В спектакле два Пер Гюнта: юный красавец, искатель приключений в исполнении Александра Дьяконова и старик, подводящий безрадостные итоги накануне смерти – на эту роль ТЮЗ пригласил первого актера красноярской сцены Андрея Пашнина, ныне пребывающего в свободном полете. Ипостаси героя сходятся вместе в самой первой сцене, чтобы потом расстаться и встретиться ближе к финалу: в двух первых действиях на подмостках будет молодой Пер Гюнт, большую часть третьего – Пер Гюнт в летах.

Спектакль по пьесе Ибсена многословен. В его основу положен “вольный перевод Жени Беркович в сценической редакции Романа Феодори с использованием текстов Анны и Петра Ганзен, Поэля Карпа и Демьяна Кудрявцева”.

Евгения Беркович – обладательница разнообразных дарований. Она интересный режиссер, чей “Гамлет”, выпущенный в прошлом сезоне в фойе Свердловской драмы, стал событием, пусть не самым громким, но значительным (я помню, как этот резкую, максималистскую работу, отвергающую взрослый мир, почти час увлеченно разбирал Алексей Бартошевич).

Взрослый мир Ибсена – мир норвежской деревни, королевства троллей – достоин здесь лишь презрения, осмеяния, уничижительных оценок. В ход идет лексика, которую не всякий современный российский театр решится вывести на сцену, а интонации, жесты и “картинка” прочно обосновались на территории вульгарности, низкой физиологии. Иногда это оправдано сюжетом (сцена испытания Пер Гюнта королем троллей), иногда нет. Сквозной персонаж, Пуговичник (замечательная актерская работа Владимира Мясникова, играющего усталого Мефистофеля), собирающийся переплавить никчемную душу Пер Гюнта, все третье действие скитается по сцене с унитазом, ясно давая понять, в каком именно сосуде он намерен осуществлять предполагаемую переплавку.

Словесной игры на грани фола: “То один придурок бросит, то другой дебил найдет”; “Благородную троллиху обесчестил, сукин кот” и т.д. в спектакле предостаточно. Хотя имеется и довольно изощренная стилизация, когда вольный перевод из Ибсена начинает напоминать строчки русских поэтов, от Маяковского (его более всего) до Бродского. Немало и аллюзий, связанных с сугубо отечественными современными политическими и бытовыми реалиями (Евгения Беркович, как известно, человек политизированный), даже тему продуктовых санкций не обошли. Иногда все это напоминает радости студенческого капустника, кажется чрезмерным и неорганичным, пьеса, погребенная под “вольным переводом”, заметно сопротивляется. Однако виртуозная актерская работа способна оправдать подобные смыслы и добавить своих. Говорю прежде всего о Елене Кайзер в роли Ингрид, невесты, сначала уведенной Пер Гюнтом из-под венца, а затем брошенной, как ненужная вещь. Героиня и у Ибсена вовсе не выглядит жертвой. В спектакле же она – прямо-таки воплощение жлобства в юбке. Скрипучая интонация (“Па-а-аслушай, Пер Гюнт…”), как и непристойные позы, делают Ингрид отталкивающей. В гротеске Елена Кайзер чувствует себя абсолютно естественно, всё в роли оправдано блеском актерского мастерства. (До этой работы Елена Кайзер была для меня, прежде всего, главной героиней “золотомасочной” феерии Даниила Ахмедова “Алиsа”, повзрослевшей Алисой, оглядывающейся на свое детство, лирической героиней.)

Хороши и исполнители маленьких ролей (Юрий Суслин – незадачливый жених Мас Мон, Анжелика Золотарева и Денис Зыков – его родители, Ольга Буянова, Светлана Кутушева, Светлана Шикунова – три знойные пастушки как парафраз “макбетовских” ведьм), и те, чьи персонажи проходят сквозь весь спектакль. С разными нюансами, но одинаково глубоко и сердечно, в разных составах Озе, мать Пера, играют Лада Исмагилова и Елена Половинкина. Сразу три роли (Отец Сольвейг, Король троллей и Сатана) у Вячеслава Ферапонтова, все три интересны.

Замечательно найден внешний облик Сольвейг у Екатерины Кузюковой – строгой курсистки, вечной учительницы. И все же хотелось бы видеть главную героиню чуть более лиричной. Юный Пер Гюнт Александра Дьяконова красив и пластичен, но я бы пожелал артисту и режиссеру поискать в герое чего-то большего, чем только совершенный язык пластики.

Возвращающийся на сцену в третьем действии Андрей Пашнин привносит тот объем и глубину размышлений о “трагедии индивидуальности и личной судьбы” (Николай Бердяев об этой пьесе Ибсена), без которых постановку нельзя было бы считать состоявшейся. Он играет Пер Гюнта человеком думающим, бесконечно уставшим, но не сдавшимся.

Я смотрел “Пер Гюнта” дважды, и у этих спектаклей оказались два разных финала. В первый вечер Пер Гюнт находил покой в объятиях Сольвейг, вечной возлюбленной и вечной матери – в этой сцене в роли Сольвейг выходила актриса, играющая Озе. Во второй вечер все завершалось вопросами, ответы на которые можно искать бесконечно. Их Пер Гюнт–Андрей Пашнин обращал к высшему судии: кто я? зачем я? Впрочем, работу над своим “Пер Гюнтом” Роман Феодори, как видно, пока тоже не намерен прекращать.

Владимир СПЕШКОВ

Фото М.МАКЛАКОВА