Интервенция в городскую среду

Сцена из спектакля “Красный шум”. Фото предоставлено пресс-службой фестиваляВ Санкт-Петербурге в третий раз прошел летний фестиваль “Точка доступа”, посвященный сайт-специфическому направлению в театре – выходу за пределы привычных сценических площадок и техники вымысла. Дом композиторов, порт Севкабель, Сад имени 9 Января, Московский парк Победы, киностудия “Лендок”, ДК Связи, Апраксин рынок – вот неполный список локаций, где и турист, и петербуржец найдет неожиданные для своего маршрута точки. При этом масштаб фестиваля отнюдь не локальный: произвести интервенции в пространство культурной столицы в этом году решились не только местные художники, но и команды из других городов России и зарубежья. Хабаровский ТЮЗ привез “Дознание” по Петеру Вайсу, где читать и реагировать на текст долж-ны сами зрители, так что от состава и настроения публики зависит почти все; Новосибирский “Старый дом” сыграл премьеру “Злачных пажитей” по рассказам Анны Старобинец, причем фестиваль выступил копродюсером проекта, и режиссер Юлия Ауг именно здесь доводила существовавший уже лабораторный эскиз до полноценного спектакля, который войдет теперь в репертуар театра. Итальянская художница Александра Пиричи открыла фестиваль перформансом “Хрупкие инструменты вовлечения” в Русском музее, швейцарец с русским именем Борис Никитин превратил Новую сцену Александринки в пространство теософских размышлений и психологического тренинга “Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей”, голландский композитор Томас Мюрмель использовал имена революционерок и их биографии для медиаперформанса “RE-FE-RE: REволюция. FEмининная REдакция”. Закрывалась же “Точка доступа” уличным экстремальным квестом “Охота” от финской арт-группы Toisissa tiloissa.

Театроведам уже привычно констатировать, что театр как синтетическое искусство вбирает в себя элементы живописи, танца, архитектуры, перформанса, даже социологических исследований. Но “Точка доступа” этого года, ставшая официально “фестивалем искусств”, показывает еще и другой потенциал междисциплинарности: театр может служить площадкой для высказывания, эксперимента, представления смежных искусств и направлений. Рассказывая о замысле спектакля “Афган-Кузьминки”, режиссер Павел Арсеньев – поэт, художник, редактор литературно-критического альманаха “Транслит”, где впервые была опубликована эта драматическая поэма Кети Чухров, – не скрывает, что это еще и явление литературного процесса. Зачитывание стихотворных строк на Апраксином рынке он называет “поэтической вылазкой, интервенцией в городскую среду”. Текст обретает плоть, но не становится от этого только театром, продолжая существовать в литературном поле. Автор поэмы уточняет, что для нее нет разделения сцены и рынка, так как в жизни часто прорывается театр, просто мы этого обычно не замечаем – а это “превышение”, выскакивание из повседневности и есть самое интересное. Актеры Владислава Миловская и Петр Чижов здесь не пытаются играть документально, а существуют в условной манере, с хореографической и интонационной аффектацией. Но то, как на репетициях и показе подлинные продавцы рынка (а речь в поэме идет об их московских собратьях) начинали взаимодействовать с искусством, бросая ларьки для того, чтобы посмотреть на игру, вызываясь читать текст, защищая героиню от произвола партнера, строя свою речь по законам поэтического синтаксиса, – подтверждает, что театр случился.

Театр как процесс, как поле действия и техник, рассматривает, кажется, и лаборатория “Вокруг да около”, сочинившая для фестиваля променад-аудиоперформанс “Красный шум”. Зрителей приглашают на коллективную прогулку по Нарвской заставе, выдают наушники, в которых слышны как предзаписанные аудиофрагменты, так и зачитываемые тут же перформерами отрывки текстов, а также шумы города, усиленные специальными приборами. В записи – разговоры участников лаборатории со встреченными ими жителями района. Сегодняшние обитатели питерской окраины рассказывают о своей работе, своих снах, своих домах. Зачитывают же тексты тридцатых годов прошлого века: отрывки из записной книжки Константина Вагинова “Семечки”, где он собирал языковые и бытовые наблюдения, цитаты из спонтанной речи, из современных ему газет, и даже вел словник разговорной, часто маргинальной, лексики; из книги “Четыре поколения (Нарвская застава)” – истории рабочего движения Путиловского завода, поданной через интервью с рабочими об их жизни до революции и после. “Семечки” возникли во время подготовки к “Четырем поколениям”, где задачей Вагинова был сбор материала. Когда читаешь об этом опыте, как Вагинов отвечает за трансляцию чужого слова, но не занимается конечной его эстетизацией, права на нее оставлены другим, размышляешь, как удивительно эта техника похожа на современный вербатим. В каком-то плане мы действительно слышим социолект, слепок рабочего языка того времени, погружаемся в атмосферу пролетарского района. Но одновременно с этим находимся и на метауровне: мы идем не только путем рабочего – например, портнихи, чья история пронизывает спектакль, но и путем поэта, ведь наблюдения свои Вагинов черпал в прогулках по городу. Дмитрий Бреслер, филолог, автор исследований о Вагинове, один из создателей “Красного шума”, говорит о “Семечках” как о творческой лаборатории писателя. Да и спектакль сделан так, что мы, услышав вроде бы чужое слово, задумываемся о том, кто его собирал, кто остановил именно этих людей и задал им именно эти вопросы, кто решил это публично представить. Разговоры с современными жителями становятся попыткой перформативного входа в технику писателя, так что пересекаются не только временные пласты, но и реальное с фикциональным, авторское с читательским измерения. Совмещение слоев наиболее ощутимо происходит тогда, когда отрывки “Семечек” просят прочитать студентов местного технического колледжа, и далекий рабочий язык дается им непросто, так что вековая разница становится очевидна. В середине пути через дорогу от зрителей оказывается дом с заколоченными окнами, в наушниках звучит рассказ современного петербуржца, как он сгорел, и тут же – записанное артистами всего месяц назад, когда зайти туда еще было можно, описание увиденного внутри дома: рисунок обоев как следы прожитой жизни. Главными зрителями прогулки становятся, очевидно, сами участники лаборатории “Вокруг да около”, они не просто ведут экскурсию, но могут отследить мельчайшие изменения городского ландшафта. Каждый из этих спектаклей-променадов является только частью большого исследования, сделанного средствами театра.

