Врачу, исцелися сам

“Амбивалентность”. Режиссер Антон Бильжо

“Инфантилизм, Петенька. Ин-фан-ти-лизм!” – припечатывает седой психиатр Евгений Борисович (Иван Верховых), глядя в глаза своему нерадивому студенту, который ни о проективных тестах ничего не знает, ни презентацию для занятия не сделал.

Попутно Петр (Данил Стеклов) играет на барабане в рок-группе, чья солистка Аня (Валентина Куваева), оглашающая концертные подвалы вялым гроулом, является как бы его девушкой. Петр постоянно унижает ее, Аня называет его разными словами, но в целом к такому поведению относится легко.

Еще Петр любит иногда выпить водки в шоферской столовой, а потом затеять драку с усталыми после смены водителями. Или лечь посреди дороги, чтобы машины объезжали. Ненавидит родителей, которые работают в Мюнхене и устроили его в институт. Ненавидит бабушку, которая все время что-то у него требует. И Евгений Борисович дело говорит, потому что Петру не семнадцать, а скоро двадцать пять.

А его другу Стасу (Егор Морозов) – скоро двадцать шесть. Он нежный, большеглазый и ходит в шапке с опущенными ушами, напоминая милых студентов из советского кино, которые водили девушек на каток и поверяли фортепиано тоску по неудавшейся любви.

Стас из хорошей семьи, живет в большой квартире. Его хрупкая мама, Екатерина Сергеевна (Ольга Цирсен), работает в музее, напористый папа-бизнесмен (Дмитрий Журавлев) прекрасно готовит мясо и танцует с мамой по вечерам, а сам Стас активно зубрит психиатрические учебники и на досуге стреляет из арбалета.

Арбалет появляется в первых кадрах фильма, где Стас, тренируясь, целится в мишень, а Петр всячески мешает другу, мерзко хрюкает, бегает перед мишенью и совершенно не боится, что стрела попадет в него. Но то, что арбалету отведена роль повешенного на стене ружья, становится ясно моментально: и потому, что подобное оружие столь необычно и вычурно и просто обязано выстрелить, и потому, что контраст между Петром и Стасом обозначается быстро и резко. Никакой интриги.

Стас ценит друга, который открывает ему новую жизнь – то приводит в столовую, сообщая, что такие места расширяют сознание, то знакомит с покладистой подружкой Ани, чтобы та, наконец, лишила парня девственности. Хотя вместо секса получается скандал. Стас кричит, что ему необходимы чувства, а без чувств могут только нехорошие люди, и покладистая Света резонно называет его занудой.

Но Петр все равно обеспечивает другу если не физическое удовольствие, то массу эмоций – острых, как во время драки с шоферами; ярких, как на заснеженном шоссе, где Стас бегал вокруг меланхолично смотрящего в небо Петра, а вокруг неслись машины. Страх, восхищение и зависть – вот что чувствует Стас к другу, который к тому же снял себе отдельное жилье, грязно-романтическую мастерскую.

Эмоции достигают своего пика в тот момент, когда Стас понимает, что в мастерскую регулярно приходит его мать – с Петром она застряла в лифте, и он остроумным способом купировал ее приступ клаустрофобии. Екатерину Сергеевну нельзя назвать в чем-то обделенной: муж, когда-то, по его словам, “склеивший” ее во время песни “На заре” группы “Альянс”, не перестает обожать, желать и обеспечивать все двадцать шесть лет.

Нельзя и сказать, что Екатерине Сергеевне захотелось контраста. Муж и молодой любовник похожи грубоватостью, настырностью и колоссальной уверенностью в себе, да и внешнее сходство у них имеется. Внутреннюю жизнь своей героини Ольга Цирсен не показывает – впрочем, как и Дмитрий Журавлев, чей персонаж написан парой красок, – поэтому червоточина в их отношениях остается нераскрытой. И приходится думать, что клаустрофобия Екатерины Сергеевны есть метафорическое выражение ненависти к жестким рамкам, в которых она, тем не менее, как-то существовала довольно долгое время.

В том, что раньше она себе такого не позволяла, можно быть уверенными. Сын обожает мать не меньше отца, замечает малейшие перемены в ее облике и поведении, на своем дне рождения тоже требует танцев, невразумительно что-то бормоча и хихикая, но в бормотании все же можно разобрать слова: “и я как будто тебя склеил”.

