миров”, прежде чем попасть в “Габиму”, была передана в Первую студию и предназначалась для работы именно Сулержицкому. До того, как взяться за постановку полноценного спектакля, Вахтангов убедил своих учеников отказаться от всех навыков и опыта (если они были) и, методично обучая их “системе”, подготовил вечер отрывков, как делал и в Мансуровской студии. В октябре 1918 года состоялся “Праздник начала” в “Габиме” – по адресу Нижний Кисловский переулок, 6 (по этому же адресу – снова совпадение! – в 1881 года находился любительский театр Секретарева, где Константин Алексеев впервые выступил под псевдонимом Станиславский). Играли на иврите, первая публика и критика были вполне благосклонны, хотя и обратили внимание на очевидное сходство с работами Первой студии.
Пьеса С.А.Анского, написанная им после этнографической экспедиции на основе фольклорного материала на русском языке, была переведена на иврит Х.Н.Бяликом. Вряд ли трагедия насильно разделенных влюбленных, соединившихся только в смерти, привлекла к ней Вахтангова. Да и национальный колорит с бытовыми подробностями стали скорее вызовом, чем целью. Когда режиссер писал о средствах выражения, найденных в сегодняшнем дне, он был вполне серьезен. Закончилась Первая мировая война, произошла Февральская революция, а затем Октябрьская, шла Гражданская война. Какими могли видеться ему “формы, звучащие в современности”? Танец нищих в “Гадибуке”, потрясший вскоре Макса Рейнхардта – только один из ответов на этот вопрос.
Работа над спектаклем шла несколько лет, прерываясь то из-за болезни Вахтангова, то по причине отсутствия средств. Сдача каждого акта превращалась в последующий остроумный спектакль с шуточными аукционами и чаепитиями, которые, тем не менее, давали материальную возможность продолжать репетиции.
В день премьеры “Гадибука” 31 января 1922 года Вахтангов не смог быть в театре. На один же из первых спектаклей, надеясь защитить студию, обезопасить ее будущее, привел с собой А.В.Луначарского. Простившись со своими учениками в “Габиме”, провел несколько дней в санатории, в последний раз вышел на сцену в роли Фрезера в спектакле “Потоп” в Первой студии МХТ. Там же он продолжал репетиции “Архангела Михаила” Н.Бромлей и размышлял о постановке “Гамлета” У.Шекспира. Его приглашали другие студии, влекло сотрудничество с Вс.Э.Мейерхольдом, была задумана работа с К.С.Станиславским над пушкинским “Моцартом и Сальери”. Но… Впереди был только выпуск “Принцессы Турандот” К.Гоцци в Третьей студии МХТ. Не пройдет и месяца с премьеры в “Габиме”, как Вахтангов проведет свою последнюю репетицию в ночь с 23 на 24 февраля 1922 года, а 29 мая “завернется в одеяло, как в тогу, и заснет сном победителя”. Сценическая жизнь “Гадибука” окажется длиннее жизни режиссера, его поставившего. Но мир, услышав однажды не то произнесенное, не то пропетое на иврите: “Отчего душа с высоты вдохновения упала в глубины бездны? В каждом падении есть стремление к новому взлету”, уже никогда его не забудет.
Мария ЧЕРНОВА
«Экран и сцена»
№ 5 за 2022 год.