Другим погружением в волны исторической памяти (ведь Нарвская застава – это еще и место расстрела рабочего шествия 9 января 1905 года) стал спектакль “Столкновение с бабочкой” Сергея Чехова по фантастическому роману Юрия Арабова. Арабов описывает события 1917 года с допущением альтернативного хода развития: Николай II не отрекается, едет к кузену Вили, немецкому кайзеру, – заключить сепаратный мир (Александра Федоровна предрекает: “Русский народ не простит вам мира. Он хочет войны”). Царь решается на союз с большевиками и предлагает Ленину пост премьер-министра. НЭП происходит при царе, а расстрел уготован не государю, а Джугашвили и Свердлову. Утопический диалог власти и революционеров режиссер Сергей Чехов смешивает с эстетикой Дэвида Линча, помещая Николая Романова и Владимира Ульянова – обоих играет один актер Сергей Романюк – в пространство условного лимба или черного вигвама, в место вне времени и вне реальности. Из третьего сезона “Твин Пикс” в спектакль перекочевал вопрос главному герою “Помнишь меня?”: фигура в черном (Игорь Мосюк) все время требует дать слово и говорит поочередно за разных исторических личностей. Как бы помогая Николаю II и Ленину реконструировать историю, черный человек задает вопросы из будущего: ты помнишь метрополитен имени Ленина? Помнишь Свердловск? Помнишь, что произошло в Ипатьевском доме? В своих решениях они словно должны учитывать не только ситуацию, сложившуюся к моменту, в котором они действовали, но и тот мир, который возникнет потом. На протяжении всего спектакля актер Сергей Романюк в буквальном смысле слова мечется между левым и правым флангом балкона Дома композиторов, из которого нет выхода вниз – в настоящее. Может быть, это вовсе и не Ленин, и не Николай, а условный современник, не знающий, какую правду ему выбрать и в итоге застревающий в историческом и идеологическом сомнении. Внизу же несколько перформеров периодически выходят к зрителям и фотографируют их, что-то записывая себе в смартфоны. Что – мы так и не узнаем, даже после суггестивных черно-белых видео в финале спектакля, когда зрителям предлагается расходиться. Остается чувство тревоги: кто знает, кого следующим поведут фотографироваться в Ипатьевском доме?

Помимо спектаклей, квестов и перформансов в программу “Точки доступа” вошла научная конференция “Революция в театральном пространстве” (куратор Юлия Клейман), где осмыслить изменения в сценографии современного театра, отказывающегося от сцены-коробки, пытались режиссеры, продюсеры, театроведы, культурологи. На той же Новой сцене Александринки, где три насыщенных дня шла конференция, организаторы проводили публичные встречи с художниками по поводу их работ на фестивале и вообще принципов их творчества. Полный зал людей на этих вроде бы дополнительных мероприятиях показывает, что зрителю современного театра, и в целом искусства, необходимо поле рефлексии и диалога. Обсуждение становится естественной частью художественного процесса. Повторяющейся идеей всех встреч был призыв перестать задаваться вопросом, театр это или не театр, и анализировать конкретные феномены. Может быть, это самый любопытный итог фестиваля: не зная точно, в каком пространстве ты находишься, или, будучи уверен, что ты сейчас не в театре, – ты оказываешься свободнее и способнее воспринять художественный мир другого и просто мир, в котором границы между фактом и вымыслом подчас едва различимы.

Елена ГОРДИЕНКО

  • Сцена из спектакля “Красный шум”

Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

«Экран и сцена»
№ 15 за 2017 год.