Шоколадная азбука

– Шоколадная азбука, от Льва Толстого?

– Сущая выдумка!

– Не веришь, спроси отца.

Я вновь заставляю отчима рассказывать семейную легенду.

…Мой папа служил приказчиком в торговом доме, в сибирском городе.

– Обыкновенный приказчик решился написать письмо “властителю дум”? – переспрашиваю я.

Отец был из молодой просвещенной поросли и отважился. Завязалась переписка. Когда невзначай он сообщил Толстому, что ждет наследника, тот в подарок первенцу прислал коробку с азбукой из шоколада.

– Когда же это произошло?

– Это случилось за год до ухода великого старца из жизни.

– Значит, шоколадная азбука предназначалась тебе?

– Нет! Первой родилась девочка – Клава. Но отец и ей не дал полакомиться с толстовским подарком. Он спрятал его.

Прошло несколько лет. Однажды мы с сестрой играли в гостиной. Мяч залетел высоко и завис под потолком. Я поставил лестницу, вскарабкался на нее и на верхней полке этажерки обнаружил странную коробку. Мы ее вскрыли. Шоколадные конфеты-буквы были покрыты белесым налетом, но мы съели по одной. Потом ежедневно сгрызали незнакомые нам “яти”, “фиты” и “еры”, не чувствуя угрызений совести. Но как-то Клава поскользнулась на ступеньке и повисла на этажерке. С полок попадали книги, вазы, статуэтки. Последней плюхнулась на пол коробка с азбукой.

– Разбойники! Проныры! Всех высеку! Это реликвия, а вы… – бушевал отец.

Остатки шоколадной коллекции удалось спасти, но, увы, годы спустя, она исчезла вместе с перепиской.

***

Став взрослой, иду по следу семейной истории и пытаюсь представить события и лица давних лет. Отчим – мой поводырь.

***

– Барышни, прошу! – в большом торговом доме Петр Папин предлагал покупательницам галантерейные товары: тесьму, ленты, шнуры, нитки. Хотя он знал толк и в мануфактуре: голландском сукне и китайском шелке.

И в пушнине тоже. Со своим покровителем не раз плавал на Север за соболем, песцом, горностаем и прочей “мягкой рухлядью”. А уж на Енисейской ярмарке – глаза разбегаются; выбор – “милости просим”…

С покупателями молодой приказчик был любезен и галантен. Городские барышни с ним кокетничали и уверяли, что в пенсне он похож на учителя гимназии. За глаза звали его ласково, Петюнчик, и доверяли его советам. Приезжали к нему из дальнего “скита” монашки – белошвейки и рукодельницы за кружевом, прошвой и цветным гарусом. Шитые ими “крестом” подушки с пурпурными выпуклыми розами были украшением многих богатых сибирских домов.

Как-то искусницы преподнесли Петру Ивановичу в день ангела свой рукотворный шедевр с красными саранами и белыми лилиями.

По вечерам Петенька играл в любительских спектаклях, декламировал Некрасова и Надсона. Слыл книгочеем. Зачитывался Чеховым и Достоевским, но боготворил Толстого. И однажды сподобился и написал письмо своему кумиру. Чем тронул великого писателя сибирский почитатель, неизвестно, но переписка завязалась.

– Ты успел прочесть все письма Толстого? – спрашиваю отчима. – Копии или черновики отцовских писем остались?

– Увы! Помню лишь кое-что. Письма Льва Николаевича – размышления, наставления. С цитатами из Писания и древних философов. Что-то о воспитании, просвещении и нравственном самосовершенствовании. И еще он задавал отцу много вопросов, и тот отвечал пространно и с готовностью.

– А дед? О чем писал великому мыслителю сибирский человек, ничем особо себя не проявивший?

– Было о чем. О Сибири, о городе, своем круге. Про благотворителей-меценатов. И еще смешные – про чудачества купечества…

Был ли Петя Папин искусен в изящной словесности и эпистолярном жанре или простодушен и бесхитростен, не важно. Но благодаря переписке возникла чудесная связь – души людей, непостижимо далеких, соединились. “Великий” прикоснулся к судьбе “маленького человека” и осветил его жизнь. “Небожитель” услышал голоса неведомых ему пределов…

– О чем мог писать молодой сибиряк умудренному старцу?

– Например, о Казанском соборе – “о двух этажах каменной церкви, построенной на пожертвования горожан”. Или о том, что бревенчатые дома уступают место кирпичным. Может быть, сообщил адресату о том, что за последние годы в городе открылись общественная библиотека, музей, типография и женская гимназия. И, конечно, написал про новый вокзал и метеорологическую станцию.

– Вспомни, – прошу отчима, – знакомил ли он писателя с историей Сибири?

– Безусловно! Помянул Тухачевского, заложившего острог “Белый Юс”. Посетовал на то, что кочевники постоянно совершали набеги и сжигали “острожки”. Отец, помню, даже нарисовал герб Ачинска – лук и колчан со стрелами – в память о первопроходцах.

– А про природу писал?

– Живописал окрестности: отроги Саян, девственную тайгу. Писал про сосны златоствольные и реку Чулым. Еще рассказывал про именитых гостей, побывавших в городе. Упоминал Ганнибала Радищева, декабристов, Чернышевского и Чехова.

