Шум и яркость

Фото Marc Brenner

Фото Marc Brenner

Звучит энергичная электронная музыка. По креслам, полу, потолку и лицам зрителей почтенного лондонского театра Drury Lane скользят синие лучи. Капельдинеры, держа в руках таблички с напоминанием о запрете съемки и просьбой отключить звук на телефонах, зажигательно танцуют в проходах. Так, еще до открытия занавеса, начинается спектакль Джейми Ллойда «Много шума из ничего».

Эта веселая дискотека продолжится и на огромной пустой сцене, усыпанной розовыми лепестками-конфетти. Все декорации, придуманные Сутрой Гилмур, сводятся к большому воздушному шару в виде красного сердца и к десяти стильным голубым стульям, которые то в ряд, то в два, то параллельно, то перпендикулярно рампе, выставляют актеры. Герои, одетые художницей в яркие, блестящие костюмы, много танцуют, поют, улыбаются, шутят, радуются друг другу и восхваляют любовь. Молодой Клавдио в исполнении Джеймса Фуна теряет голову, и без того не слишком отягощенную мыслями, от одного лишь взгляда на раскрепощенную Геро (Мара Хуф). Стремительность их помолвки в этом легкомысленном мире не кажется странной, как не вызывают удивления шутки с акцентированным сексуальным подтекстом и чувственные танцевальные движения (хореограф Фабиан Элоиз).

Вторая чета влюбленных, Бенедикт и Беатриче, старше, им около сорока. И музыка, которой наполнен спектакль, это хиты их юности – от Beastie Boys до Backstreet Boys. Том Хиддлстон, на появление которого публика реагирует как на выход рок-звезды, мог бы, пользуясь популярностью и природным обаянием, строить роль на давно отработанных в кино приемах. Или просто с выражением произносить текст. Или красиво ходить по сцене. Зрители, кажется, позволили бы ему все – но сам он себе такого не разрешает. Хиддлстон самозабвенно ныряет в кучу лепестков, играючи рушит и сразу же снова возводит четвертую стену, и даже мультяшно проваливается в люк. Но его Бенедикт шире и интереснее очаровательного закоренелого холостяка – он еще молод и полон энергии, а найти ей применения не может, жаждет смыслов. Точно также, как и Беатриче в замечательной трактовке Хейли Этвелл. Язвительная интеллектуалка, страстная красавица, и… страшно испуганная собственной нежностью женщина. Они веселятся и пляшут, но сквозь циничное, остроумное и самоуверенное отрицание брака просвечивают одиночество, растерянность. Они знают, что в следующий раз их, «скучных взрослых», на вечеринку уже не позовут.

Эта любовная пара едва не становится треугольником. Принц дон Педро (Джеральд Кид), как бы в шутку предложив девушке руку и сердце, огорчается ее отказом вполне всерьез. Он азартно участвует в дальнейших розыгрышах, но иногда замирает, будто задумываясь, не пора ли и ему уйти с танцпола.

Меланхолия дона Педро – один из тревожных звонков, прорывающихся сквозь розовый шум вприпрыжку бегущей комедии. Другой – маски на балу-карнавале: смешные и нелепые, но вместе с тем жутковатые, как порождение горячечного бреда, полуночного кошмара, похмелья. И ко второму акту безоблачная чепуха обнаруживает себя у порога мрачной трагедии. Меняется свет (художник Йон Клэрк) – и радостный весенний ковер из конфетти выглядит выцветшим, поблекшим, жалким. Чары в один миг рассеялись. Ведь эта пьеса, в самом деле, не про путаницу и интриги, а про иллюзию и обман, про фальшивое, выдаваемое за искреннее, и всеми силами скрываемое настоящее.

Исступленная энергичность героев оборачивается темной стороной. Клавдио и Геро пылко бросают друг другу убийственные обвинения во лжи. Отец невесты, забавный пожилой гедонист Леонато (прекрасная работа Форбса Мэссона), одним шагом-монологом становится в ряд трагических шекспировских отцов – с Лиром и Шейлоком. Текст Шекспира звучит до боли современно: Леонато готов поверить не любимой дочери, а малознакомому человеку – лишь потому, что его поддерживает сам принц. И, разумеется, потому, что он мужчина.

Конечно, все кончится счастливо, влюбленные поженятся, хитрые завистники будут посрамлены и на сцене снова воцарится блаженный розовый мир. Загрустившего дона Педро втянут в финальную джигу, а на зрителей сбросят очередной килограмм конфетти.

Режиссер Джейми Ллойд, убрав из пьесы побочные линии, поставил темпераментный спектакль, завуалированный под забавный пустячок со звездой в главной роли. Но есть в нем кое-что еще, куда серьезнее – напоминание о хрупкости чувств, о том, как легко разрушить и сложно заново обрести доверие, о зыбкости и мимолетности молодости, о том, что человеку все еще нужен человек.

Зоя БОРОЗДИНОВА

«Экран и сцена»
Март 2025 года.