В Большом театре прошли гастроли одной из лучших танцевальных трупп мира NDT 1.
Нидерландский Театр Танца в России знают хорошо, его гастроли для российского зрителя всегда служили чем-то вроде окна в Европу. Впервые компанию из Гааги наша страна увидела еще во времена СССР, в 1985 году. Представленная театром программа оказалась настоящим откровением, не в последнюю очередь благодаря личности постановщика спектаклей Иржи Килиана, славянина, сумевшего адаптироваться в пространстве западноевропейской культуры и ставшего одним из символов хореографии ХХ века. Работы Килиана были подобны глотку свежего воздуха и давали понять: до каких невообразимых высот техники и духовности может подняться (в нашем отечестве не то, что непризнанный, но попросту не существующий) современный танец. Затем состоялись следующие масштабные гастроли театра в 1997 и 1998 годах, а год спустя в рамках фестиваля DanceInversion маэстро Килиан провел мастер-класс. Это были уже другие времена, страна наверстывала упущенное, и россияне, как теперь стали называться бывшие советские люди, оказались отчасти подготовлены ко встрече с великим – теперь уже все это понимали – хореографом. Тем не менее, такие шедевры Килиана как “Маленькая смерть” и “Шесть танцев” произвели ошеломляющее впечатление и подтвердили сокровенную мысль, что современный танец – дитя свободы, которой волюнтаристски пропитано все творчество хореографа и которую он выбрал 30 лет назад. Более всего в его спектаклях поражала та божественная легкость, с которой он выражает лежащие на грани сакрального замыслы. Килиан вошел в кровь отечественных почитателей современной хореографии и стал чем-то вроде шкалы, по которой замерялось искусство модерн данс.
Новые руководители NDT (дуэт хореографов Соль Леон – Пол Лайтфут), чьи работы Москва тоже видит не впервые, продолжают традиции, заложенные Килианом. Дебютная встреча российского зрителя с этим тандемом состоялась в 2011 году в спектакле Дианы Вишневой “Диалоги”, где балерина в паре с Андреем Меркурьевым исполнила мини-балет Леон и Лайтфута “Объект времени”, поставленный лет за десять до того, как его включила в свой репертуар российская прима, и посвященный умершей подруге хореографов. Спектакль произвел яркое впечатление мистической красотой и мощной витальной энергией, вопреки тому, что шутливый поначалу танцевальный поединок солистов перерастает к финалу в “пляску смерти” и завершается уходом одного из них в небытие.
В рамках нынешних гастролей творчество Леон и Лайтфута можно было рассмотреть круп-ным планом. Авторство четырех из пяти привезенных спектаклей принадлежит им. Труппа NDT под их руководством не только не стала хуже, а даже выросла. Ее танцовщики, кажется, могут всё и в руках тотально изобретательных Леон и Лайфута блестяще демонстрируют свои многообразные умения. Но это уже совершенно другой театр, чем во времена Килиана, к чему надо привыкнуть, абстрагировавшись от ностальгии, и к чему Соль и Пола, судя по их интервью, призывает и сам мастер.
Впрочем, коренные принципы NDT остались неизменными. Это по-прежнему серьезный и глубокий театр, чуждый моды и сиюминутности, апеллирующий к вечным темам, отличающийся имманентной сосредоточенностью. Спектакли Леон и Лайтфута – в меру абстрактны, в меру конкретны. В них заложена внутренняя интрига, которая развивается не линейным путем, а через сеть различных отсылок, ассоциаций и комментариев, благодаря чему у каждого зрителя рождается собственный сюжет.
