Взять интервью у Павла Акимкина не так-то просто. Не только потому, что он постоянно занят: играет в спектаклях нескольких московских театров, пишет музыку, участвует в бесчисленных проектах. Павел не любит пиара, его скромность и самоирония абсолютно естественны и удивительным образом сочетаются с открытостью, неотразимым обаянием, улыбчивостью, нежностью и верностью своим партнерам. Павел Акимкин – выпускник знаменитого курса Олега Кудряшова в ГИТИСе, его соученики многое определяют в современном театре и кино. Это и Юлия Пересильд, и Евгений Ткачук, и Полина Стружкова, и другие, о которых пойдет речь в нашей с Павлом беседе.
– В жизни вашего курса важнейшую роль сыграл Театр Наций, взявший в репертуар дипломный спектакль “Снегири”, инициировавший постановку “Шведской спички” Никиты Гриншпуна. В одной из рецензий на “Спичку” известный критик написал: “в нескольких ролях Акимкин показывает высший класс мгновенных трансформаций”. Сегодня вы играете в шести спектаклях Театра Наций. Один из них – “Рассказы Шукшина” Алвиса Херманиса. Не так давно театр побывал с этим спектаклем на гастролях в Гонконге. Какое впечатление произвел на вас город и как принимали зрители?
– У нас, конечно, времени оказалось немного. Мы так и не попали в старые кварталы. Но впечатление от Гонконга очень сильное. Кажется, что город растет не вширь, а вверх. Архитектура очень красивая и современная. Когда-то Гонконг был английской колонией, и европейскость ощущается в ментальности жителей. Публика воспринимала спектакль хорошо, удивляло, с какой скоростью она читала субтитры. Приблизительно 10 процентов зала состав-ляла русская диаспора. После первого спектакля был очень живой разговор со зрителями.
– На спектакль приехал Алвис Херманис.
– Мы все были ужасно рады его повидать. Но очень волновались, не знали, как он отнесется к тому, что мы делаем, ведь “Рассказы” изменились за те годы, что мы их играем. После первого акта Алвис зашел к нам, вытер глаза и сказал, что счастлив, что этот спектакль – лучшее, что с ним произошло в Гонконге.
– Вы не только играете в “Рассказах Шукшина”, но являетесь музыкальным руководителем постановки. Вы подбирали фольклорный материал, учили артистов его осваивать. Два спектакля Театра Наций “Fарс-Мажорный концерт” и “Песни военных лет” поставлены вами.
– Мои умения сводятся скорее к тому, чтобы организовать действие на площадке. Обе работы сделаны командой: мне помогали Роман Шаляпин, Артем Тульчинский и Юля Пересильд.
– В 60-е годы студенты Георгия Александровича Товстоногова с громадным успехом играли спектакль “Зримая песня”. То, что они делали, сродни вашим работам. Каждая из песен Блантера, Вайля, Кима, Окуджавы оказывалась маленьким спектаклем. В те годы мы видели Марселя Марсо, Жана-Луи Барро, и не случайно в “Зримой песне” было много пантомимы. Ваш подход к шлягерам 60–70-х, разумеется, отличается, вы вносите в исполнение свое отношение к текстам, иронию, смеетесь над трескучим пафосом, ура-патриотизмом, но принцип песни-спектакля сохраняется.
– “Fарс-Мажорный концерт” родился из личного “задела”. Юлю Пересильд нередко приглашали спеть в концертах, и у других были свои номера. Постепенно стало очевидно, что песни легко раскладываются на нашу компанию. Я мог подыграть на баяне, Артем Тульчинский – на балалайке. Евгений Витальевич Миронов дал нам карт-бланш. К нам присоединились музыканты. Это спектакль-импровизация: меняются темы, номера переставляются местами. Мы отказались от конферанса. Важную роль играет Роман Шаляпин, он читает между песнями свои стихи. “Концерт” редко идет, и это очень обидно. Последний раз, кажется, мы нашли идеальную форму: теперь каждый спектакль играем как юбилейный. И, одновременно, как прощальное выступление. Это дает особый азарт и драйв.
– “Песни военных лет” также рождались спонтанно?
– Спектакль сочинялся к 70-летию победы. Возникла идея совместить песни и Седьмую симфонию Шостаковича. В спектакле нет никакой сюжетной канвы, но это сознательно. Тут важно избежать театральщины, хорошо спеть, не нарушить атмосферы песни, придать ей какие-то сегодняшние интонации.
– Перейдем от ретро-песен к ретро-футуризму. “Цирк” Максима Диденко предлагает принципиально другое отношение к прошлому. Это масштабное шоу, где монтаж аттракционов и трюков довлеет над сюжетом и смыслом. Актеры нужны как стаффаж в живописи. Правда, роли, и в частности ваш Мартынов, сделаны необыкновенно стильно. Как вы чувствуете себя в пространстве “Цирка”?