– Не письма, а энциклопедия. Вот бы прочесть все.

– Увы… Помнится, Лев Николаевич спрашивал отца о положении землепашцев и ссыльнопоселенцев. Папа отвечал подробно. Писал ему и о сословии “гильдейских” купцов. Позже в папиных дневниках я находил короткие сюжеты с пометкой “переслать Л.Н.”.

– Припомни, какие именно.

– Много занятного. Например, принадлежавшие I-й гильдии считали, что главный документ купца – “слово”, “купеческое слово”. А капитал – “светлая голова и добрая репутация”. Восхищался в письмах известным меценатом-библиофилом, собравшим уникальную коллекцию рукописей русских классиков. Еще он рассказывал Льву Николаевичу про одного подвижника (фамилию не припомню), который открыл графитовый рудник под Боготолом. Об этом богатейшем сибирском месторождении заговорили даже в Европе.

– Дед считал, что люди купеческого звания – образец для подражания?

– Вовсе нет! Помню, мы с сестрой, перечитывая одно папино письмо, хохотали до упаду. Он привел нелицеприятное высказывание енисейского губернатора. Кажется, такое: “Некоторые купцы не упражняются в торговле, а утопают в пороках”. А потом изложил писателю две уморительные истории.

Первая – про нувориша-золотопромышленника, из-под Енисейска. Перескажу, как помню. Внезапно разбогатевший владелец прииска явился однажды в город кутить. Разодевшись в пух и прах, он заказал себе портянки из бархата, нанял пролетку и катался по городу, распевая песни скабрезные. При этом аршинной длины лиловые и красные портянки разматывались, оставляя шлейф за колесами экипажа.

– Ну и ну… А вторая история?

– Другим городским посмешищем стал купец-авантюрист, объявивший себя банкротом. На неправедно вырученные деньги он купил себе автомобиль – совершенную диковинку по тем временам – и долго гонял по городским улицам на рычащем “моторе”, доехав на нем аж до Минусинска, а это был не ближний свет!

– Что же твой папенька писал о причудах горожан и ни слова о личной жизни?

– Отчего же? Петенька Папин писал Льву Николаевичу и о заветном. Главном событии своей жизни. (Пересказываю, как помню.) “Кончается, – сообщал он, – моя холостая жизнь. Обручен я с девицей Антониной. Избранница моя хороша собой и благонравна. Знакомые одобряют мой выбор. Она – сирота, воспитанница уважаемых купцов”.

В следующих письмах поведал про сыгранную свадьбу и не преминул передать мнения близких по поводу приданого и свадебных подношений: “Негоже таким состоятельным людям делать столь мизерные подарки”. Бедная сирота получила от воспитателей тоненькое колечко в платиновой оправе с бриллиантовыми осколками. И все-то!

Петечка все разговоры-сплетни пресек: “Тонечка сама – чистой воды бриллиант! И никакого мне приданого не надо!” И писателю об этом откровенно отписал, а потом успел сообщить, что счастлив в браке, что ожидают первенца. И вот, спустя время, получил тот вещественный дар от небожителя – шоколадную азбуку. К слову, мама моя Антонина уверяла, что посылка из Ясной Поляны – дело рук Софьи Андреевны. Но папа обижался и твердил: “от самого”.

***

Курьез. Невинные проказы маленьких грамотеев: ну не проявили дети уважения к реликвии, слопали шоколадные буквы-конфеты. Право, событие не эпохальное. Незатейливая история могла остаться в памяти забавной семейной легендой, если бы однажды в дом Папиных не постучали люди в черном…

– Не прикасайтесь! Это письма графа Толстого, – взмолился Петр, когда нквдэшники учинили в квартире обыск.

– Молчи, контра! Советская власть разберется с тобой и твоим графом! – услышал он в ответ.

***

В 1938 году исчезла переписка Льва Толстого с сибирским корреспондентом и заодно бренчащие в коробке остатки шоколадной азбуки.

Подушка, шитая гарусом, с саранами и лилиями перекочевала в наш дом. Заодно бабушка Антонина передарила своей невестке, моей маме, свадебное подношение нещедрых ачинских купцов-воспитателей. Это колечко с бриллиантовыми осколками ношу я на безымянном пальце до сих пор…

А судьба Петра Папина? Подобна историям тысяч безвинных погибших в те трагические годы. Остался ли где след?

Спустя десятилетия я заглядываю в интернет и начинаю поиск. В мартирологе сибирского города Ачинска, как ни странно, нахожу сведения о своем деде. Информацию-досье привожу без купюр и комментариев.

Папин Петр Иванович. Род. 1884. Уроженец и житель г. Ачинска Енисейской губ. Из служаших. Работал заведующим магазином-17. Арестован 10.03.1938. Обвинение в КРА. Приговорен 26.05.1938 тройкой УНКВД КК к ВМН. Расстрелян 11.08.1938 в г. Ачинске. Реабилитирован 31.07.1956. ВТ СибВО (П-4592).

Рена ЯЛОВЕЦКАЯ

«Экран и сцена»
№ 12 за 2020 год.