В первом из показанных на гастролях спектаклей “Sehnsucht” (“Томление”) на музыку Бетховена мужчина и женщина помещены в тесное пространство куба, с одной стороны, ограничивающего их движения, с другой – дающего толчок фантазии хореографов к сочинению композиционно замысловатых дуэтов и соло. Периодически исполнители загадочно исчезают через некие потаенные лазейки геометрической фигуры. К тому же куб постоянно меняет положение, и исполнители оказываются то на потолке, то на стене, ощущая себя в любом положении равно непринужденно. Технические трюки и иллюзии здесь выступают на равных с креативной хореографией и безупречным исполнением артистов, чей танец поддерживается находящимся вне стенок куба слаженным кордебалетом. Эти балансирующие взаимоотношения – двое в замкнутом пространстве и масса за его пределами – можно прочесть как метафору человеческой жизни, где индивидуум всегда противостоит многолюдству и остается один, даже пребывая вдвоем. Во всяком случае, посыл авторов, посвятивших спектакль своим родителям, носит не бытовой характер. Как и другие спектакли хореографов. Например, “Schmetterling” (“Бабочка”) также рассматривает взаимоотношения двоих, очевидно, матери и сына, но говорит о них с большой долей юмора, придающей балету легкость. Одиннадцать исполнителей то серьезны, то беззаботно шаловливы, то лирически сосредоточенны, то словно пародируют самих себя. И опять же, постановщики, выступающие здесь и сценографами, с фантастической изобретательностью работают с пространством. Они то сжимают его до размеров маленькой темной арки, поглощающей человека, то раздвигают до космических широт, делая фигуры танцовщиков крохотными на фоне бескрайнего облачного неба. Здесь вновь важны “уходы” исполнителей. Иногда они исчезают в черных вратах арки, как за створками крематория, иногда покидают сцену, водя веселые хороводы в партере зрительного зала, иногда красиво растворяются за линией горизонта.
В “Shoot the moon” (“Выстрел в Луну”) на музыку Филипа Гласса Соль Леон и Пол Лайтфут вновь предлагают зрителю задуматься о тленности всего сущего, в данном случае любовных взаимоотношений. Для этого хореографы используют экран, дающий круп-ные планы (артистов, фрагментов оформления или просто руки, тянущейся к дверной ручке) и выстраивают на сцене вращающийся павильон, разделенный стенами на три совершенно одинаковые комнаты, в каждой из которых абсолютно разные пары влюбленных. Все три страстных дуэта отличаются психологической и пластической сложностью. Двери в перегородках приоткрыты, и сквозь них всегда можно выскользнуть в другую жизнь или вообще улизнуть через окно, за которым иной, манящий мир. Характер танца тут меняется постоянно, рваные резкие дерганые движения вдруг обретают округ-лость и мягкость и словно разливаются в красивом дуэте. Эксцентрику сменяет лирика, лирику гротеск. Иногда танец становится столь стремительным, что мы видим только мельканье рук, мельканье ног, а потом вновь любуемся красотой плавных дуэтов и соло.
Но своего пика изобретательность и эмоциональная многоплановость достигают в спектакле “Stop-motion” на музыку Макса Рихтера, композитора многих известных фильмов, в том числе и знаменитого анимационного “Вальс с Баширом”, удостоенного многочисленных кинонаград. Название спектакля также позаимствовано из мультипликации. Стопмоушн (покадровая анимация) можно назвать первым, насчитывающим почти столетнюю историю, спецэффектом в синематографе.
Семь танцовщиков то замирают, как в стоп-кадре, то рапидно растягивают движения, то стремительно несутся по кругу, как ускоренное изображение на экране, или пускаются в обратную сторону (спиной вперед), как при отмотке кинопленки назад. Постановщики также вводят в контекст спектакля фильм-монолог, который произносит их дочь Сора. Но все эти кинонаходки служат только склейками и удачным фоном для главного – энергетически мощного, выразительного танца исполнителей, покадрово складывающегося из великолепных соло, красивых дуэтов, эффектных трио. Посвящение дочери делает этот балет Соль и Пола очень личным и, пожалуй, самым эмоционально захватывающим из четырех представленных работ. Начатый обыденно – танцовщики стоят посередине, как во время класса, завершается он также по-рабочему. Скручиваются обрамляющие сцену экраны, обнажая заднюю стену, опускаются софиты, и зрителю дают понять: театр и кино – только иллюзия, но, судя по тому, что было показано – прекрасная.
Помимо своих собственных постановок Леон и Лайтфут привезли в Москву “Solo Echo” (“Одинокое эхо”) канадки Кристал Пайт (с 2008 года приглашенный хореограф NDT), сотрудничавшей со многими знаменитыми компаниями, среди которых франкфуртский Балет Уильяма Форсайта и Куллберг Балет.
Спектакль, поставленный на музыку Брамса и вдохновленный стихотворением “Зимние строки” Марка Стренда, сопровождающийся элегичным кружением снежных хлопьев и скольжением исполнителей по сцене, органично вписался в гастрольную программу NDT еще и своим названием, начинающимся с буквы “S”. По каким-то загадочным причинам именно с нее начинаются заглавия большинства постановок хореографов. Возможно, секрет прост, и дело тут в начальной букве имени Соль или их дочери Соры. Но доля таинственности искусству еще никогда не вредила.