– Мне в нем комфортно. Когда заканчивается работа, всегда думаешь, что ты приобрел? В первую очередь, прекрасную физическую форму. Низкий поклон постановочной группе. Мне очень нравится музыка Ивана Кушнира. С Максимом интересно работать. Есть режиссеры, которые подробно работают с актерами, а есть такие, как Диденко, ему важен визуальный ряд, пластическое решение, и ты помогаешь ему воплотить замысел. Но что мне больше всего нравится в его работе – это железная дисциплина.
– Главный режиссер вашей жизни – Владимир Панков. Он определил вашу судьбу. Как вы познакомились?
– Мы оказались вместе в фольклорном ансамбле “Ветка”, встретились, когда я был на четвертом курсе Гнесинки. Я не знал, что делать дальше. Он мне сказал: в этом году набирает курс Олег Львович Кудряшов. Я был совершенно не готов. По характеру похож на тюленя, которого нужно все время подталкивать. Я был парнем, играющим в футбол на заднем дворе. Проскакивал на обаянии.
– Но вы закончили Гнесинское училище по специальности “дирижер народного хора”. И жизнь показала, что этот опыт оказался полезным.
– Просто в Гнесинке у меня были настолько прекрасные педагоги, что волей-неволей я что-то важное впитал от них. Первые два года в ГИТИСе я не очень понимал, что я делаю. Смотрел на себя со стороны и сам себе не нравился. Когда я был на четвертом курсе, Володя создал Студию SounDrama, позвал меня в спектакль “Переход”. Вся техника, которая у меня есть, избавление от страха сцены, все – благодаря Панкову, ученику Кудряшова. И по-настоящему я освоил метод и уроки Олега Львовича в работе с Володей.
– Как бы вы определили этот метод?
– Все вроде просто: чувствуй пространство, слушай музыку – очень понятные вещи. Музыка – жесткая форма, она организует, структурирует. Даже на уровне мышления. Когда ты находишься в постоянном тренинге, свобода рождается от того, что ты контролируешь себя в ходе процесса. Наступает момент, когда ты можешь себя отпустить, потому что все идет правильно.
– Вы заняты почти во всех проектах Владимира Панкова: от ранних до последней премьеры “Старый дом” в ЦДР, который Панков возглавляет. Вы сыграли у него Ромео (в спектакле Театра Наций), Джорджа в “Войне” (совместный проект Чеховского и Эдинбургского фестивалей) и многое другое. Какой спектакль стал самым дорогим воспоминанием?
– Трудно сказать. Наверное, “Гоголь. Вечера”.
– Хореографом “Вечеров” был Сергей Землянский. Как вы оказались соавторами?
– Володя Панков предложил Сергею поставить свой спектакль в Студии SounDrama. Я подбросил ему сюжет – “Опасные связи”. Вот тогда он мне сказал: “Напиши музыку”. Я только что купил себе компьютер, и мне хотелось попробовать что-то сделать, используя музыку Пёрселла. Это была проба. Позже возникли спектакли в Пушкинском театре – “Материнское поле”, “Жанна Д’Арк” и “Дама с камелиями”. Володя Моташнев стал автором либретто. Мы с Сергеем Землянским работаем параллельно: я накидываю темы, Сережа показывает свое видение той или иной сцены, я – свое. И очень часто мы совпадаем, музыка и ее воплощение срастаются. Так было и в Ермоловском театре, где мы делали “Демона” и “Ревизора”, и в театре “Гешер”. В феврале в Тель-Авиве мы выпустили с Сергеем “Макбета”. Сейчас ему предложили поставить спектакль с профессиональными танцовщиками. И там будет оркестр.
– Вам нужно написать партитуру?
– Да. Вот уже полгода я учусь это делать. У меня ведь нет композиторского образования, есть только нюх и опыт работы в десяти общих постановках с Сережей. Набираюсь багажа.
– Одна из последних работ – “Синяя синяя птица” в Театре Наций. Признаюсь, что ненавижу ростовые куклы. Я видела немало детских утренников, где актер влезает в костюм, врубается фонограмма… И дальше – трава не расти. Но ваш медведь Тидель меня очаровал. Впервые вижу такую тонкую работу. И очень душевную, теплую. Как это – играть, “не видя себя”?
– По счастью, есть другой состав, и ты можешь из зала посмотреть, как выглядит твой персонаж со стороны.
– Видела вас в “СтихоВаренье” Юлии Пересильд, созданном ею в благотворительном фонде “Галчонок”. Чувствуется, что вы с удовольствием играете для детей.
– Пока мы не играем “СтихоВаренье”, к сожалению. Что же касается детских спектаклей… Мне кажется, нужно тратить все силы на то, чтобы ребенок вырос с открытыми глазами. Не прятать, не уводить от реальности. Чтобы его окружали люди, которые не боятся выразить свое мнение. Я стал больше читать, чтобы мне было, что ответить сыну, который все время задает вопросы.
– О чем мечтаете?
– Да вроде все есть. У меня прекрасная жена, сын растет. Хотелось бы делать такие спектакли, когда ты каждую секунду удивляешься тому, что происходит на сцене. Спектакли содержательные, но обязательно поднимающие над обыденностью. Чтобы людям хотелось продолжать жить.
Беседовала Екатерина ДМИТРИЕВСКАЯ