Но все достается Петру, устраивающему безумства; он ворует в ресторане новогоднюю гирлянду, чтобы потом обмотаться ею и бегать по мастерской, гоняясь за обнаженной возлюбленной. Подхватывает на руки, бежит по улице, а потом кладет на снег и кормит этим же снегом с руки. И Екатерина Сергеевна в такие моменты вряд ли задумывается, о том, что мастерская нечиста, а снег – тем более, и Петя не зря так любит изображать свинью.

Например, слово “амбивалентность” своей непросвещенной приятельнице он объясняет так: “Это когда и тошнит, и жрать хочется” – опять же по контрасту с объяснением Стаса: “Это когда и любишь человека, и ненавидишь”.

Стас любит и ненавидит и своего друга, и свою мать, и после того, как узнает об их романе, оба чувства достигают своего апогея. А Петра тошнит от жизни, которая вызывает у него ярость и тоску, но, тем не менее, жрать эту жизнь во всех ее проявлениях он не прекращает.

Мотив любви-ненависти проигрывался авторами сценария Любовью Львовой и Сергеем Тарамаевым в их картине “Зимний путь” – о внезапных отношениях оперного певца Эрика и гопника Лехи. А мотив инфантилизма с легким инцестуозным оттенком – в “Метаморфозисе”, где к своим двадцати пяти годам так и не выросший пианист, пытаясь оторваться от властно любящей его матери, нашел родственную душу в одиннадцатилетней девочке.

То, что герои фильма студенты-психиатры – закономерное продолжение сценарных игр с путаными жизненными историями, но заведение, где они слушают лекции и учатся практиковать, выглядит уж очень странно. В его коридорах висят портреты с безумными глазами, которые и здорового человека заставили бы вздрогнуть. На занятия приходит микроскопическое количество студентов. В небольшой роли снялся некогда психиатр, а ныне известный карикатурист Андрей Бильжо, поскольку режиссер “Амбивалентности”, Антон Бильжо, любит снимать отца в ролях докторов, и произнес несколько спорную фразу о том, что больному человеку болезнь не мешает, а мешает она окружающим.

При очень большом желании можно принять финальные кадры фильма за то, что вся эта история привиделась кому-то из героев; все они в той или иной степени проявляют амбивалентность, а она, как следует из крошечного отрывка лекции, является признаком шизофрении.

Данная мрачная история оставалась бы собой и без психиатрического флера: будущая профессия молодых людей не говорит о них ничего. То, что Петру интересны больные, – полагает Стас, но мы видим лишь одно его взаимодействие с больным, довольно грубое, на которое был бы способен любой человек средней силы и средней смелости.

Что до Стаса, то он сообщает: алкоголизм – аутоагрессия, и в этом тоже ничего феноменального нет, можно было бы и что-нибудь поинтереснее выучить в своем учебном заведении. Зато возраст героев прямо-таки обязан что-то о них говорить, тем более, что этот возраст создатели фильма постоянно подчеркивают, иногда странным способом: например, диспетчер, к которому взывают застрявшие в лифте Петр и Екатерина Сергеевна, зачем-то интересуется, сколько лет юноше. А на дне рождения Стаса цифра “двадцать шесть” повторяется столько раз, что уже нестерпимо хочется узнать, чем же занимались эти два парня с момента окончания школы, куда они подевали целых семь или восемь лет, как им удалось сохранить себя в формате капризных и наглых подростков лет шестнадцати, а то и меньше.

“Я в этом костюме похож на семиклассника” – обиженно проноет Петр, когда в дорогом ресторане, несмотря на дорогой костюм, ему не позволят заказать алкоголь. За костюм и алкоголь будет платить Екатерина Сергеевна – точнее, все-таки ее муж Дмитрий, какая там зарплата у экскурсовода – относясь к Петру и как к сыну, и как к любовнику, в чем проявляется ее амбивалентность.

Сын, мать, принятый любовник, отвергнутый любовник, друг, предатель, профессионал, дилетант, мститель, убийца, любовница, соучастница – так и будет качаться туда-сюда история этих людей. Прямым и простым останется только брошенный Дмитрий, тоскливо обращаясь к сыну: “Психиа-атр. Вылечи меня, психиа-атр” и не понимая, что здесь никто никого никогда не вылечит.

Жанна СЕРГЕЕВА

«Экран и сцена»
№ 7 за 2019 год.